Марк Твен - Янки при дворе короля Артура
Это была единственная вещь, которую слѣдовало разрѣшить на аренѣ.
Такимъ образомъ, всѣ полагали, что должно было рѣшиться великое дѣло и они были правы, но только не то дѣло, о которомъ они думали. Тутъ дѣло шло о жизни странствующаго рыцарства. Я былъ борцомъ, это правда, но не борцомъ вѣроломнаго чернаго искусства, а борцомъ общаго здраваго смысла и разсудка. Я выступилъ на арену для того, чтобы или уничтожить странствующее рыцарство или пасть его жертвою.
Арена для нашего поединка была громадная, а за оградою не было ни одного свободнаго мѣста уже въ десять часовъ утра шестнадцатаго числа. Громадный остовъ мамонта былъ украшенъ флагами, роскошными коврами, знаменами, занималъ нѣсколько акровъ и предназначался для королей-данниковъ, ихъ свитъ и для британской аристократіи; палатка короля стояла на главномъ мѣстѣ и тамъ все сіяло золотомъ, яркими цвѣтами шелка и бархата; дѣйствительно, я ничего не видѣлъ подобнаго; это представляло чудное зрѣлище, съ которымъ могло поспорить развѣ восхожденіе солнца на верховьяхъ Миссисипи или сѣверное сіяніе. Огромный лагерь расположился на одномъ концѣ арены, пестрѣлъ палатками, украшенными флагами самихъ разнообразныхъ цвѣтовъ; у каждаго входа стоялъ караульный и на немъ висѣлъ блестящій щитъ для вызова, все это представляло опять великолѣпный видъ. Какъ видите, здѣсь присутствовалъ каждый рыцарь, имѣвшій хотя сколько-нибудь самолюбія; мои чувства относительно такого порядка вещей не составляли тайны, а въ этомъ-то и заключались шансы рыцарей. Если я останусь побѣдителемъ сэра Саграмора, то другіе будутъ имѣть право вызвать меня на бой и это можетъ продолжаться до тѣхъ поръ, пока я этого захочу.
Въ числѣ прочихъ палатокъ также были и мои двѣ палатки: одна лично для меня; а другая для моихъ слугъ. Въ назначенный часъ король подалъ знакъ и герольды въ своихъ тобарахъ выѣхали на арену и объявили о поединкѣ, назвавъ имена сражающихся и причину ихъ ссоры. Затѣмъ наступила пауза; но вотъ раздался трубный звукъ, это было сигналомъ, что намъ слѣдовало выходить. Вся масса, казалось, притаила дыханіе и на всѣхъ лицахъ выражалось любопытство.
И вотъ, сэръ Саграморъ вышелъ изъ своей палатки, весь закованный въ желѣзо, статный и стройный, его громадное копье, прямо стоявшее въ своей рукояткѣ, которую рыцарь держалъ сильной рукою, его овальное лицо было покрыто сталью, а грудь латами, самъ же онъ былъ одѣтъ въ богатую рыцарскую одежду; его лошадь была покрыта роскошною попоною, ниспадавшею до земли. Все эта представляло великолѣпную картину. Когда онъ выѣхалъ на арену, то раздался громкій крикъ удивленія и восторга.
За нимъ появился и я. Но я не вызвалъ восклицаній. Съ минуту длилось краснорѣчивое молчаніе, затѣмъ раздался громкій взрывъ хохота, переливавшійся бурными волнами по этому человѣческому морю, но звукъ трубы прекратилъ этотъ хохотъ. Я былъ въ самомъ простомъ и удобномъ гимнастическомъ костюмѣ тѣльнаго цвѣта, трико, натянутое отъ затылка до пять, съ голубыми шелковыми пуфами на бедрахъ и съ непокрытой головой. Моя лошадь не отличалась рослостью, но она была быстра, съ тонкими ногами, мускулиста и могла скакать какъ борзая собака. Она была очень красива, ея шерсть была гладка и блестяща, какъ шелкъ, на ней не было никакихъ украшеній, ничего кромѣ уздечки и сѣдла.
Но вотъ рыцарь Саграморъ, въ видѣ желѣзной башни на лошади, попона которой напоминала постельное ватное одѣяло, тяжеловѣсно выѣхалъ на арену, выдѣлывая при этомъ граціозные пируэты, а я и моя лошадь легко и быстро приготовились ихъ встрѣтить. Мы остановились; рыцарь поклонился, я ему отвѣтилъ; затѣмъ мы повернулись и поѣхали рядомъ къ большой палаткѣ, чтобы привѣтствовать королевскую чету и выразить ей нашу покорность.
Но королева воскликнула въ это время:
— Ахъ, сэръ Патронъ, вы хотите сражаться совершенію нагимъ, у васъ нѣтъ ни пики, ни меча, ни…
Но король остановилъ ее, сказавъ, что это вовсе не ея дѣло вмѣшиваться.
Опять раздался звукъ трубъ; каждый изъ насъ отправился на другой конецъ арены и мы стали въ позицію. Теперь выступилъ и старый Мерлинъ и накинулъ легкую ткань изъ самыхъ тонкихъ нитокъ на сэра Саграмора, которая должна была превратить его въ духъ Гамиста. Опять король подалъ знакъ; затрубили въ трубы; сэръ Саграморъ оставлялъ въ покоѣ свою длинную пику, но въ слѣдующій же моментъ онъ понесся стремглавъ, такъ что его вуаль только развѣвалась позади него, тогда я свистнулъ и понесся, какъ стрѣла, ему на встрѣчу, дѣлая видъ, что я только прислушиваюсь, но не вижу его. Оаздался цѣлый хоръ одобреній по адресу рыцаря и только одинъ голосъ возвышался надъ всѣми и послалъ мнѣ слова поощренія:
— Продолжай такъ, ловкій Джимъ.
Это былъ голосъ Кларенса и его своеобразный языкъ. Когда остріе этой громадной пики было всего на разстояніи полутора ярда отъ моей груди, я быстро повернулъ лошадь въ сторону безъ усилій и пика рыцаря скользнула по воздуху. Раздались рукоплесканія по моему адресу. Мы повернули, поправились на своихъ сѣдлахъ и опять встрѣтились. Но рыцарь опять промахнулся и и опять мнѣ апплодировали. Это повторялось нѣсколько разъ; взрывъ рукоплесканій по моему адресу наконецъ раздражилъ сэра Саграмора, такъ что тотъ вышелъ изъ себя, перемѣнилъ тактику и сталъ гоняться за мною по аренѣ. Это была игра въ перегонку, и всѣ преимущества остались на моей сторонѣ: я постоянно ускользалъ съ его пути; но разъ мнѣ удалось ударить его по шлему, когда я былъ у него въ тылу. Наконецъ, я самъ принялся за преслѣдованіе и ему ни разу не удалось зайти ко мнѣ съ тылу; онъ постоянно былъ впереди меня въ концѣ всѣхъ своихъ маневровъ. Такимъ образомъ, онъ отказался отъ этого и удалился къ другому концу арены. Онъ былъ раздраженъ до такой степени, что совершенно забылся, бросилъ мнѣ въ лицо оскорбленіе и, конечно, получилъ обратно и отъ меня такое же оскорбленіе. Я вынулъ арканъ изъ подъ моего сѣдла и взялъ петлю въ правую руку. Но тутъ нужно было видѣть приближеніе этого рыцаря; его глаза налились кровью. Что касается меня, то я совершенно спокойно сидѣлъ на лошади и махалъ петлею аркана надъ моей головою. Когда разстояніе между мною и рыцаремъ было не болѣе сорока футъ, я опять взмахнулъ арканомъ по воздуху; затѣмъ я немного повернулъ въ сторону, остановилъ лошадь, опять взмахнулъ арканомъ по воздуху, рыцарь попалъ въ петлю и я его стащилъ съ сѣдла! Боже мой! Какая произошла сенсація!
Весьма понятно, что такой фокусъ былъ еще неизвѣстенъ въ той странѣ… Эти люди не видѣли еще ничего подобнаго; всѣ они встали съ своихъ мѣстъ и съ восторгомъ кричали:
— Еще, еще! (Encore, encore!)
Я положительно удивлялся откуда они взяли это слово, но теперь было не время заниматься филологіею, ибо какъ разъ началось низложеніе странствующаго рыцарства. Минуту спустя сэръ Саграморъ былъ освобожденъ отъ каната и отведенъ въ свою палатку. Я опять сталъ на свое мѣсто и началъ махать арканомъ надъ своею головою. Я былъ готовъ тотчасъ же пустить его въ ходъ, какъ только рыцари изберутъ кого-нибудь въ преемники сэру Саграмору, а это не должно было продолжаться слишкомъ долго, такъ какъ было много жаждущихъ кандидатовъ. Дѣйствительно, они скоро выбрали сэра Гервиса де-Ревеля.
Вотъ онъ выѣхалъ на арену, подобно горящему дому; я увернулся отъ него; онъ пронесся, какъ молнія; но мнѣ все же удалось ему накинуть петлю и минуту спустя сѣдло было пусто.
Такъ мнѣ удалось побороть еще третьяго и четвертаго и пятаго. Тогда дѣло показалось серьезнымъ и рыцари стали совѣщаться между собою. Они порѣшили отбросить всякій этикетъ въ сторону и послать противъ меня наиболѣе знатнаго изъ нихъ. Но я поступилъ точно такъ же съ сэромъ Ламоракъ де-Галисъ, а послѣ него точно также и съ сэромъ Галигадомъ. Теперь оставалось только одно: послать противъ меня величайшаго изъ великихъ, могущественнѣйшаго изъ могущественныхъ, самого сэра Лаунсело!
Это была для меня великая минута. Вотъ, что я долженъ былъ думать: тутъ присутствуетъ Артуръ, король Британіи; тутъ и Геневера и цѣлое племя всѣхъ этихъ провинціальныхъ королей и принцевъ; въ палаткахъ же лагеря присутствуютъ самые знаменитые рыцари многихъ странъ; а избранный сразиться со мною человѣкъ — самый знаменитый изъ всѣхъ рыцарей, король "Круглаго Стола", наиболѣе извѣстный боецъ во всемъ христіанствѣ, рыцарь, на котораго были обращены взоры сорока тысячъ глазъ и передъ которымъ всѣ раболѣпствовали. Но тутъ въ моемъ умѣ промелькнулъ образъ моей чудной дѣвушки изъ Вестъ Гардерорда и мнѣ очень было желательно, чтобы она видѣла теперь меня. Въ то время, подобно бурному вѣтру, выѣхалъ на арену Непобѣдимый. — Всѣ придворные поднялись съ своихъ мѣстъ и наклонили головы впередъ, чтобы имъ было удобнѣе все видѣть. — Но вотъ петля промелькнула въ воздухѣ и въ мгновеніе ока сэръ Лаунсело уже былъ стащенъ съ сѣдла. Раздались громкія рукоплесканія!
