Ласло Варгаши - Котёл
— Побили, поцарапали наших хлопцев, у меня душа болит, Фиктор Федорович. Если вы меня никогда не жалели, то хоть их пожалейте. Хиба мы полицейское государство- Кто в этом виноват- Накажите со всей строгостью. Пусть все видят: вы к этому побоищу не имеете никакого отношения. Я обзвоню всех послов и скажу: Виктор Федорович непричастен. Он президент — демократ. Так и скажу: демократ, сук буду.
— Хочешь сказать: сука буду?
— Приблизительно так.
— Тогда заготовь указ.
— О чем Указ?
— Об освобождении мэра Киева Попова от обязанностей мэра и увольнении министра МВД Киева Прошибайло с должности начальника киевской полиции.
— Благодарю, благодарю, как я рада! — причитала Анна Герман, радуясь в душе, что глубже закопала изменника.
Бандеровцы с восторгом встретили эти два Указа президента и тут же заняли киевскую мэрию, хорошо обустроились на нескольких этажах и объявили: здесь создан штаб революции. У входной двери, разбитой теперь, выставили собственную бандеровскую охрану. Все кабинеты не стали занимать, но на следующий день сотрудников мэрии пропускали при предъявлении удостоверений для того, чтобы они могли выполнять свои обязанности.
Мэр столицы Попов ознакомился с Указом, едва этот Указ был подписан и скопирован всеми посольствами, размещенными в Киеве и ушел, как говорится, не солоно хлебавши. Президенту дозвониться не смог, поэтому связался с начальником милиции города, и тот сообщил, что уволен. Перестарался.
Вся Украина вместе со своими слугами, депутатами Верховной Рады, проснулась в этот день и была шокирована мощным потоком информации собственных телеканалов, радио каналов отечественных и зарубежных. Такого еще не было. Невинного борца за незалежность Украины, участника мирной демонстрации до полусмерти избили работники милиции. Куда смотрит президент, зачем смотрит президент. В Галичину полетели тысячи телеграмм: срочно всем выезжать в Киев на народное вече — и мал и велик.
Едва часы ударили десять, на трибуну Верховной рады вскочил Кролик. Еще никто не открывал заседание, а Кролик уже танцевал и рычал на весь зал так, что все содрогались.
— Убийство! Убийство! Янукович убивец. Вся Украина уже знает, весь мир уже знает, дружественная нам страна Америка, великая страна, наша покровительница и заступница от москалей знает, а вы не знаете. Позор вам, депутаты от партии регионов, то бишь, президентской партии! позор! позор! позор!
Депутаты растерялись. Сто восемьдесят депутатов от партии Януковича опустили головы, а остальные не могли двинуться с места. Да и не на кого было двигаться. Но партия Тянивяму, партия бандеровцев стала скандировать: геть москалей, геть, геть!
Кролик снова возбудился, попытался рвать на себе волосы, но только расцарапал лысину. Струйка крови потекла по лицу.
— Убивцы! Президент убивец, а-а-а-а! И его партия все, все убивцы.
— Кто хочет сказать слово, выходи.
Инна Богословская подняла руку и посеменила к трибуне под всеобщее шипение.
— Уважаемые господа депутаты, неуважаемый Виктор Федорович! Если вы меня слышите, то я на весь зал, на всю Украину, на весь Евросоюз и на всего Бардак Омаму заявляю, осуждаю и покидаю вашу партию, которая запятнала себя народной кровью. Что если бойцу за свободу, бендеровцу Носку отрежут палец, что если ему…, слава ему, слава, слава! придется делать пластическую операцию-! Это недопустимо. Партия, в которой я состояла, эта партия впервые запачкала себя кровью героя, я выхожу из этой партии. Кто последует моему примеру, поднимите руки!
Виноватые депутаты еще ниже опустили головы, но руку поднять, никто не решился. Председатель партии Ефремов, пользуясь всеобщим замешательством, незаметно покинул зал и направился к президенту.
В это время на улице Грушевского бандеровцы вступили в первый бой с силовиками. Силовики стояли вплотную друг к другу в четыре шеренги, вооруженные дубинками. В них стали кидать бутылки с зажигательной смесью и одежда на многих бойцах загорелась. Силовики озверели, схватили дубинки и ринулись на бандеровцев. Те струсили и побежали. Кто-то из них упал и разбил колено. Тут же явилась «Скорая», подобрала Героя и увезла в больницу.
Этот вопиющий случай тоже был размалеван и передан по всем каналам Украины и Евровидения. Посыпались звонки президенту. Первой позвонила верховный комиссар, кривоногая красавица Кэтрин Эштон.
— Шьто Виктория ти дэлайт? Убивайт? Мирных демонстрантов убивайт? Ти есть фашист? Будэт санкций. Твой счета зарубеж чик-чик. Твоя понял- Я еду на Украинишэ.
Виктор Федорович чуть не заплакал. Он стал извиняться, просить прощения, сказал трижды: виноват, но в трубке раздавались гудки: красавица Эштон не желала его больше слушать.
— Вот, я тебе говорил, — сказал Квасневский, — убери эту милицию к черту. У нас в Польше никакой милиции нет, народ свободно выходит на демонстрации, выражает свою волю.
— Я согласен. Только что мне делать дальше- Путину что ли позвонить?
— Сохрани Боже, О, матка боза! — начал сокрушаться Квасневский. — Ты же западник, европеец, цивилизованный человек, ну сделал уже одну непростительную ошибку, отказался подписать соглашение об ассоциации с Евросоюзм, но не делай вторую, еще более грубую ошибку. Зачем тебе звонить в Россию- Да Россия враг запада. И Америки. Это агрессивная страна, а Путин, только между нами, узурпатор. Зачем ему звонить? Я тебе дам лучший совет. А завтра приедет красавица Эштон, уж она-то мастер в таких делах. Куда там Путину до Эштон. Да у нее зубы, как у пантеры. Достаточно одной улыбки, чтоб в штаны наложить.
— Правда, что ли? А что я буду делать завтра? Она меня сожрет. Ты, Квасневский, не оставляй меня одного. И вообще, будь моим советником на период революции. Она должна скоро кончиться, и я тебя приглашу в баньку, а там клубничка, как, а?
Вошел, запыхавшийся Ефремов.
— Виктор Федорович, беда. Пролилась кровь. Во время захвата киевской администрации один бандера по фамилии Сапка поцарапал щеку и палец. Несколько капель крови потерял храбрый боец. Все телеканалы Украины, Европы и Америки трубят об этом всю ночь, все утро и весь день. Они винят вас. Называют вас убийцей. Инна Богословская в знак протеста вышла из нашей партии.
— Несколько капель крови, ты говоришь? Да вся революция не стоит одной капли крови, а ты говоришь несколько капель. О, Боже мой! Я действительно убийца. Завтра прилетит Эштон с зубами львицы. Да она меня сожрет. Хотя, постой, постой. Не я же отдавал приказ царапать палец бойцу. С меня взятки гладки. Это же Попов виноват. Инцидент произошел в Киеве, а кто мэр Киева? Попов. Пусть он и отдувается. Уже отдувается: я его сегодня утром уволил. Аннушка, где ты? Заготовь еще один указ о снятии Попова с поста мэра столицы. Я его тут же подпишу. И начальника милиции тоже. Прохвосты. Говорят, бандеровцу и личико поцарапали, ах ты Боже ты мой! Еще этого нам не хватало!
— А я уже заготовила второй раз, — сказала Анна Герман и положила папку на подпись президента.
— Погоди, погоди. А начальника милиции города Киева- на него тоже такой указ распространяется. ОН уже был подписан?
— Вторично, вторично, а то подумают: ошибка.
— Ну и помощник у тебя, — сказал Квасневский. — У меня такого не было.
Мэр Киева Попов уже узнал, что он уже не мэр, и не стал знакомиться с Указом второй раз.
Мэр знал, а президент не знал, что он впервые подрезал сук, на котором сидел: с этих двух Указов и началось его падение, которое уже невозможно было остановить.
8
На так называемое Народное вече прибыла вся Галичина, которая естественно воспринималась и представлялась во всех средствах массовой информации за весь народ Украины. Четыре или пять западных областей послали по сто тысяч человек в Киев оказать моральную поддержку бандеровцам, лучшим своим сынам, оставившим семьи и готовым положить живот свой за ридную неньку Украину под фашистскими знаменами. Именно на них американцы сделали ставку. Президент США, первый чернокожий президент, не блестел умом и, будучи избран на второй срок, терпел один провал за другим в международных делах. А тут далекая Украина со слабовольным президентом, который всегда низко кланялся, как бы говоря: виноват, виноват, простите; и эту Украину можно легко покорить, а главное сделать так, чтоб российский черноморский флот убрался из Севастополя. Крым, как и Украина, должен находиться под влиянием Америки.
Невозможно не заметить, что галичанский нацизм серьезный симптом психического заболевания, глубокая и опасная трещина в единстве славянской нации. Степан Бандера олицетворение галичанского национализма, а точнее нацизма, сродни гитлеровскому в самый раз подходил американским интересам покорения других народов.
Практически все мужское население Галичины двинулось на Киев, заполнило его улицы и площади. Тянивяму, Яйценюху (Кролику) и боксеру Кличко не составляло труда появляться на площадях с призывами свергнуть антинародное правительство Януковича и захватить власть. Посланцы слушали, аплодировали, но никто не бросился громить и захватывать правительственные здания, оставаться в Киеве. Можно сказать, что народное вече носило мирный характер. Но оно, это вече, сыграло свою положительную роль: киевляне лишний раз убедились в том, что акция галичан на этот раз не шуточная.
