Том Шарп - Уилт
— Генри Уилт, — сказала Ева на следующее утро, — ты зануда. — Генри сидел в постели. Чувствовал он себя просто ужасно. Нос болел еще сильнее, чем накануне, голова разламывалась, и он провел полночи, смывая антисептик со стенок унитаза. Его настроение не улучшилось от того, что его разбудили и обозвали занудой. Он взглянул на часы. Было уже восемь, а в девять у него были занятия в группе каменщиков. Он вылез из постели и двинулся в ванную комнату.
— Ты слышал, что я сказала? — спросила Ева, тоже выбираясь из постели.
— Слышал, — ответил Уилт и тут увидел, что она голая. Голая Ева Уилт в восемь часов поутру представляла собой почти такое же душераздирающее зрелище, как и пьяная Ева Уилт в пижаме лимонного цвета и с сигарой в зубах в шесть часов вечера. — Какого черта ты ходишь здесь в таком виде?
— Кстати о виде. Что это с твоим носом? Наверное, ты напился и грохнулся. Он весь красный и распухший.
— Он действйтельно красный и распухший. И чтоб ты знала, я вовсе не грохнулся. Теперь, Христа ради, не путайся под ногами. У меня лекция в девять.
Он протиснулся мимо нее, прошел в ванную комнату и посмотрел на свой нос.
Вид у него был ужасный. Ева вошла следом за ним.
— Если ты не падал, то что же тогда случилось? — настойчиво спросила она.
Уилт выдавил пену из тюбика и осторожно размазал ее по подбородку.
— Ну? — спросила Ева.
Уилт взял бритву и подставил ее под струю горячей воды.
— Несчастный случай, — сказал он.
— Не иначе как столкновение со столбом. Так я и знала, что ты пьянствовал.
— С наборщиком, — невнятно сказал Уилт и начал бриться.
— С наборщиком?
— Вернее, меня ударил по лицу один особо задиристый ученик-наборщик.
Ева уставилась на его отражение в зеркале.
— Ты что, хочешь сказать, что студент ударил тебя при всех?
Уилт кивнул.
— Надеюсь, ты дал ему сдачи.
Уилт порезался.
— Нет, черт побери, — сказал он, пытаясь остановить кровь. — Ну вот, посмотри, что из-за тебя произошло.
Ева на жалобу внимания не обратила.
— Ты должен был дать ему сдачи. Ты не мужчина.
Уилт положил бритву.
— Меня бы уволнля. Да еще поволокли бы в суд, обвинив в нападении на студента. Прекрасная идейка, ничего не скажешь.
Он взял губку и вымыл лицо.
Ева отступила в спальню, удовлетворенная исходом спора. Теперь о пижаме лимонного цвета будет забыто. Она выбросила из головы терзания о своем маленьком расточительстве, заменив их чувством обиды, которое на время полностью вытеснило все другие мысли. К моменту, когда она закончила одеваться. Генри съел свою овсянку, выпил полчашки кофе и уже мучился в автомобильной пробке у поворота. Ева спустилась вниз, приготовила свой завтрак и приступила к ежедневной уборке, чистке, стирке, обработке порошком и т. д.
* * *— Следование целостному подходу, — говорил доктор Мейфилд, — является неотъемлемой частью…
Шло заседание Объединенного комитета по развитию гуманитарных наук. Уилт ерзал в своем кресле, мечтая оказаться в другом месте. Доклад доктора Мейфилда «Знания учащихся и внешкольные занятия» был ему совершенно неинтересен и, кроме того, был настолько закручен и монотонен, что Уилт с трудом удерживался, чтобы не уснуть. В окно ему хорошо видны были машины, работающие на строительстве нового административного корпуса. Контраст между практической деятельностью на улице и абстрактными теориями доктора Мейфилда был разительным. Если доктор действительно рассчитывал, что ему удастся внушить какие бы то ни было знания газовщикам из 3-й группы, то он наверняка не в своем уме. Хуже того, его проклятый доклад неизбежно вызовет споры об учебных часах. Уилт посмотрел вокруг. Здесь были представлены все фракции: новые левые, левые, старые левые, независимый центр, культурные правые и реакционные правые.
Себя Уилт считал независимым. В молодые годы он принадлежал политически к левым, а в культурном отношении к правым. Иными словами, он был против атомной бомбы, за аборты и ликвидацию частной системы обучения и против смертной казни, чем заслужил себе репутацию радикала. В то же время Уилт поддерживал идею возвращения ремесел колесного мастера, кузнеца и ручного ткачества, что немало мешало попыткам техучилища привить своим студентам любовь к достижениям современной технологии. Время и непримиримая грубость штукатуров внесли свои коррективы. Идеалы Уилта испарились, а вместо них возникло убеждение, что человеку, который сказал, что перо сильнее меча, прежде чем открыть рот, следовало бы попытаться прочесть «Мельница на Флоссе»[3] в 3-й группе механиков. По мнению Уилта, меч в этом случае подошел бы куда больше.
Пока зудел доктор Мейфилд и шли глубокомысленные споры по поводу расписания, Уилт изучал ямы под сваи на строительной площадке. Они превосходно подходили для того, чтобы спрятать там тело. К тому же будет приятно сознавать, что Ева, столь невыносимая при жизни, после смерти будет держать на себе вес многоэтажного здания. Кроме того, ее практически невозможно будет разыскать, а уж об опознании не сможет быть и речи. Даже Еве, которая любила похвастаться своей крепкой конституцией и еще более крепкой волей, вряд ли удастся сохранить свои отличительные черты на дне такого шурфа. Главная трудность заключалась в том, как ее туда, в эту дыру, засунуть. Поначалу казалось, что можно воспользоваться снотворными таблетками, но у Евы был прекрасный сон, и она не верила ни в какие таблетки. «Хотел бы я знать почему, — мрачно подумал Уилт. — Ведь она готова поверить практически во все остальное».
Его размышления были прерваны возгласом мистера Морриса, объявившего собрание закрытым.
— Прежде чем мы разойдемся, — сказал он, — я хотел бы коснуться еще одного вопроса. Заведующий инженерной кафедрой обратился к нам с просьбой организовать курс лекций о современном обществе для практикантов-пожарников. Я составил список тем и преподавателей, которые будут читать эти лекции.
Мистер Моррис раздал темы как Бог на душу положит. Майору Милфилду достались средства массовой информации, связь и демократия, о которых он ничего не знал и знать не хотел. Питер Брейнтри получил новую животную чувственность в архитектуре, ее происхождение и социальные признаки, а Уилт — насилие и развод. В конечном итоге он посчитал, что ему еще повезло. Тема была весьма созвучна его сегодняшнему настроению. По-видимому, мистер Моррис был того же мнения.
— Мне подумалось, что эта тема может вас заинтересовать после вчерашнего маленького эпизода с наборщиками, — сказал он, когда они выходили. Уилт вяло улыбнулся и отправился во 2-ю группу слесарей и наладчиков. Он дал им читать «Шейна», а сам занялся подготовкой тезисов своей будущей лекции. Он слышал шум машин, бурящих шурфы. Уилт представил себе Еву, лежащую на дне ямы, и бетон, льющийся сверху на пижаму лимонного цвета. Мысль была приятной и помогала ему в работе. Он придумал название: преступление в семье, подзаголовок: убийство одного из супругов, падение уровня преступности после введения законов о разводе.
Да, ему будет о чем побеседовать с практикантами-пожарниками.
4
— Терпеть не могу вечеринки, — говорил Уилт вечером в четверг. — Если и есть еще что-то хуже вечеринок, так это университетские тусовки, а которые с выпивкой, те самые мерзкие. Ты приносишь с собой бутылку приличного бургундского, а кончается тем, что пьешь чье-то жуткое пойло.
— Это не просто вечеринка, — сказала Ева, — это пикник.
— Здесь сказано «Приходи и прикоснись; вечер с Салли и Гаскеллом в 21.00 в четверг. Приноси свою амброзию или рискни отведать прингшеймовский пунш и что Бог пошлет еще». Если под амброзией не подразумевается алжирская затхлая вода, то я не знаю, что это такое.
— Я думала, ее мужики пьют, чтобы член стоял, — заметила Ева.
Уилт взглянул на нее с глубоким отвращением.
— Изысканных фраз ты набралась от этих новых знакомых. Член стоял! Не представляю, что это взбрело тебе в голову.
— Конечно, не представляешь. Где уж тебе! — сказала Ева, направляясь в ванную. Уилт сел на кровать и стал разглядывать приглашение. Отвратительная карточка имела форму… Какую же она, черт побери, имела форму? Так или иначе, она была розового цвета и открывалась снаружи вовнутрь, н там были эти двусмысленные слова. Приходи и прикоснись. Пусть только кто-нибудь его коснется, он мм скажет, что он о них думает. И еще это, насчет «что Бог пошлет еще»? Сборище согбенных ученых мужей, покуривающих травку и рассуждающих о теории систем для манипулирования данными или значении допопперовского гегельанизма для современной диалектической обстановки, или еще о чем-то столь же нечленораздельном и время от времени вставляющих слова из трех букв, чтобы доказать, что ничто человеческое им не чуждо?