Андрей Шляхов - Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе (сборник)
– Да, а как вы угадали?
– Так Федякин же дежурил. А он известный перестраховщик. Небось к каждому, кто со следами от инъекций на руках, вызывал?
– Не только, – улыбнулся Данилов. – Еще к женщине, накануне перебравшей снотворного, к бабульке, которую якобы травят сын с невесткой...
– Ну, это вечная тема. Я на такие жалобы давно внимания не обращаю. Травят-травят, да все никак не отравят, это из цикла «Хроники маразма»...
– Потому-то вы меня ни разу и не вызвали.
– Я вменяемая, – рассмеялась Ольга. – Но зато могу пригласить вас в гости на чашечку кофе...
– Прямо сейчас? – Данилов слегка опешил от неожиданного предложения. – После дежурства?
– Да, – подтвердила Ольга Николаевна. – Прямо сейчас, после дежурства. Я никогда не сплю днем – от этого напрочь сбивается весь ритм. Вы никого не обеспокоите, потому что я живу одна. И к тому же у меня есть веский повод!
– Какой же?
– Хочу похвастать наследством!
– Звучит интригующе! – Данилову никто никогда не хвастал наследством. – А почему именно мне?
– Потому что больше некому, то есть больше никто не оценит мое наследство и не позавидует! – Увидев недоумение во взгляде Данилова, Ольга Николаевна добавила: – Это скрипка. Концертная «Кремона» начала пятидесятых, сделанная еще по старинке, без искусственного ускорения сушки и полимеров. Причем в идеальном состоянии – кажется, до меня на ней никто не играл. Представляете?
– Не представляю, – признался Данилов.
– Хотите увидеть? Да не стесняйтесь, ваш визит никоим образом не скомпрометирует меня в глазах моих соседей...
– Я не стесняюсь. – Данилову и впрямь захотелось увидеть скрипку. Сам он тоже играл на чешской скрипке, но на современной. И не на концертной, а на профессиональной, представляющей собой нечто среднее между ученической и концертной.
– И правильно делаете! – обрадовалась Ольга Николаевна. – Я живу на «Алексеевской», это совсем рядом...
По дороге от метро к ее дому они незаметно перешли на «ты» и перестали хоть и редко, но вставлять в обращение отчества. И в самом деле – не на работе же, чего разводить лишние церемонии?
Попытки Данилова купить по дороге чего-нибудь сладкого к кофе были пресечены на корню.
– Из сладкого я ем только горький шоколад и сухофрукты, – сказала Ольга. – И того, и другого у меня в избытке. Терпеть не могу ходить по магазинам, поэтому покупаю сразу помногу.
– Прекрасная фраза: «Из сладкого я ем только горький шоколад...»
– По-другому и не скажешь. Кстати, мы уже пришли – вот мой подъезд.
Ольга держалась естественно и непринужденно, словно они были знакомы много лет, и оттого неловкость, вызванная неожиданным приглашением, быстро улетучилась. Усадив Данилова в кресло, Ольга вручила ему пульт от телевизора, открыла окно и сказала:
– Посиди здесь, я на кухню...
Через минуту вкусно запахло кофе. Когда Данилов вышел на второй круг переключения каналов, Ольга появилась с подносом в руках. Угощение, как и было обещано, состояло из кофе, плитки шоколада с запредельным содержанием какао и кураги, янтарного изюма и сушеного инжира.
– Были еще ананасные дольки, но я их слопала, – призналась Ольга. – Они самые полезные, помогают беречь фигуру.
О диетах женщины могут разговаривать самозабвенно и до бесконечности, поэтому Данилов перевел разговор на другую тему:
– Может, расскажешь историю скрипки? Как вышло, что до тебя на ней никто не играл?
– Родной брат моего деда был кадровым офицером, летчиком. В пятидесятые он служил в Чехословакии. Оттуда и привез эту скрипку для своей маленькой дочери. Надеялся, что она станет музыкантом. Поскольку один из моих предков до революции был профессором Московской консерватории, музыкальная тема в нашем роду пользовалась большой популярностью. Тетка скрипачкой не стала – походила год в музыкальную школу и бросила, так и не дойдя до взрослых скрипок. Скрипка лежала на антресоли в футляре, обернутом в мешковину, и ждала своего часа. Какого часа, непонятно, ведь никто в семье музыкантом так и не стал. После тетиной смерти ее сын отдал скрипку мне. На память... Поэтому-то я и называю ее наследством.
– Скрипка с семейной историей – это здорово.
– Здорово было бы, если б ее сделал сам Страдивари, – пошутила Ольга. – Тогда бы я...
– ...занялась музыкой!
– Нет, продала бы ее, ушла из медицины и стала бы жить на проценты с капитала. Кстати, кофе не отравлен, его можно пить...
– Не нравится работать в медицине? – Данилов сделал глоток кофе.
– Не нравится заниматься маразмом, – поморщилась Ольга. – Лечить мне нравится. Соберешь косточку как пазл и чувствуешь себя чуть ли не богом. Но это касается травматологии как таковой. А вот все сопутствующие факторы меня сильно достают.
– Что именно? – Данилов закусил кофе инжиром и нашел, что это здорово.
– Ты еще спрашиваешь? Да все – отношение руководства, отношение больных, необходимость вечно подстраховываться, перестраховываться и пере-перестраховываться... Тебе ли это объяснять?
– Насчет подстраховываться и перестраховываться мне объяснять не надо, – ответил Данилов. – Больные же, они, как и люди, разные...
– Разные-то разные, но разве ты не замечаешь, что с каждым годом меняется отношение пациента к врачу? Оно становится все более требовательным и каким-то... пренебрежительным, что ли. Чуть что – сразу хамят. Вот последний пример – вчера одной из выписывающихся вызвали перевозку. Я ее предупредила, что перевозка будет в течение дня, возможно, и поздно вечером. И что же? В половине шестого она вваливается в ординаторскую и начинает орать на меня: «Что у вас за порядки?! Где перевозка?! Почему так долго едет!? Вызывайте такси за ваш счет!» Это я мягко передала суть выступления... Полчаса на нее потратила, хотелось уже послать открытым текстом, но сдержалась. И такое – каждый день. Знаешь, за все время ординатуры мне нахамили всего два раза, по одному случаю в год. Теперь же – по три раза в день!
Кофе допили в молчании.
– Хочешь еще? – предложила Ольга.
– Спасибо, мне хватит, – твердо отказался Данилов.
– Тогда пошли мыть руки! – распорядилась Ольга.
Как хирург никогда не начнет делать операцию грязными руками, так и музыкант не станет касаться инструмента, не вымыв рук. Особенно если до того ел руками сухофрукты.
Стены ванной комнаты были выложены черным кафелем с тоненькими веточками и маленькими листочками, выписанными серым. Черная раковина, черная душевая кабина, даже потолок был серым, в тон узору.
– Что – мрачновато? – поинтересовалась Ольга.
– Нестандартно, – дипломатично ответил Данилов.
– На работе устаю от обилия белой и голубой плитки, вот и захотелось контраста. Не нравится?
– Пока еще не понял, – честно признался Данилов, вытирая руки оранжевым полотенцем, совершенно выпадавшим из дизайнерской концепции...
Коллекционеры в первую очередь оценивают скрипки по внешнему виду. Скрипачи – по звуку. Звук у Ольгиной скрипки был превосходным – чистым и глубоким. Непринужденная манера исполнения только подчеркивала достоинства инструмента. Это была игра такого класса, когда слушатели забывают и про скрипача, и про скрипку, оставаясь наедине со звуками, казалось, заполняющими всю Вселенную.
Данилов слушал с удовольствием. Ольга предпочитала творчество других композиторов, нежели он. Заключительная вещь была вообще незнакома Данилову.
– Что это было?
– Инвенция для скрипки Бонпорти, – ответила Ольга. – Правда, не из тех, что приписывались когда-то Баху, а другие. На мой взгляд, это одно из самых гармоничных произведений в моем репертуаре...
– У тебя отличный репертуар, – похвалил Данилов.
– Хочешь поиграть на моей исторической скрипке? – Ольга протянула инструмент Данилову.
– Нет, спасибо. – Подобно большинству музыкантов, Данилов считал, что исполнитель у инструмента может быть только один. У каждого скрипача своя манера постановки смычка, своя сила нажатия на струны, и вообще, чужой инструмент – это чужой инструмент. – Мне, пожалуй, пора...
Данилов встал.
– Как скажешь. – Ольга заметно погрустнела, и Данилову захотелось сказать ей что-нибудь хорошее.
– Спасибо за прием, мне очень понравилось все, но больше всего твоя игра на скрипке.
– Тебе спасибо. Так приятно играть для кого-то, а не только для себя. – Ольга аккуратно убрала скрипку в футляр.
– Каждый музыкант играет по внутренней потребности, – улыбнулся Данилов, – а это значит, что он играет в первую очередь для себя. Слушатели – это всего лишь приятное дополнение.
– Смотря. какие слушатели... – Ольга подошла вплотную к Данилову и неожиданно обвила свои руки вокруг его шеи.
Данилов мягко попытался освободиться, но хрупкие на вид руки Ольги держали его крепко.
– Мне так хочется, чтобы ты остался у меня еще ненадолго. – Губы у Ольги были горячими, и слова они произносили такие же горячие, прямо – обжигающие. – Думай обо мне что хочешь, только не уходи...
