Джозеф Хеллер - Поправка-22
Помощь Аафрея чуть не обернулась бешеным скандалом, потому что возлюбленная, которую Нетли почти боготворил, неожиданно взорвалась остервенелыми проклятиями и стала поносить его так люто и страшно, как если бы он был ей злейшим врагом, но тут в квартиру вломился, к счастью, Обжора Джо, и обстановка разрядилась, хотя через минуту после Обжоры Джо пришел, пошатываясь, пьяный Дэнбар и сразу же начал обнимать одну из хихикающих девиц, так что теперь им не хватало одной партнерши, а поэтому, оставив Аафрея дома, они всемером выкатились на улицу и залезли в кабриолет к наемному извозчику, который безучастно стоял на месте, пока девицы требовали плату вперед. Нетли вручил им с галантной торжественностью девяносто долларов, позаимствовав двадцать долларов у Йоссариана, тридцать пять у Дэнбара и семнадцать у Обжоры Джо. Дружелюбно заулыбавшись, девицы сказали извозчику адрес, и его лошаденка повлекла их неторопливой трусцой на другой конец города, в район, где они никогда не бывали, а когда им уже почудилось, что путешествие продлится до скончания века, остановилась на глухой и темной улице возле высокого старого дома. Поднявшись вслед за своими спутницами по крутой скрипучей лестнице с деревянными ступенями на четвертый этаж, они очутились в блистательной, мгновенно поразившей их воображение квартире, которая явила им толпу словно бы все время умножающихся гибких, голых и юных девиц, среди которых вертелся уродливый порочный старик с богомерзким, на слух Нетли, кудахчущим смехом да сновала почтенная старуха в светло-сером свитере, осуждающая горестным квохтаньем любую неблагопристойность и без устали устраняющая всяческую грязь.
Поразительная квартира оказалась плодороднейшим рассадником голых девиц. Пришельцев препроводили в тускло освещенную, с буроватыми стенами гостиную, которая размещалась на скрещении трех темных коридоров, уходящих в таинственные недра этого странного и замечательного борделя. Три их девицы сразу же стали раздеваться, причем то и дело на мгновение замирали, чтобы горделиво продемонстрировать свое аляповато-яркое белье, и без умолку щебетали, обмениваясь добродушными колкостями с похотливым, истасканным, плешевато длинноволосым белобрысым стариком в небрежно расстегнутой белой рубахе, который встретил гостей сардонически вежливым приветствием, а потом все время хихикал и сладострастно пялился на девиц из голубого засаленного кресла, стоящего почти точно посредине гостиной. Добродетельная старуха в сером свитере отправилась, скорбно опустив голову, за партнершей для Обжоры Джо и вскоре вернулась с двумя пышногрудыми красотками, одна из которых была совершенно голая, а вторая пришла в розовато-прозрачной коротенькой комбинации и проворно избавилась от нее, садясь на кушетку. Потом из разных коридоров появились еще три нагие обитательницы борделя и остановились в гостиной поболтать, а следом за ними пришли еще две. Четыре новые, занятые оживленной беседой, профланировали через гостиную не останавливаясь; три из них были не только голые, но и босые, а на четвертой красовались танцевальные серебряные туфельки, принадлежащие, если судить по ее разлапистой походке, явно не ей. Спустя минуту возникла еще одна полураздетая дива, так что их собралось уже одиннадцать.
Гостиная неуемно полнилась обнаженной плотью, и Обжора Джо начал погибать. Ошалело окаменев, он с немым ужасом смотрел на беспрерывно впархивающих в комнату девиц, которые вели себя естественно и непринужденно. Внезапно опомнившись, он издал душераздирающий вопль и стремительно рванулся к двери с намерением совершить молниеносный марш-бросок в солдатскую квартиру, где остался его фотоаппарат, однако, не сделав и пары шагов, издал еще один пронзительный вопль, исторгнутый из его души леденящим кровь предчувствием, что он навеки потеряет этот чудесный, огненно сладостный, искристо опаляющий сердце языческий рай, если решится хотя бы на мгновение отсюда уйти. Он мертво застыл у двери, исходя в невнятном бормотании брызгами слюны, а жилы на его лбу и шее выпукло вздулись и зримо затрепетали, будто яростно натянутые канаты. Старик следил за ним с победоносным злорадством, похожий в своем засаленно-голубоватом кресле на грязное, сатанински всемогущее божество с развратным лицом, тощим торсом и худосочными ногами, которые были укутаны, чтобы его не прохватила простуда, украденным у американцев армейским одеялом. Он негромко посмеивался, и в его провалившихся, многоопытно циничных глазах светилось растленное удовольствие. Было заметно, что он основательно выпил. Этот непотребный антипатриотичный старик вызывал у Нетли острейшую неприязнь, потому что напоминал ему по возрасту его отца и отпускал про Америку уничижительные шуточки.
— Америка проиграет войну, — злорадно предрек старик. — А Италия выиграет.
— Америка — самая могущественная и процветающая держава в мире! — с высокомерной горячностью осадил его Нетли. — А ее вооруженные силы непобедимы.
— Вот-вот, — охотно согласился старик, и в его голосе прозвучало ядовитое удовлетворение. — А Италия — хиреющая страна, и ее вооруженные силы давно уже обходятся без кровопролитных побед. Поэтому-то она и благоденствует в нынешней войне — не то что Америка.
Нетли удивленно захохотал, но, сразу же осудив себя за невежливость, смущенно покраснел.
— Простите меня, я не хотел вас оскорбить, — простодушно сказал он и с почтительной снисходительностью добавил: — Но ведь Италию оккупировали немцы, а теперь оккупируем мы. Надеюсь, вы не это называете благоденствием?
— Именно это! — радостно подхватил старик. — Немцев отсюда гонят, а мы живем себе и здравствуем. Через пару лет вы тоже уйдете, а мы будем жить-поживать и горя не знать. Италия, видите ли, очень слабая страна, и в этом наша сила. Итальянские солдаты больше не гибнут. А немецкие и американские — многими тысячами. Разве это не благоденствие для нас на сегодняшний день? Да-да, я уверен, что Италия переживет и нынешнюю войну, и вашу Америку.
Нетли едва верил своим ушам. Он никогда не сталкивался с таким чудовищным кощунством, и его удивляло, почему фэбээровцы позволяют этому вероломному старикашке разгуливать на свободе.
— Америка будет жить вечно! — страстно вскричал он.
— Вечно? — с мягкой подначкой спросил старик.
— Ну… — Нетли осекся.
Старик снисходительно усмехнулся, явно подавив желание презрительно расхохотаться. Но он травил Нетли исподтишка.
— Рим погиб, Греция погибла, Персия погибла, Испания погибла, — со скрытым торжеством объявил он. — Все великие державы погибли. А ваша, значит, особенная? И сколько же она протянет? Вы говорите, вечно? А я вам напомню, что и сама Земля погибнет от взрыва Солнца через двадцать пять миллионов лет.
— Ну, вечно… это, пожалуй, и правда многовато, — неловко уклонился Нетли.
— А сколько? — с глумливым пылом наседал старик. — Миллион лет? Полмиллиона? Жаба, к примеру, существует на земле пятьсот миллионов лет. Можете вы утверждать, что ваша Америка, со всем ее процветанием и могуществом, с непобедимыми вооруженными силами и самым высоким в мире уровнем жизни, просуществует так же долго, как, скажем, жаба?
Нетли с наслаждением закатил бы этому гнусному наглецу хорошую оплеуху. Он беспомощно огляделся в поисках союзника, который помог бы ему защитить будущее его страны от увертливого и бесстыжего нечестивца. Но никто не пришел ему на помощь. Йоссариан и Дэнбар деловито уединились в дальнем углу гостиной с четырьмя или пятью игривыми девицами и шестью бутылками красного вина, а Обжора Джо давно уже скрылся в одном из таинственных коридоров, гоня перед собой, вроде плотоядного властелина, столько крутобедрых проституток, сколько могли загрести его машущие, как крылья ветряной мельницы, тощие руки.
Нетли чувствовал себя потерянно и неловко. Его возлюбленная, мешковато нахохлившись, сидела в тупом оцепенении на горбатой кушетке, и он тоскливо думал, что она относится к нему с таким же вялым безразличием, как и в тот незабываемо яркий, мучительно-горестный для него день, когда он увидел ее за игрой в «очко», мимоходом завернув на минуту в солдатскую квартиру, а она не обратила на него ни малейшего внимания. Ее безвольно приоткрывшийся рот напоминал округло очерченную букву «О», и одному богу было известно, куда направлен ее затуманенный в бездумном остекленении взгляд. Старик терпеливо ждал, посматривая на Нетли с проницательно пренебрежительной, но сочувственной ухмылкой. Бесстыжая и пластично гибкая в движениях блондинка с прелестными ногами и медовой кожей, по-кошачьи притулившись на подлокотнике кресла возле старика, принялась растленно обласкивать ладонями его угловатое, бледное и похотливое лицо. Нетли весь одеревенел от враждебного негодования при виде столь откровенного распутства у такого дряхлого старика. Он подавленно отвернулся, с удивлением размышляя, что же ему, собственно, мешает загнать в постель свою собственную девицу.
