Витауте Жилинскайте - Вариации на тему
Люткус отложил газету, отодвинул надкушенный блинчик и, прищурившись, долго наблюдал за своей дражайшей половиной, которая, как ни в чем не бывало, хлопотала возле плиты.
— Послушай, Ада, — задумчиво протянул он наконец, — а что, если с завтрашнего дня я сам, лично, стал бы водить Дайвочку в детский садик?
— Ты?! — оторопела жена. — Вставать на час раньше и подвергать опасности в троллейбусе свою драгоценную жизнь? И ребер не жалко?
— Подумаешь, ребра! — расправил плечи Люткус. — Надо же человеку утром поразмяться!.. — И, не давая жене опомниться, добавил: — Надеюсь, ты не станешь возражать, если и все продукты я сам буду приносить домой?
Ноги подкосились, и Ада, застонав, опустилась на табуретку.
— Неужели будешь в обеденный перерыв бегать по магазинам?
— А что? — хитро ухмыльнулся муж. — Может, и мне полезно сочетать умственный с физическим?
Совсем растерявшись, жена что-то бессвязно забормотала.
— А как тебе понравится, — продолжал наступление Люткус, — если я заодно возьму на себя и уборку квартиры?
У Ады из рук выпала тряпка.
— Не пойму, куда ты клонишь, — охрипшим вдруг голосом проговорила она.
— Надеюсь, — энергично нагнувшись и подняв тряпку, заявил Люткус, — что и возле плиты я сумел бы не хуже тебя управляться.
— Но, — еле слышно возразила жена, — но… это же чисто женское занятие… мужчины обычно как от чумы…
— У меня даже руки чешутся, — перебил ее Люткус, — так охота самому мариновать и консервировать! Кстати, где у тебя тот рецепт яблочного пирога, который, помнишь, принесла Стефания?
— Стефания? — В лице у Ады ни кровинки. — Ты что-то скрываешь от меня! — произнесла она трагическим шепотом.
— Скрываю? — На всякий случай Люткус сложил газету и небрежно сунул ее в стопку других газет. — Сама же упрекала, что не помогаю. Так вот, ступай себе и не мешайся на кухне!
— Куда… ступай? — губы Ады дрожали.
— А куда хочешь, — великодушно разрешил муж. — В кино, в читальню, в бар, рыбачить на реку… Не помешало бы и в спортхалле заглянуть — там нынче международные соревнования по стоклеточным шашкам.
— Значит, гонишь, как собаку, на все четыре стороны?.. Уж лучше прямо скажи, что хочешь от меня отделаться… что… что… — Она захлебнулась рыданиями и, упав грудью на обеденный стол, дала волю слезам.
С истинно мужским самообладанием Люткус переждал, пока у жены не пройдет первый приступ нервного припадка, пока не перестанут судорожно вздрагивать плечи. И тогда бодро заявил:
— Ну вот, разревелась, как дитя малое! Шуток, что ли, не понимаешь?
— Шуток?.. — Жена подняла на него распухшие глаза. — Хорошенькая шутка! Она у меня целый год жизни отняла!
«Так! — быстренько подсчитал Люткус. — Значит, еще восемь таких шуточек — и разница между нашими средними возрастами будет сведена на нет…»
И он с удвоенным аппетитом принялся уписывать блинчики.
У ВРАЧА
С недугом своим я ознакомила врача сразу, едва переступив порог его кабинета, памятуя, что люди этой благородной профессии заняты по горло и для больных времени у них в обрез.
— Здравствуйте, у меня склероз мозга, — заявила я, прикрывая за собой дверь. — Все на свете забываю и вообще теряю последние остатки памяти.
Врач ответил на мое приветствие и пригласил сесть. Он даже поднял на меня глаза и ободряюще улыбнулся — такое хорошее впечатление произвело на него мое чистосердечное признание.
— Так-с, значит, плохо с памятью, — констатировал он. — Фамилия?
Узнав фамилию, он исчез за ширмой, чтобы вымыть руки. Мыл долго. Я поняла, что память мою будет он ощупывать стерильно чистыми руками, и еще раз убедилась, что открыла нужную мне дверь.
Наконец хозяин кабинета, пахнущий чистым полотенцем и яичным мылом, появился из-за ширмы. Долго рылся в карманах халата. Ничего там не отыскав, взглянул на меня и снова поздоровался:
— Здравствуйте.
— Здравствуйте, — ответила я.
— Что привело вас к нам?
— Да память же.
— Ах, память… И что же с ней случилось? — осведомился врач.
— Не помню ничего, — повторила я. — Сразу же все забываю.
— Вот как? Это нехорошо — сразу все забывать, — пожурил он меня. — Очень нехорошо… Ваша фамилия?
Я повторила фамилию, добавив к ней имя. Просто так, на всякий случай.
Сев за стол, он принялся разбирать истории болезни.
— Итак, на что жалуетесь? — поинтересовался он, продолжая рыться в бумагах.
— Память ослабла, — прошептала я.
— Ясненько, — пропел он, извлекая из груды пухлую папку.
Когда я увидела свою историю болезни, меня просто пот прошиб! Толстая, как том энциклопедии. Хоть убей, не помню, когда успела столько наболеть. Это еще раз подтверждало, что память у меня в самом плачевном состоянии.
Кое-как одолев этот трактат, врач развел руками:
— Ну, знаете ли, после двух инсультов нельзя требовать чудес от своей памяти. Да и возраст пенсионный…
— После двух инсультов?! — изумилась я. — Абсолютно не помню… А возраст… Не девочка, конечно, но…
— Ведь вы — Шпокявичене Броне Антановна, 1887 года рождения. Здесь черным по белому написано — перенесла два инсульта. — Голос стал строгим, брови нахмурились.
Я клятвенно заверила его, что никакая я не Шпокявичене, однако врач согласился с моим утверждением лишь после того, как раскопал наконец действительно принадлежащую мне историю болезни.
— А-а! — полистал он ее. — Ясно. Так на что жалуетесь, если вы не Шпокявичене?
— Память у меня, знаете, ослабла.
— Ясненько, ясненько, — закивал он. — Значит, память на обе ноги хромает…
Что еще приключилось с ногами моей памяти, я так и не успела услышать: врача позвали к телефону. Вернулся он не скоро. Зато, вернувшись, широко заулыбался и пожал мне руку:
— Здравствуйте, здравствуйте! Мы, кажется, с вами знакомы. Где встречались-то? Не у Каркласов ли?
— Да, — подтвердила я, — встречались. Только не у Каркласов.
— Да, да. У меня исключительная память. Один раз увижу человека — и на всю жизнь… Так что у вас? Нога, кажется, хромает?
— Нет, память, — шепнула я.
— Ах да, память! Сегодня, сдается, кто-то уже жаловался на подобное недомогание. Значит, память прихрамывает? Разберемся…
Но мне снова не удалось выяснить, что же случилось с моей памятью: в дверь сунулся какой-то пожелтевший субъект.
— Доктор, — просипел он, — вы мне рецепт…
— Помню, — успокоил его врач. — Вылечим вашу память.
— Желудок, — возразил желтый.
Когда, получив рецепт, он исчез, врач обернулся ко мне. На этот раз не поздоровался, и я даже немножко обиделась.
— Вот что, — сказал он решительно. — Сейчас получите направление и завтра, с самого утра, отправляйтесь в лабораторию. Сделаем зондирование.
— Мозга? — ужаснулась я.
Он снисходительно улыбнулся. Видимо, обладал чувством юмора.
— Желудка, — подмигнул он мне. — Всего хорошего.
— Всего хорошего, — поднялась я.
Он исчез за ширмой. Снова запахло полотенцем и яичным мылом. Я поняла: если не сменю тактики, придется здесь заночевать. Хотя я уже очень привязалась к этому человеку, хотя день и ночь с удовольствием бы слушала его любезное «здравствуйте» и вдыхала аромат яичного мыла, все-таки следовало подумать и об интересах других больных, для которых у него совсем не оставалось времени.
Когда он вновь появился из-за ширмы, я уж и не помню, кто первый сказал «здравствуйте». Кажется, произнесли мы это слово синхронно.
— Так какая же хворь на вас напала? — поинтересовался он.
— Не помню, — пробормотала я, отступая к двери. — Забыла…
Он снова улыбнулся и подмигнул — безусловно, ценил юмор.
— Не помню, — повторила я, открывая дверь.
— Только не забудьте сделать зондирование желудка, — донесся до меня его заботливый голос. — Прямо с утра.
— Спасибо, — откликнулась я из коридора, — не забуду! Если только не охромею вконец…
СТАРОСТЬ МОЖНО ПОБЕДИТЬ
В наше время, когда стали появляться геронтологические кабинеты, от советов, как, старея, не стареть, нет отбоя. В общих чертах они сводятся к следующему: побольше двигаться, почаще гулять на свежем воздухе, воздерживаться от жирного и спиртного, питаться главным образом овощами и фруктами, раз в полгода показываться лечащему врачу (он, видите ли, просто мечтает о встрече с вами!), избегать отрицательных эмоций и стрессов (они, как известно, прежде чем обрушиться на вас, присылают свои визитные карточки) и вовремя ложиться спать.
Однако уже сам факт вашего интереса к подобным рекомендациям свидетельствует о том, что вы, как говорится, не молодеете и сами это признаете. Так вот, чтобы не стареть, надо не обращать внимания на советы, как не стареть. Какая от них польза? Прислушавшись к одному совету, последовав другому, вы вскоре все равно возвращаетесь к привычному образу жизни. Но если прежде с аппетитом ели, с удовольствием выкуривали сигарету и без зазрения совести валялись в постели, то ныне все эти маленькие радости отравлены сознанием, что вы роете себе могилу.
