Владислав Картавцев - Миссия невыполнима (сборник)
– Так, ладно. На сегодня хватит с творчеством. Честно говоря, испытываю какой-то легкий дискомфорт. Завтра еще что-нибудь напишу. Пойду кататься не велосипеде!
Конан шел по пустыне и с нервным любопытством взирал на расстилавшийся перед ним унылый однообразный пейзаж. Вокруг было так пусто, как, наверное, бывает пусто грешной душе в период ее путешествия в ад. Кругом виднелись лишь нескончаемые желтый дюны, раскинувшиеся во все стороны, на сколько мог видеть взгляд. Солнце припекало. Запас воды был еще достаточно велик, но Конан уже начинал с некоторой толикой беспокойства думать, что ожидает его через несколько дней, если он к тому времени не доберется до заветной цели. Сейчас он держал путь в город Энурез, где у него была назначена встреча с главой регионального отделения гильдии мошенников, которые занимались организацией финансовых пирамид.
Поначалу все шло более или менее ничего. Конан присоединился к каравану, отправлявшемуся в Энурез из порта Бульдожия, в качестве ненавязчивого пассажира с мечом. В качестве оплаты он предложил хозяину каравана свое невмешательство в предполагаемые разборки охранников каравана с грабителями. При этом подразумевалось, что Конан – случись что – закроет глаза на жирную мошну хозяина каравана и не станет его тут же грабить. А если караванщик ему вдруг еще и заплатит, то он самолично расправится с любым грабителем или даже десятком грабителей. И хозяин был вынужден согласиться – под пристальным взглядом сверливших его холодных суровых глаз.
Путешествие началось неделю назад, и три дня все было спокойно. Но после того, как караван втянулся в ущелье Падшего Пони, начались неприятности. В одночасье вдруг разом куда-то пропали все проводники. Следует заметить, что они сразу не понравились Конану, стоило ему лишь бросить на них взгляд. Он даже попытался намекнуть об этом хозяину – дескать, таких глумливых рож он давненько не видал. На что в ответ хозяин лишь усмехнулся, покрутил усы и предложил Конану не учить батьку варить плов.
Конан тогда про себя отметил, что хозяин не слишком умен и не достоин владеть такими богатствами. Но после того, как убежали проводники, беспокойство овладело даже глупым хозяином каравана. Он вызвал Конана к себе и предложил ему поучаствовать в охране своего добра от потенциальных неприятностей и даже пообещал ему доплатить за беспокойство, как только караван прибудет в Энурез. Конан согласился, но настоял на получении задатка в виде нескольких серебряных монет, которые должны были весьма облегчить его муки совести от того, что он помогает купцу практически даром.
Опасения Конана были не напрасны. Как только караван углубился в ущелье, с высоких отвесных склонов на путников покатились громадные камни, и тут же засвистели стрелы. Конан отреагировал мгновенно. Он стеганул плетью своего верблюда и помчался вперед в надежде выйти из зоны гарантированного поражения. Как только избиваемый караван остался за спиной, Конан спрыгнул с верблюда, быстро взобрался по склону и побежал назад – туда, откуда доносились грохот битвы и пронзительные крики сражающихся. Перед его глазами предстала безрадостная картина: от каравана – верблюдов и их наездников – не осталось ничего живого.
Внизу в ущелье торжествовали разбойники. Правда, их радость была недолгой. С удивлением они обнаружили, что не только перебили всех охранников и слуг, но и разбили все амфоры с драгоценным оливковым маслом, которые и являлись тем грузом, который глупый, а теперь уже и вполне мертвый хозяин собирался доставить в Энурез. Грабители рассеянно бродили между масляных луж. Некоторые из них удивленно чесали в затылке. Среди них был и предводитель разбойников, выделявшийся на фоне всех остальных роскошным зеленым шелковым халатом и усыпанной поддельными стразами абордажной саблей. Вид у главаря был расстроенный.
Конан улыбнулся и вовзратился к своему верблюду, который уже успел удобно расположиться в тенечке под склоном. Караван приказал долго жить, и сейчас Конан должен был идти один. Выбравшись из ущелья, Конан с удивлением обнаружил, что впереди не было никакой дороги, и только лишь голая пустыня расстилалась перед ним. Но у Конана с собой был внушительный запас воды и провианта, и он смело двинулся в путь.
Сначала трудности перехода по пустыне не казались ему слушком большими. Однако, когда на исходе первого дня от жары издох с виду такой живучий верблюд, движение сильно замедлилось, и вероятность благоприятного завершения его путешествия сильно уменьшилась. Но он продолжал двигаться вперед.
Так прошло еще два дня монотонного пути, в течение которых Конан беспокойно озирался и гадал, что ждет его дальше.
На четвертое утро наступил четвертый день его путешествия по пустыне. Пейзаж навевал тоску. Воды почти совсем не осталось. Надеяться приходилось только на чудо. Конан поднялся на очередную дюну и увидел мираж. По счету – уже седьмой. Мираж был великолепен – глубокое синее озерцо в центре апельсиновой рощицы приковало взгляд Конана. На берегу озерца, практически скрытая от глаз апельсиновыми деревьями, возвышалась небольшая тростниковая хижина с крышей из пальмовых листьев. Конан поспешил навстречу чудесному виденью и с радостью убедился, что это не мираж.
Он ступил под сень деревьев и жадно припал губами к живительной прохладной воде. Он пил и пил, фыркая, как лошадь, пока живот не раздулся, и язык вновь не приобрел способность говорить. А когда, утолив жажду, он обернулся, то увидел на пороге хижины красавицу такой изысканной красоты, что у него не хватило слов ее описать. Роскошная фигура девушки, ее черные смеющиеся глаза, коралловые губы и зовущий взгляд тут же пробудили в Конане дикого зверя. Не в силах подавить животные, спящие до сего момента где-то внутри инстинкты, он рывком поднялся с колен и бросился к девушке.
– Так, ладно. И на сегодня тоже хватит с творчеством. Честно говоря, испытываю какой-то легкий дискомфорт. Уже совсем испытываю много дискомфорта. Внутри. Поэтому пойду кататься на велосипеде.
Конан шел по заснеженной голой тундре. Видимость без телескопа была не дальше трех метров. Его могучая, завернутая в оленьи и собачьи шкуры фигура, дышала мощью и первобытными инстинктами. Заткнутый за пояс огромный боевой нож не оставлял никакого сомнения каждому встречному или попутному путнику, что перед ним настоящий свирепый воин, достойный уважения. На покрытом многочисленными шрамами лице ярко горели глаза, которые, казалось, на многие километры вокруг освещали белоснежный туманный пейзаж. Но прохожих не было – они здесь просто не выживали. И некому было оценить силу и неистовство взгляда Конана.
Он шел против ветра. Его голова пряталась под тяжелым капюшоном, из-под которого торчали только нос с глазами, освещавшими путь. Его путешествие длилось уже две недели и целиком проходило по этим безлюдным местам. Пищей ему служили случайно встреченные на пути лютые волки и дикие собаки Динго, которых он догонял и разрывал зубами прямо сходу. Конан был прирожденным северянином. Так что ему не составляло большого труда выследить и убить одинокое животное или даже целую стаю. Воды в виде снега кругом было предостаточно, зверья в те доисторические времена водилось в избытке, поэтому он спокойно – когда пришел назначенный час – двинулся в путь, не опасаясь умереть от голода или от жажды.
Конан окинул взглядом окрестности. В путешествиях он всегда опирался на свой опыт, знание местности и свои прирожденные дикие инстинкты, и сейчас они безошибочно подсказывали ему, что конца его пути по тундре нет – и не предвидится. Насколько он знал, впереди его ждали еще сотни лиг унылого скучного серого пути сквозь снежную пургу и мглистые туманы. Он пожал плечами. Поглубже втянул голову в плечи и вспомнил свое совсем недавнее прошлое.
Он вспомнил, как пиратствовал на Штормовом море, которое находилось внутри огромного континента и соединялось с океаном множеством полноводных рек, где под его началом сотни свирепых пиратов наводили ужас на прибрежные города. Добыча вперемешку с кровью лилась рекой, жаркие красавицы всегда готовы были разделить с ним ложе, а расшитая золотом сафьяновая одежда и красивый именной палаш, принятый им из рук самого маршала Тухачевского, никому не позволяли усомниться в его – Конана – уникальном статусе. Здесь – посреди ледяной пустыни – он особенно нуждался в женской ласке и утешении. Монотонный и однообразный пейзаж, сейчас окружавший его, напоминал ему какое-то гнусное болото, которое высасывало всю его мужскую жизненную силу, страсть и достоинство.
Он зарычал. Женщину хотелось все больше и больше. Он чувствовал, что откуда-то изнутри приходит знакомое ему звериное желание овладеть и насладиться, и почувствовать в объятиях упругое биение дивного страстного горячего тела. Пред глазами встала картина пышногрудой красотки из Трихопола, которая так задорно подмигивала ему в разудалом кабачке на окраине, куда судьба занесла его в один из особенно прибыльных дней. Он вспомнил, как подозвал ее и предложил разделить с ним обильную трапезу. От ее улыбки у него закружилась голова, и кровь прилила к вискам. Вожделение буквально разрывало его изнутри, лицо побагровело, глаза готовы были выскочить из орбит. Казалось, что от желания он сейчас взорвется, как перезревший на жарком солнце плод черноплодной рябины.