Герман Дробиз - Вот в чем фокус
Не лучше ведут себя и некоторые другие персонажи.
Иван-царевич на сером волке мотается по чужим сказкам, грубо нарушая ход тамошних событий. Так, с гиканьем и свистом ворвавшись в сказку о мертвой царевне, он разбудил ее задолго до прихода семи богатырей. Братец Иванушка перестал пить из копытца, потому что ему, видите ли, надоело превращаться в барашка. Емелина печка — ни для кого не секрет — ездит только в отчетах. Конечно, в основном виновато щучье веленье, которое до того ослабло, что не может сдвинуть печку, но и Емеля мог бы что-то предпринять. Кстати, пора бы проявить инициативу и бабе-яге, у которой пятьсот лет не выполняется заявка на ремонт поворотного механизма избушки. Даже золотая рыбка, которую мы всегда ставили в пример, вынудила старика и старуху принять в эксплуатацию терем с незавершенными отделочными работами, без окон и дверей. До какого разгильдяйства докатываются некоторые из нас, свидетельствует безобразное поведение царевны-лягушки. В последнее время она вообще перестала реагировать на прилетающие к ней стрелы: не хочет становиться царевной. Кто спорит, в болоте спокойнее, чем в царском дворце, но надо же иметь совесть!
Товарищи образы и персонажи, мы с вами работаем для детей. Детишки должны верить в наши чудеса. Но если они уже у нас сталкиваются с халтурой и расхлябанностью, кем они вырастут? Ведь если дисциплины, высокой культуры производства и надлежащего качества продукции нет даже в сказках — как поверить, что они возможны в действительности?
Давайте же, товарищи образы и персонажи, опомнимся, устыдимся, подтянемся и вернемся к тем сказочным временам, когда каждый честно исполнял свой долг!
ЮМОРИСТ НА ХОЗРАСЧЕТЕ
Как известно, Маяковский чувствовал себя «заводом, вырабатывающим счастье». Отдавая должное реальному масштабу сопоставления, лично я чувствую себя небольшой фабрикой, вырабатывающей юмор. Дело нехитрое, но для бесперебойного выпуска продукции нужны темы, сюжеты, персонажи, остроты и прочие детали. О мыслях уже не говорю!
И вот — с завтрашнего дня моя фабрика переходит на хозрасчет. Очень волнуюсь! Ведь раньше как было? В конце года еду в министерство юмора выбивать фонды. Если поговорить со знающими людьми, они вам скажут: юмора у нас в любом министерстве — полным-полно. Но в министерстве юмора его, как ни странно, не хватает. Тем более съезжаются тысячи таких, как я. И всем нужно одно и то же. Например, свежие шутки. И начинается... «Ой, а чего это они у вас такие бородатенькие?» — «Зато проверенные. Берете? Не берете? Отойдите. Следующий!» Берем...
Но самая большая драка — из-за персонажей. Всем нужны самогонщики, несуны, прогульщики и прочие фигуры, любимые в редакциях юмористических изданий. На всех не хватает. Если опоздал — берешь что осталось. Милиционера, допустим. Или комсомольского работника. Или международного обозревателя. Но это абсолютно не ходовой товар! Юмореска про обозревателя валяется у меня на складе готовой продукции пятнадцать лет — не могу найти потребителя. То же самое — рассказ об отечественном мафиози. Клянусь, вещь сделана на совесть. Одного золота сколько ушло. Оно там всюду: и в тайнике под паркетом, и у жены в ушах, и у самого мафиози на груди. Буквально сверкающее произведение! И — никому не надо.
О мыслях уже не говорю! Сколько работает моя фабрика, не помню, чтоб выбил в министерстве хоть сколько-нибудь стоящую мысль. Так и говорят: «Мыслей у нас нету». А начнешь нервничать, требовать — еще и поиздеваются: «Ладно. Только для вас. Есть тут у нас одна заветная мыслишка... Ликвидировать вас, юмористов. чтоб не мешали работать. Берете?»
В общем, привозишь на фабрику всякие неликвиды. А какая из них продукция — вы потом видите сами. Поэтому, прежде чем ругать нас, поинтересуйтесь: а из чего мы это свинчиваем?
Впрочем, все это с завтрашнего дня — в прошлом! Никаких министерских фондов. Выходи на прямые связи с поставщиками, бери что хочешь, и делай что можешь. Предлагай кому угодно. Замечательно! Но я волнуюсь. Что значит: бери что хочешь и не спрашивай. Я не привык. Я привык как раз спрашивать: «Это можно взять? Спасибо. А это? Благодарю. А это? Нельзя, а почему? Оно очень важное? Понял. А над этим можно пошутить? Больное место? Уяснил. А по этому поводу нельзя ли пройтись? Легонько, по касательной... Нельзя? Почему? Этого повода у нас нет? Да как же, я сам сталкивался. Вечером как-то... Ошибся в темноте? Они там трамвай ждали? А я понял, что... А я понял так... Ну, извините. Извините меня, дурака. Все. Больше не буду».
А теперь, значит, все можно. Хорошо! Но боязно. Может, лучше по-старому? Выдадут тебе несуна, к нему пару хохмочек замшелых — и запускай конвейер... Нет! Надоело. Хочется рискнуть. Выбить юмор не из министерства — из жизни. Мысли извлечь из себя самого — вдруг они там есть? Выйти на прямую связь с самым богатым поставщиком шуток — с народом. Хочется выпускать полновесный юмор, который читатели оплатят полновесным смехом. А издатели... Но как платят за юмор издатели — это отдельный разговор. И тоже очень смешной!
КТО ЭТО, КТО ЭТО?
Кто это, кто это? Кто этот крупный мужчина с одышкой, кудлатый, седеющий, с бородою неряшливой, как заброшенный заповедник?
«Привет-привет, старик, как жизнь, да нет, ты меня не помнишь, да не извиняйся, ты и не мог помнить, я шел на три курса младше, но я тебя знал, тебя тогда все знали, а теперь что-то не слышно, говорили, ты уехал, а ты не уехал, а почему о тебе не слышно, ну, можешь не объяснять, у меня у самого дела хреновые, нет, вообще-то зам. главного в одной шараге, шарага крепкая, без премии не сидим, но подсиживают, гады, ну, гадов развелось, скажу тебе, но ты и сам знаешь, тебе ведь тоже гадят, а иначе, почему не слышно, ну, не хочешь жаловаться, это молодец, и правильно, и еще поборемся, ну, пока-пока, старик, рад был тебя встретить!»
С такой бородой, с такой одышкой — и младше меня на три курса. Какой же я?
Кто это, кто это? Кто эта женщина, как мешок с мукой, плотная, с глазами опухшими, с подбородком боксера, зло влекущая трехпудовую авоську? Слониха с веселыми глазками, свирепо тянет гору консервов, а увидев меня, громоздит гору на асфальт, с нежным громом ее рассыпая. Кто?
«Ф-фу... Господи, кого я вижу, здравствуй, наверное, не узнаешь, не притворяйся, не узнал, ну и ладно, прощаю, двадцать лет все-таки или даже больше, забыл «пионерку», да нет, мне семнадцать было, но ты звал пионеркой, а, вспомнил! А помнишь... а помнишь... а как на палубе танцевали всю ночь... ну, не притворяйся, вижу, что забыл... Живу нормально, но муж дурачок и сын недалеко ушел, жрут и пьют, а я носи, но в целом хорошие ребята, я привыкла, а ты еще ничего, но тоже... но не потолстел хоть, со спины как молодой... Ну, я побежала, поскакала, поползла, счастья тебе, а как зовут, так и не вспомнил, ну, Рита, Рита...»
Кто это, кто это? Кто эта женщина прелестная, почему я остановился? Боже мой... Все тот же румянец на щеках, и взгляд так же спокоен, у сероглазых всегда спокоен взгляд, и тем же движением пропускает в пальцах прядь над высоким лбом, и все та же ломкая походка, от которой с ума сойдешь и век будешь помнить...
Вот кого годы не берут! А сколько их прошло? Двадцать? Двадцать три. Двадцать четыре. Это не она. Это ее дочь.
Я раньше думал: как стареют? Оказалось — еще и так.
Что я могу сказать об Опрокидневе, ставшем за эти годы моим близким другом, вы прочтете дальше.
А вот что мог бы сказать он о своем авторе? С присущей ему привычкой драматизировать обстоятельства Опрокиднев, не исключено, заявил бы: «К сожалению, в работе над моим образом автор не уточнил фокусировку, допустил лакировку и где-то перешел бровку. Выпятив находчивость, живость и веселость, он намеренно затушевал такие не украшающие меня черты, как нерешительность алгебраических задач в школе, мелочность карманных денег в годы студенчества и постыдная низость сегодняшней зарплаты. Поэтому так же, как и он — ко мне, я отношусь к своему автору с глубоким и неизменным чувством юмора...»
С этим же чувством отнесись к нам с Опрокидневым и ты, дорогой читатель!
ЧЕРНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК
Однажды, будучи в прекрасном расположении духа, Опрокиднев опаздывал на работу и вынужден был нанять такси. Он курил сигарету «Экстра», посматривал через стекло на прохожих и отпускал по их поводу незамысловатые шутки. А водитель хмуро крутил баранку и молчал. Тогда Опрокиднев рассказал анекдот про нильского крокодила. А водитель все равно молчит.
Тогда Опрокиднев спрашивает:
— Почему вы со мной не разговариваете, товарищ водитель?
Водитель и на это ничего не ответил.