Вся правда о Муллинерах (сборник) (СИ) - Вудхауз Пэлем Грэнвилл

— Вы как будто намекаете, — обронил Роланд, холодно подняв брови, — что я сам о себе позаботиться не способен.

— Вот именно, и без всяких намеков. Ты же, черт побери, не способен, судя по всему, даже переодеться к обеду, не измазав в грязи манишку.

Желанный случай долго заставил себя ждать, но он не мог бы выбрать более подходящий момент.

— Если вы действительно хотите знать, дядя Джозеф, каким образом эта грязь попала на мою манишку, — произнес Роланд с невозмутимым достоинством, — так попала она туда, пока я спасал жизнь человеку.

— Э? Что? Как?

— Когда я шел сюда через Гросвенор-сквер, какой-то прохожий поскользнулся на тротуаре. Лил, знаете ли, дождь, и я…

— Ты пришел сюда пешком?

— Да. И когда я подходил к углу Дьюк-стрит…

— Шел сюда пешком под дождем? Сам видишь. Люси никогда не позволила бы тебе допустить подобную глупость.

— Дождь начался, когда я был уже в дороге.

— Люси ни за что не позволила бы тебе выйти из дома.

— Вам интересно узнать мою историю, дядя? — сухо сказал Роланд. — Или пойдем наверх?

— А? Разумеется, мой мальчик, разумеется. Очень, очень интересно. Хочу услышать решительно все с начала до конца. Ты говоришь, был дождь и прохожий соскользнул с тротуара. А затем, я полагаю, автомобиль, такси или еще какой-то вид транспорта внезапно появился на большой скорости, и ты оттащил упавшего в сторону. Да-да, продолжай, мой мальчик.

— То есть как — продолжай? — угрюмо сказал Роланд. Он ощущал то же, что ощущает оратор, когда председатель, представляя его собранию, экспроприирует ударные места речи, которую он готовился произнести, и вставляет их в собственное вступительное слово. — Больше ничего не было.

— Ну, а кто он? Он попросил тебя назвать имя и адрес?

— Попросил.

— Отлично! Некий молодой человек совершил примерно такой же поступок, а спасенный оказался миллионером и завещал ему все свое состояние. Помнится, я где-то про это читал.

— В «Семейном геральде», я полагаю?

— А этот твой походил на миллионера?

— Не походил. Он походил на того, кем и был, — на владельца лавочки в Севен-Дайлс, торгующей певчими птичками и змеями.

— А! — сказал сэр Джозеф, несколько обескураженный. — Ну, я обязательно расскажу об этом Люси, — продолжал он, просияв. — Она так взволнуется. Поступок, который непременно понравится девушке с таким добрым сердцем. Послушай, Роланд, почему ты не женишься на Люси?

Роланд принял мгновенное решение. Он вовсе не жаждал делиться самым сокровенным с этим настырным старым мухомором, но не видел иного способа укротить его. Допив портвейн, он отчеканил:

— Дядя Джозеф, я люблю другую.

— А? Это еще что? Кого?

— Разумеется, это строго между нами.

— Разумеется.

— Ее фамилия Уикхем. Полагаю, вам известна ее семья. Хертфордширские Уикхемы.

— Хертфордширские Уикхемы! — Дядя Джозеф фыркнул с необычайной энергией. — Бошерстритские Уикхемы, хочешь ты сказать! И если это Роберта Уикхем, рыжая нахалка, которую следовало бы отшлепать и отправить спать без ужина, то это девчонка, которую я утром оштрафовал.

— Вы ее оштрафовали! — ахнул Роланд.

— На пять фунтов, — самодовольно ответил его дядя. — Жалею, что не мог вкатить ей пять лет. Угроза общественной безопасности. Да как вообще ты мог познакомиться с подобной девицей?

— На танцах. Я мельком упомянул, что пользуюсь некоторой известностью как литературный критик, а она сообщила мне, что ее мать пишет романы. Вскоре после этого мне прислали на рецензию одну из книг леди Уикхем, и… э… благожелательный тон рецензии, видимо, был ей приятен. — Голос Роланда слегка дрогнул, и он покраснел. Только он один знал, чего ему стоило хвалить эту жуткую книгу. — Она пригласила меня в Скелдингс, их фамильный дом в Хертфордшире, на эту субботу, то есть завтра.

— Пошли ей телеграмму.

— О чем?

— Что ты не можешь приехать.

— Но я еду! — Хорошенькое дело, если литератор, продавший свою критическую душу, не получит положенную награду за подобное преступление. — Ни за что не откажусь от такого случая!

— Не будь дураком, мой мальчик, — сказал сэр Джозеф. — Я знаю тебя с пеленок — знаю лучше, чем ты сам себя знаешь, и говорю тебе без обиняков, что молодому человеку вроде тебя чистейшее безумие мечтать о браке с девицей вроде нее. Она мчалась со скоростью сорока миль в час по самой середке Пиккадилли. Полицейский неопровержимо это доказал. Ты тихий и благоразумный малый, и тебе следует жениться на тихой благоразумной девушке. Ты, я бы сказал, кролик.

— Кролик!

— Нет ничего зазорного в том, чтобы быть кроликом, — умиротворяюще сказал сэр Джозеф. — Каждый человек с крупицей здравого смысла — кролик. Это просто значит, что ты предпочитаешь нормальный здоровый образ жизни, а не прожигать жизнь, как… как некролик. Ты рубишь дерево не по плечу, мой мальчик. Пытаешься изменить свой зоологический вид, а это невозможно. Причина половины нынешних разводов в том, что кролики не желают признать, что они кролики, пока не поздно. Особенность природы кроликов заключается в том…

— Думаю, нам лучше присоединиться к дамам, дядя Джозеф, — холодно сказал Роланд. — Тетя Эмили, вероятно, не может понять, что нас задержало.

Несмотря на врожденную скромность, свойственную всем героям, Роланд, посетив утром свой клуб, испытал нечто смахивающее на меланхоличную печаль, когда обнаружил, что лондонская пресса старательно замалчивает его вчерашний подвиг. Разумеется, никто не ждет газетной хвалы, да и не желает ее. Тем не менее небольшая заметка под заголовком «Доблестный поступок автора» или «Критический миг в жизни критика» нисколько не повредила бы спросу на книжечку глубокомысленных эссе, которую издательство Бленкинсопа только что выпустило в продажу.

А спасенный в те минуты казался трогательно благодарным.

Поглаживая грязными ладонями манишку Роланда, он заверял его, что не забудет этого мгновения до конца своих дней. И не позаботился заглянуть хотя бы в одну газетную редакцию!

Ну-ну! Он проглотил свое разочарование, а также легкий завтрак и вернулся домой, где увидел, что Брайс, его камердинер, заканчивает укладывать вещи в чемодан.

— Пакуете вещи? — сказал Роланд. — Очень хорошо. А носки доставили?

— Да, сэр.

— Отлично! — сказал Роланд, думая об этих особых трикотажных изделиях для мужчин из Берлингтонского пассажа, таких завуалированно страстных. Он очень на них рассчитывал. Оказавшись по соседству со столом, он вдруг заметил на нем большую картонную коробку. — А это что такое?

— Ее принес некоторое время назад какой-то человек. Субъект, одетый довольно скверно. Записка на каминной полке, сэр.

Роланд подошел к каминной полке, пару мгновений с взыскательной брезгливостью рассматривал замусоленный конверт, а затем вскрыл его кончиками пальцев.

— Картонка, мне кажется, сэр, — сказал Брайс, — содержит нечто живое. Мне показалось, что там что-то шуршит.

— Боже великий! — воскликнул Роланд, уставившись на письмо.

— Сэр?

— Там змея! Этот болван прислал мне змею. Ничего глупее…

Его перебили пронзительные переливы дверного звонка. Брайс оторвался от чемодана и бесшумно исчез. Роланд продолжал сердито хмуриться на непрошеное подношение.

— Мисс Уикхем, сэр, — доложил Брайс из двери.

Девушка, впорхнувшая в комнату, поражала редкой красотой. Она походила на особенно миловидного школьника, который нарядился в костюм своей сестры.

— А! — сказала она, обратив веселый взор на чемодан. — Я рада, что ты занялся сборами. Отправимся в путь незамедлительно. Я отвезу тебя в моей машине. — Она предприняла обход комнаты. — О-о! — сказала девушка, наткнувшись на картонку. — Что бы это могло быть такое? — Она встряхнула картонку в порядке эксперимента. — Послушай! Там внутри что-то шершавое!

— Это…

— Роланд! — сказала мисс Уикхем, продолжая свои опыты. — Необходимо немедленно произвести расследование. Внутри этой коробки явно обретается живой организм. Когда ее встряхиваешь, он явственно шуршит.