Джером Джером - Леди и джентльмены
Я знаю, что рискую, — продолжил Джой, — но риск того стоит. Я бы больше не выдержал. Мы продвигаемся медленно и очень осторожны. Джек у нас лорд МаунтПримроуз, который против любой вакцинации и никогда не появляется в светском обществе. Сомервилл — сэр Френсис Болдуин, известный эксперт по многоножкам. Шотландский паренек придет к нам на следующей неделе как лорд Гаррик, который женился на танцовщице и открыл мебельный магазин на Бонд-стрит. Поначалу у меня возникли трудности. Она хотела дать сообщение в газеты, но я объяснил ей, что так поступают только вульгарные люди. Это считается дурным тоном, если дворянин приходит к тебе в качестве друга. Она милая женщина, как я всегда тебе и говорил, но у нее только один недостаток. Этот обман во благо. Я не понимаю, как правда может выплыть наружу… при условии, что мы не потеряем бдительность.
— Мне представляется, ты ее уже потерял, — указал Питер. — Нас уже слишком много.
— Чем больше, тем лучше, — возразил Джой. — Мы помогаем друг другу. А кроме того, мне очень хочется, чтобы ты в этом поучаствовал. Тебя окружает особая пиквикская аура, которая сразу снимает все подозрения.
— Не впутывай меня в это! — прорычал Питер.
— Послушай, — рассмеялся Джой, — ты приходишь как герцог Уэррингтонский и приводишь Томми, а я пишу в твой еженедельник статьи про Сити.
— Как долго? — тут же задал встречный вопрос Питер. Неподкупные журналисты, пишущие про Сити, встречались крайне редко.
— Пока ты не откажешься от моих услуг.
— На таких условиях я готов изображать шута в твоей компании, — согласился Питер.
— Ты скоро привыкнешь, — успокоил его Джой. — Значит, в воскресенье, в восемь часов. Обычная вечерняя одежда. Если хочешь, вдень красную ленточку в петлицу. Они продаются у Эванса на Ковент-Гарден.
— И Томми — леди…
— Аделаида. Пусть демонстрирует свой вкус к литературе. В перчатках ей приходить не обязательно. Я знаю, она их ненавидит. — Джой повернулся, чтобы уйти.
— Я женат? — спросил Питер.
Джой остановился.
— На твоем месте я бы избегал упоминаний о семейных делах, — посоветовал он. — У тебя с этим далеко не все в порядке.
— Так я плохой семьянин? Ты не думаешь, что миссис Лавридж будет возражать против моего присутствия?
— Я ее спрашивал. Она милая женщина с широкими взглядами. Я пообещал не оставлять тебя наедине с мисс Монтгомери, а Уиллис получил указание не позволять тебе самому смешивать себе напитки.
— Я бы хотел изображать кого-нибудь более респектабельного, — пробурчал Питер.
— Нам требовался герцог, — объяснил Джой, — и подходил только один.
Обед прошел великолепно. Томми, проникнувшись идеей, купила новую пару ажурных чулок и стала говорить чуть в нос. Питер, память которого начала давать сбои, представил ее как леди Александру. Значения это не имело — оба имени начинались на букву «А». Лорда Маунт-Примроуза она приветствовала как Билли и справилась о здоровье его матери. Джой рассказывал отменные истории. Герцог Уэррингтонский называл всех по именам и, похоже, хорошо освоился среди представителей богемы — трудно было представить себе более веселого человека высокого происхождения. Дама, которую на самом деле звали не мисс Монтгомери, сидела, как зачарованная. Хозяйка пребывала на седьмом небе.
Последовали новые обеды, не менее успешные. Знакомства Джоя ограничивались высшими кругами английской аристократии — за одним исключением: речь шла о немецком бароне, низкорослом, толстом джентльмене, который хорошо говорил по-английски, но с акцентом, а когда желал что-то подчеркнуть, постукивал указательным пальцем правой руки по правому крылу носа, чуть наклонившись вперед. Мисс Лавридж удивлялась, почему он не представил их раньше, но, слава Богу, никаких подозрений у нее не возникло. Клуб «Автолик» начал меняться. Друзья больше не узнавали друг друга по голосу. В каждом тихом уголке кто-то практиковал новое произношение. Члены клуба более не приветствовали один другого таким привычным словом, как «старина», и, отказавшись от трубок, перешли на дешевые сигары. Многие из давних привычек ушли в прошлое.
И все бы шло прекрасно до скончания времен, если бы миссис Лавридж оставила организацию всех социальных визитов на мужа, не внося свою лепту. Но так уж вышло, что в разгар сезона мистера и миссис Лавридж пригласили на один политический прием на открытом воздухе. В последний момент выяснилось, что Джозеф Лавридж пойти не сможет. Миссис Лавридж отправилась на прием одна и встретила там многих представителей английской аристократии. Миссис Лавридж, привыкшая общаться с аристократами, держалась легко и непринужденно, чувствуя себя как рыба в воде. Жена знаменитого пэра разговорилась с ней, и миссис Лавридж ей понравилась. Вот тут миссис Лавридж и подумала, что эту даму можно уговорить приехать в дом у Риджентс-парка, где она могла бы пообщаться с представителями своего класса.
— Лорд Маунт-Примроуз, герцог Уэррингтонский и еще несколько человек будут обедать у нас в следующее воскресенье, — сообщила она. — Не окажете ли вы нам честь своим присутствием? Мы, конечно, простые люди, но нас любят.
Жена знаменитого пэра посмотрела на миссис Лавридж, огляделась, вновь посмотрела на миссис Лавридж и сказала, что с удовольствием приедет. Миссис Лавридж собиралась первым делом рассказать мужу о своем успехе, но маленький дьяволенок пробрался ей в голову и шепнул, что говорить ничего не надо, приглашение следует сохранить в тайне и преподнести мужу такой приятный сюрприз. То есть узнать обо всем он должен в воскресенье, в восемь вечера. Что ж, сюрприз она преподнесла.
Герцог Уэррингтонский прибыл в половине восьмого, чтобы обсудить с Джозефом Лавриджем некоторые журналистские вопросы. Его грудь украшала серебряная звезда, купленная накануне на Игл-стрит за восемь шиллингов и шесть пенсов. Его сопровождала леди Александра в рубиновом ожерелье — она приходила в нем последние шесть месяцев и дважды по воскресеньям, — идентичном тому, в краже которого ложно обвинили Джона Стронгхата. Лорд Гаррик, встретившись со своей женой (мисс Рэмсботэм) у «Матер Редкэп», пришел пешком в семь сорок пять. Лорд Маунт-Примроуз вместе с сэром Френсисом Болдуином подкатили в экипаже без десяти восемь. Его светлость, проспоривший пари, заплатил за проезд. Преподобный Гарри Сайкс (обычно его звали Малыш) появился еще через пять минут. Благородная компания, собравшаяся в гостиной, мило беседовала в ожидании обеда. Герцог Уэррингтонский рассказывал историю о кошке, в которую никто не желал поверить. Лорд Маунт-Примроуз поинтересовался, не та ли это кошка, которая каждый вечер в половине десятого забиралась к нему на балкон и стучала в дверь. Преподобный Гарри вспомнил, раз уж речь зашла о кошках, что однажды у него был терьер… В этот самый момент дверь открылась, и Уиллис объявил о прибытии леди Мэри Саттон.
Мистер Джозеф Лавридж, сидевший у камина, встал. Лорд Маунт-Примроуз, который стоял у пианино, сел. Леди Мэри Саттон задержалась в дверях. Миссис Лавридж пересекла гостиную, чтобы встретить ее.
— Позвольте мне представить вас моему мужу, — сказала миссис Лавридж. — Джой, дорогой, это леди Мэри Саттон. Мы на днях познакомились у О’Майерсов, и она оказала нам честь, приняв мое приглашение. Я забыла тебе сказать.
Мистер Лавридж ответил, что безмерно счастлив. А потом, хотя обычно не лез за словом в карман, похоже, потерял дар речи. В гостиной повисла тишина.
И тут Сомервилл… Этот вечер стал переломным в его жизни. До этого никто не принимал его всерьез, теперь же он подошел и протянул руку.
— Вы не помните меня, леди Мэри? Мы встречались несколькими годами раньше. У нас состоялся очень интересный разговор… Сэр Френсис Болдуин.
Леди Мэри стояла, вроде бы вспоминая. Красивая женщина лет сорока, с ясными, веселыми глазами. Потом леди Мэри посмотрела на лорда Гаррика, что-то быстро говорившего лорду Маунт-Примроузу. Тот не слушал, а если бы и слушал, то понял бы далеко не все, потому что лорд Гаррик внезапно перешел на шотландский. С него леди Мэри перевела взгляд на хозяйку дома, потом на хозяина.
И наконец пожала протянутую руку.
— Разумеется, как я могла забыть! Это произошло на моей свадьбе. Вы должны меня простить. Мы успели переговорить о многом. Теперь я помню.
Миссис Лавридж, гордясь тем, что поддерживает давнюю традицию, продолжила представлять леди Мэри своим гостям, несколько удивляясь тому, что леди Мэри знает далеко не всех. Герцог Уэррингтонский удостоился легкой улыбки. И только для его дочери у леди Мэри нашлось несколько слов.
— Дорогая моя, как ты выросла со дня нашей последней встречи.
И когда объявили, что обед подан, у всех возникла мысль, что давно пора.
