Милослав Швандрлик - Черные бароны или мы служили при Чепичке
Но Ян Млынарж упорствовал в своих заблуждениях. Продолжал общаться с клерикалами, воскресенье за воскресеньем играл на органе своей фикции, и неудивительно, что его призвали в ряды стройбата.
Роман Кефалин оказался в растерянности. Он чувствовал, что его собственные заслуги слишком незначительны, чтобы находиться в таком выдающемся коллективе. Ему казалось, что плоскостопие и близорукость на левый глаз не могут сравниться с жизненным опытом остальных присутствующих. К счастью, фельдшер Воганька, перелистывающий»Народную оборону», протяжно взвыл:«Господа, тут этот балбес Ясанек тиснул стишок!»
И все тут же обратились к поэзии.
Душан Ясанек
«Раньше и сейчас»
Жили плохо бедняки,
Даже не было муки,
Ели мало, что найдут
Чуть картошки наскребут,
И бывало, что потом
Ночевали под мостом.
Всем понятно, что бедняк
Безработным был, вот так.
Но сегодня коммунисты
Выгнали капиталистов
Труженик живёт отлично,
Каждый хлеба ест прилично
В общем, всем нам повезло
Всей реакции назло.
Уолл–стрит, трясущийся от страха,
Грозит военщины размахом,
Он ненавидит глас свободы,
Боится своего народа,
И пусть не думает, что нас
Он одолеть бы мог хоть раз.
Мы, бойцы, собой гордимся
И врагов мы не боимся
И с решимостью на лицах
Мы глядим через границу,
Где таится подлый враг,
Мы не знаем слова»страх».
Осеннее солнце заглядывало в окна лазарета, и его настырные лучи бессовестно дразнили бездельничающих пациентов.
— Чёрт побери, господа, — произнёс через несколько минут упорного ворочания рядовой Кефалин, — я в постели уже не могу. Пойду хоть глотну свежего воздуха!
— Не дури, — одёрнул его Вальничек, — Таперича вездесущ и единственное наше спасенье — забраться под одеяло!
Но Кефалин был настроен решительно. Он слез с постели, надел тапочки, и осторожно выскользнул из лазарета и вышел на небольшую лужайку. С одной стороны из небольшого лесочка тянуло осенними грибами, с другой стороны ветшала бывшая конюшня, а наверху на горе возвышался замок, его купол блестел в лучах полуденного солнца. В общем, открывался отличный вид. Новоиспечённый рядовой оперся о ствол дерева и замечтался. Долго, однако, мечтать не пришлось.
— Эй! — раздалось неожиданно у него за спиной, — Вы что тут делаете? Вы что, симулянт?
Кефалин подскочил, повернулся и оказался лицом к лицу с самим майором Галушкой. Таперича зловеще улыбался.
— Ну, в чём дело? — напирал он на Кефалина.
И в этот момент помощника режиссёра посетила идея. У него в голове всплыли истории о предубеждении майора против памятников, и он решил попытать счастья.
— Товарищ майор, — сказал он, — я рассматривал замок, так как хочу предложить вам кое‑что изменить.
— Что изменить? — удивился Таперича.
— Вот эта башня портит весь вид здания, — затараторил Кефалин, — и особенно вон тот купол, из‑за него все здание не похоже на казарму. Вот если бы купол снять…
Галушка посмотрел на него с интересом, даже можно сказать, с восхищением.
— Гулю снять? — задумался он, — Говорите, гулю снять?..
Он оставил Кефалина стоять перед лазаретом, и, не удостоив его даже взглядом, длинными шагами направился наверх к замку. Словно во сне он несколько минут прохаживался по двору, никому не отвечая на приветствия, ни на кого не обращая внимания. Он размышлял.
— Нет, нет, — гудел он себе под нос, — дерева попилили, фонтану снесли, таперича гулю снять — и так уж полно мороки с краеведческим обчеством!
Давно у него не видели таких грустных глаз.
Наконец, в лазарет доставили и рядового Чилпана. Слабоумный сын капиталиста выглядел так жалко, что Воганька над ним чуть не разрыдался.
— Ты случайно не пел в хоре у Бакуле[7]? — спросил он сочувственно, но Чилпан и не думал отвечать.
Когда вернулся доктор Горжец, было ясно, что до хорошего настроения ему далеко.
— Уж я чего только не видел, — кипел он, — но то, что прислали на этот год, это уже чересчур! Как минимум треть личного состава через полгода пойдёт на гражданку, это я вам гарантирую.
— Вот ещё один, — Воганька указал на Чилпана.
Доктор Горжец рассмотрел сына капиталиста, как неведомую зверушку.
— Этого не может быть, — загудел он, — это мне просто снится!
Но потом протёр глаза и обратился к Воганьке:
— Завтра возьмёшь двух помощников и повезёте самые тяжелые случаи в Пльзень! Будет шесть или семь человек. И если их сразу не комиссуют по здоровью, то… — он не договорил, только махнул рукой.
— Этот тоже поедет? — указал Воганька на Чилпана.
— Если до утра не помрёт, — ответил доктор, — то поедет.
На следующий Воганька с двумя помощниками и семью пациентами отправился в пльзенскую больницу. Это было первая партия, за которой должны были последовать другие.
Когда вечером они возвратились, Горжец нетерпеливо бросился к ним:
— Ну что? — рявкнул он.
— Всё прошло гладко, — доложил Воганька, — за исключением того, что рядовой Чилпан в Бловицах выпал из поезда. К счастью, дело было на станции, так что он был в состоянии продолжать путь.
Горжец кивнул.
— А дальше?
— Из семи бойцов шесть идут на гражданку, — продолжал Воганька, — и едва не комиссовали всех семерых.
— Кто не идёт? — спросил доктор.
— Вампера, — ответил Воганька, — но этот болван сам виноват! Он настолько глухой, что на него ругаться — чистое удовольствие!
И он начал рассказывать случай, который привёл к тому, что глухой инженер служил в армии полных двадцать шесть месяцев.
Вампера в больнице попал в отделение отоларингологии, где осмотр проводил подполковник Слинтак. Он встал в десяти метрах от Вамперы и произнёс:«Ландыш». Инженер, ясное дело, ничего не слышал.
— Повторяйте, что я говорю! — закричал полковник и тихо добавил:«Тетрадь в линеечку».
Вампера и глазом не моргнул. Подполковник подозрительно на него посмотрел и прошептал:«Политическая грамота».
Опять ничего. Подполковник медицинской службы Слинтак помрачнел, и его подозрения усилились. Он сделал шаг к Вампере и произнёс:«Бляди!». Сестра, которая стояла возле подполковника, прыснула от смеха, и Вампера тоже улыбнулся — бедняга думал, что девушка с ним кокетничает.
«Бордель!» — сказал подполковник, и ситуация повторилась. Вампера улыбался медсестре, которая извивалась от смеха.
«Ебля!» — произнёс подполковник, и когда и в этот раз инженер заулыбался, то обратился к медсестре и приказал:«Сестра, пишите! Пациент мне представляется совершенно глухим. Слышит только слова»бляди»,«бордель»и»ебля»!
После чего вытолкал ничего не понимающего и всё еще улыбающегося инженера Вамперу за двери, и довольно вздохнул, поскольку ему удалось выявить ещё одного симулянта, который намеревался хитроумно избежать исполнения своего гражданского долга.
Глава четвёртая. КОНЕЦ ПРИЗЫВА
Боевая подготовка продолжалась, и новоиспечённые стройбатовцы уже знали кое‑что о службе. Они уяснили, что надо быть бдительным и зорким, поскольку неприятель, который повсюду, более всего жаждет разведать их военные тайны.
— Если бы вы, к примеру, пошли в увольнение, — объяснял ефрейтор Галик, — то не так, чтобы вы в молочной лавке рассказывали, как зовут вашего командира отделения! Неприятель мог бы этим воспользоваться. В чём дело, Ясанек?
— Я просто хотел отметить, — сказал Ясанек, — что классовый неприятель очень хитёр, и мы не можем его недооценивать!
Кулак Вата неприязненно заворчал, но по сути вопроса не высказался. Также и остальные не проявили острого желания дискутировать.
— Смирно! — вдруг взвизгнул ефрейтор, и выпятил колесом свою худосочную грудь. Причина была очевидна, поскольку приближался сам командир части Таперича.
— Товарищ майор, — выступил вперёд Галик, — взвод изучает военную тайну.
— Так, так, — одобрил майор, и отечески поглядел на трепещущих новичков. — Военная тайна это исключительно очень важная вещь. Товарищи! Как складывается международная ситуация во всём мире? Это, так сказать, имеет большое значение, как я уже говорил, во всём мире. Много товарищей убежит за границу, но такой товарищ он нам уже никакой не товарищ! Этот вот капитализм, товарищи, у него много недостатков. Не всё, что блестит! Можете продолжать, товарищ ефрейтор!
Майор Галушка повернулся и степенно отошёл, чтобы своей мудростью бескорыстно одарить и остальные отделения.
— Влочка! — обратился ефрейтор к седовласому художнику, — Повторите, что только что сказал товарищ майор!
— У меня так не получится, — сказал Влочка, и мысли не имея о провокации.
Но Галик подпрыгнул, и начал орать о саботаже среди образованных слоёв, которые превращают политическую учёбу в бордель.
Майор Галушка, между тем, шагал к следующему отделению, которой как раз решало важную проблему на краю заиндевелой полянки. Майора чуть не напугал рядовой Фридль, который шагал мимо него к близлежащим кустам, не выполнив воинского приветствия.
