Таня Танк - Девианты
— Все, я побежал. А номерок никому не давай, ладно? По этому смотрону только я тебе буду звонить, поняла?
— У тебя взъерошилось, — и Зина задумчиво провела пальцем по широким бровям Димона. — Можешь зайти сегодня вечером. Я картошки пожарю…
Филатов довольно мотнул головой и поскакал вниз по лестнице.
* * *Выпроводив Кузьмина, Яна набрала номер Серовой:
— Я чай хороший заварила, загляни на чашечку.
Светлана неохотно поднялась из-за стола. До обеденного перерыва ей кровь из носу надо сдать на верстку три полосы, и никто за нее этого не сделает. Поэтому, если она сейчас пойдет чаевничать с Яблонской, наверстывать упущенное ей придется в обеденный перерыв. Неужели Яна этого не понимает? Конечно, как ей понять, когда у нее всех забот — с утра навтыкать подчиненным, а затем вплоть до четырехчасовой оперативки раствориться в просторах «Одноклассников»…
— У тебя голова не болит? — встретила Яблонская Серову. — Нет? Значит, не магнитные бури. Значит, это Кузьмин меня довел. Ты бы слышала, как он тут меня жизни учил! Покайтесь, говорит, перед коллективом, отзовите распоряжения по депремированию…
— А ты и правда хочешь всем снять премии?
— Я что, похожа на клоуна? Если я что-то говорю — значит, я это делаю.
— Но ты снимаешь серьезные суммы. Причем, у всех. Могут быть последствия…
— И не у всех, а только у провинившихся! Например, к тебе и к Колчиной у меня нет никаких претензий, так что получите премию в полном объеме. Все по справедливости.
— Ну, тогда и меня надо депремировать, — усмехнулась Серова. — Я грешным делом тоже пару раз в неделю захожу на воман. ру.
— Да ради Бога, Свет! — рассмеялась Яблонская. — Что позволено Юпитеру, не позволено быку. Я тоже изредка похаживаю на «Одноклассники». И что теперь? Мне себя тоже депремировать?
— По логике — да. А то какие-то двойные стандарты получаются.
— Свет, — Яблонская вгляделась в лицо Серовой. — Что с тобой сегодня? Я тебя не узнаю.
— Плохие предчувствия. Мне кажется, назревает какой-то взрыв. Не надо каяться перед коллективом, просто отмени распоряжения. Типа, ты всех прощаешь. Неужели они так много трафика перерасходовали? Наказание неадекватно проступку.
— Свет, ты ничего не поняла, что ли? — Яблонская снисходительно улыбалась. — На трафик мне плевать, если честно. Я не из своего кармана за него плачу. Дело в другом…
— Ну, так бы сразу и сказала, — пробормотала Серова. — То есть, ты наказала людей рублем за то, что они где-то посмели выразить свое мнение о тебе. Так?
— Да, так, — с вызовом отвечала Яблонская. — Ну и что? Должна же я заставить их прикусить свои поганые языки!
— Да не прикусят они их! Еще больше негатива пойдет. Только теперь они станут поосторожнее. Заведут другие ники, будут выходить на форум из дома, из Интернет-кафе…
Яблонская молча потянулась за чайником. Перспектива, нарисованная Серовой, как-то не приходила ей в голову. Она-то думала, что выкорчевала бунт с корнями…
— И самого-то главного заводилу ты все равно не поймала, — продолжала Серова. — Ну, сорвала ты маски с мелких сошек, а этот… как там его? опять ушел.
— Это да, — протянула Яблонская. — Но я его все равно поймаю!
— Как? Это невозможно.
— Ну конечно — невозможно! — высокомерно парировала Яблонская. — Есть у меня один пацанчик знающий. Приплачу ему — он мне все пароли-явки вычислит. Ты не представляешь, до чего сейчас дошел прогресс!
— Прогресс — это да, это сила, — чрезвычайно вежливо отвечала Серова. — Но неужели тебе охота тратить время на эти преследования и разоблачения? Есть куда более простой и правильный путь…
— И какой же?
— Изменить отношение к подчиненным. Корикову и Кузьмина отпустить в свободное плавание. Они отлично самоорганизуются, и газета от этого будет только в плюсе. Рыкову с Колчиной мягко, но твердо наставить на путь истинный. Ростунова замотивировать как-то — а то он за последний год словно исписался. А Крикуненко, я думаю, предложить уйти на пенсию. Самомнение там ого-го, а КПД низковат. Также сомнительна ценность для редакции Вопилова…
Яблонская смотрела на Серову, словно не веря своим глазам.
— Я считала тебя своим человеком, но ты, похоже, человек Кузьмина, — наконец, насмешливо произнесла она.
— Ян, ну перестань, — терпеливо отвечала Серова. — Ты знаешь, как я тебя ценю и уважаю. Если бы я относилась к тебе иначе, то не говорила бы всего этого. Пошла бы с ребятами в курилку и обсудила бы тебя по полной программе.
— Не понимаешь ты меня, Свет, — с горечью в голосе констатировала Яблонская. — Я тебе одно — ты мне другое. Говорю тебе — хочу изловить этого Кэп Грея…
— Да забей ты на него. Перемени отношение к людям, и он исчезнет. Ему просто нечего станет писать.
— Ты об этом так уверенно говоришь, словно договорилась об этом с Антошей! — фыркнула Яблонская.
— Да ни при чем тут Кузьмин…
— Ну-ну, мне все известно. Думаешь, я не знаю, что Кэп Грей — это он? Думаешь, я просто так ему срезала премию на сто процентов? Я бы его вообще по статье выкинула, но у меня пока нет никаких доказательств, что это он… Кстати, знаешь, что он мне сегодня заявил? Что напишет заявление! Вот напугал!
— Антон уходит? — тревожно переспросила Серова.
— Ну, пока я его не отпустила. Знаешь, я как-то иначе представляла себе наше расставание…
— Ян, надо удержать его! — горячо заговорила Светлана. — Сначала он уйдет, потом Алинка, и с кем мы будем газету делать? Кузьмин и Корикова — это лицо «Девиантных», без них мы…
— Для меня нет звезд, — перебила ее Яблонская. — Есть редакторы: я, ты, Олег. Это значимые творческие единицы. А все остальные — просто картриджи. Многие эффективные менеджеры считают, что необходима постоянная ротация кадров…
— Картриджи?! — словно не веря своим ушам, тихо переспросила Серова и тут же рассмеялась: — Это ты сама придумала? Классно. Мне бы и в голову такое не пришло.
И обе расхохотались: Яблонская — с торжеством, а Серова — скорее, истерически.
Из кабинета начальницы Светлана вышла в твердой решимости сходить на обед. И обязательно в город. А полосы подождут.
* * *У Рыковой было прекрасное настроение. Жизнь в лице Филатова преподнесла ей большой сюрприз. Ну кто бы мог подумать, что Димон такой… такой… ну, как бы это сказать? А Колчина, конечно, дура, раз не оценила такого парня.
— Это же уму непостижимо! — пробормотала себе под нос Зина и начала один за одним разгибать пальцы, припоминая события минувшей ночи.
Когда пальцы на левой руке закончились, она задумалась: стоит ли считать за полноценный раз тот молниеносный заход, который случился под утро? Но тут же решила — а почему бы и нет? — и уверенно разогнула мизинец правой руки.
С гадливостью вспомнила она толстозадого Александра Анатольевича и пузатого Илью Михайловича. Эх, может, из-за таких, как они, она и записала себя в холодные? Выбирала бы тех, к кому лежала душа — глядишь, ночь, подобная сегодняшней, случилась бы намного раньше…
— И много ли я выгоды извлекла из депутатского значка Александра Анатольевича, его «Порш Кайенн» и четырехэтажного особняка в Подмосковье? — бормотала Зина, подводя итог своей бурной молодости. — Я-то много ли получила? Четыре-пять шмоток из бутика? Ну и где они? Давно потеряли актуальность, и списаны племяннице в Чебоксары. Поездка на Кипр? Ах, мой милый Августин, все прошло, прошло, прошло… Что еще? Ужины в пафосных заведениях? Но от фуа гра у меня разболелась поджелудочная, а после дегустации пятнадцати видов роллов три дня рвало. Ну, какие еще были резоны терпеть около себя это надутое, самовлюбленное убожество с повышенными требованиями и при этом с весьма скромными физиологическими возможностями? Да, он снимал мне квартиру. Но не купил же! Идем дальше. Был ежемесячный пенсион. Но на что он уходил? Мартини, сигареты, новые духи, солярий, косметолог… И каков же чистый остаток? На счету — ноль целых ноль десятых. Молодость разменяна на бирюльки…
Зина открыла кошелек и пересчитала деньги. До зарплаты оставалось три дня, а вся ее наличность составляла всего двести рублей. М-да…
— Как же я забыла! — Рыкова ударила себя ладонью по лбу. — Сегодня уже седьмое, а Карман — ни гу-гу. Что ж, пойду освежу ему память…
Гендиректор встретил ее хитрым прищуром и шкодливой улыбкой. Около него лежала гора фантиков.
— Присаживайся, Зиночка, — и он подвинул к ней стул. — Великолепно выглядишь. Ты, наверно, за бонусом?
Так между собой они называли плату за молчание.
— А за чем же еще? — развязно бросила Зина, смутно почуяв подвох.
— Ты знаешь, я очень ценю твою креативность и прекрасный художественный вкус… Нет-нет, не скромничай, это действительно так. Иначе бы ты не сделала столь профессиональные фотоэтюды. Но… условно говоря, я больше не готов это оплачивать.
