Валерий Хаит - Одесский юмор. XXI век
И мы снова устраиваемся рядом с печкой.
– Вы представляете, у нас вчера опять выключили свет! Хорошо, что у мамы есть керосиновая лампа еще с войны.
Это тетя Эльза, мама Наташки. Тетя Эльза – бухгалтер и считает в уме быстрее, чем моя мама, которая преподает высшую математику.
– А у нас в общежитии на Островидова свет после войны выключали вообще каждый день!
Это папа. Он приехал в Одессу учиться в университете и сначала жил в общежитии.
– Что интересно, ни в одной комнате не было розеток, чтоб не включали кипятильники – боялись пожара. Так мы брали на факультете провода и подключали кипятильник к лампочке под потолком. Удлинителей тогда не было, так что приходилось ставить табуретку на табуретку, а на самый верх, прямо под лампочкой, – кастрюльку с водой. В которую мы часто клали картошку или там яйца, чтобы сварить в кипятке. И вот один раз только мы положили в кастрюльку яйца, собрали всю эту пирамиду и поставили кастрюльку наверх, как выключили свет. А в комнате нас тогда жило много, человек шесть. Мы очень осторожно, чтобы все это не свернуть, расселись по сторонам и стали ждать. Прошло минут десять, свет, наконец, включили – пирамида стоит. Мы полезли наверх, сняли кастрюльку – и что бы вы думали? Яиц в ней не было!..
Наконец родителям удается вытащить нас из-под стола кушать сладкое. Мы с аппетитом едим шоколадный торт, запивая его сладким горячим чаем. Бабушки разливают чай по блюдечкам и терпеливо дуют на него, разговаривая о чем-то своем, но мы уже не слушаем.
Мы устали. Нам хочется спать.
Все начинают собираться.
Мы выходим в коридор, где ворохом сложены пальто, шубы и шапки.
Мамы обувают нас, одевают и ведут домой.
Февраль. Мы идем в темноте по пустынным заледеневшим улицам.
На небе, сколько мы ни вглядываемся, нет ни слова о том, что нужно громко стучать.
Мы останавливаемся на углу Франца Меринга, прощаемся – Валерке с папой и мамой теперь вниз, а нам направо, – и через пятнадцать минут я уже лежу в своей постели.
Дома тепло, в печке светятся раскаленные угольки; мама садится рядом, чтобы рассказать сказку. Я закрываю глаза, но не могу уснуть: папа, дядя Вася и дедушка без перерыва говорят про Островидова, Читу и Середину-Буду прямо у меня в голове. Тогда я открываю глаза и спрашиваю:
– Мама, а почему так – все давно ушли, а голоса остались до сих пор?
Александр Свинарчук
Божья коровка
Божья коровка на летнем лугу.
Жаль, подоить я ее не смогу.
Я при доении божьих коровок
Слишком, признаться, бываю неловок.
Водой не разольешь
– Я вынужден уйти к другой.
– И я с тобою, дорогой.
Я как-то выглянул в окно,
А там сплошная темень.
И мне вдруг стало все равно,
Как проводить свой времень.
В галерее
На стене висит картина:
«Царь никак не грохнет сына».
Про это
Мне про это мечталось
Дней, наверное, сто.
Наяву оказалось:
Это – вовсе не то.
Автобиографическое
За ночлег и скромный ужин,
Вечерами сняв штаны,
Подрабатываю мужем
Я у собственной жены.
Тихий вечер
Я леплю из пластилина
С длинным носом Буратино.
Дали б водки – я бы пил,
А не черт-те что лепил.
Незнакомке
Гляжу на вас и думаю:
Ну до чего красавица!
Какой примерно суммою
Я смог бы вам понравиться?
Между прочим
А у Сидорова снова
Сын похож на Иванова.
Письмо ученому соседу
Потолок в моей квартире —
Затопляемейший в мире.
Дождался
Когда мне звезданули в глаз,
Я понял: вот он, звездный час!
Творческий тайм-аут
Я не писал почти полгода
Стихов для нашего народа.
Набравшись сил, могу опять
Еще полгода не писать.
Ни капли
Ни капли с утра и ни капли в обед.
Причина – пипеток в наличии нет.
Все путем
В глазах мы собственных растем,
Одну из двух избрав систем.
И все у нас теперь путем,
И как всегда – опять не тем.
Телеграмма с курорта
«Данное ранее слово
Сдержать до конца не готова».
Диалог
– Откуда будешь? Как дела?
– Неплохо. Буду из горла.
Секс-бомба
Тротиловый ее эквивалент
Не оценил как следует клиент.
Лозунг
Товарищ, верь, пройдет она —
Башка с большого бодуна!
Томная дама
Она вздыхать любила томно,
Как огнедышащая домна.
Но жаль, что в отношеньи домен
Мой опыт более чем скромен.
Не доросли
Как-то мне набили глаз
У ларька пивного.
Тяжело пока у нас
Со свободой слова!
Встреча
Что утром явился, не подала вида,
Открыла, услышав настойчивый стук.
В глазах ее нежных застыла обида,
В руках мускулистых – чугунный утюг.
Семен Лившин
Дама с собачкой Баскервилей
Пародия на дамский детектив
Сыщик-любитель Нюра Вульф, то есть я, с утра только и успела, что раскрыть полтора преступления да написать детектив. Вдруг зазвонил телефон. Я сразу узнала Алексея Степановича Ягодкина, старшего оперуполномоченного по особо мокрым делам. В душе он оставался все тем же романтичным Лешей, которого я помню еще со школьной скамьи подсудимых. Надевая бандитам наручники, Ягодкин по-прежнему краснел от смущения. А если порой ему случалось застрелить в день трех-четырех правонарушителей, он никак не мог заснуть, пока полковник Травушкин, которого все – и подчиненные, и уголовники – звали просто «Дядя Ваня», не почитает ему на ночь «Незнайку в Солнечном городе».
Но сейчас в голосе лейтенанта Ягодкина звучал металл:
– Выручай, Нюра! Надо внедриться в банду Шпока. Там ищут гувернантку для собаки. Адрес: Большая Инвесторская, дом шесть.
Так-так, это, кажется, бывшая Стахановская. Набросив первую попавшуюся шубку из шиншиллы и антикварные кирзовые сапоги, чтобы выглядеть настоящей прислугой, я выскочила на улицу. По небу плыли изящные, чуть присобранные в талии облачка, – видать, от Юдашкина.
Я быстро нашла роскошный особняк со скромной табличкой «Тимофей Шпок, заслуженный киллер республики». Над входом висел лозунг «Народ и мафия едины!»
Шпок оказался представительным мужчиной в безукоризненном смокинге и безупречном бронежилете. Глядя на меня своими пронзительными глазами, он учтиво спросил:
– Имеете ли вы опыт общения с животными?
– Еще какой! – затараторила я. – Первый муж был скотина, второй – козел, третий…
– А как насчет английского? – перебил он. – Наша Леди ведет род от знаменитой собаки Баскервилей, и по-русски она пока ни бум-бум.
– Перед вами автор русско-собачьего разговорника! – вдохновенно соврала я.
Хозяин достал пачку долларов толщиной с мой роман «Кровавая канарейка».
– Дам вдвое больше, если присмотрите и за сукой, и за ее хозяйкой. Ясно?
Не помня себя от радости, я выскочила из офиса и плюхнулась в свой дряхлый «Запорожец». Все, завтра же куплю новый, с тонированными стеклами! Вдруг рядом я заметила незнакомого мужчину.
– Вам куда? – вежливо спросила я.
– В морг, – ответил он и упал. В спине у него торчал кинжал.
Кстати, давно бы уже пора поточить кухонные ножи, подумала я – и побежала звонить Ягодкину.
– Ладушки, – ответил он, – сейчас пришлю экспертика к трупику. Какой он из себя?
– Мужик как мужик… молчун такой. Одет, правда, странно: носки красные, рубашка зеленая, галстук желтый. Я б своего мужа за такое убила!
– Мы проверим и эту версию, – сказал Леша. – Спасибо, Нюрочка!
От его слов я покраснела до кончиков сапог и помчалась домой к Шпоку. Его жена Лора, дамочка с порочными глазами и ушами, пожаловалась на капризы заморской собаки:
– Купишь ей дешевую игрушку – она с ней играть не хочет. Купишь дорогую – тут же всю сгрызет. Что делать, ума не приложу…
– А вы не показывайте собачке чек на игрушку, – посоветовала я.
– Отпад! – вульгарно всплеснула руками Лора. – Айда знакомиться с псиной.
Я увидела крохотную болонку с жалобными глазами и удивилась: ведь у Конан Дойля был описан огромный пес, способный загрызть человека.
– Да за те бешеные бабки, что нам обошлась эта тварь, я сама кого хошь загрызу! – прорычала хозяйка. – Не жрет ничего, оттого и стала такая мелкая. А мы уж ее кормили и парной телятинкой, и диетическим грогом, и яйцами Фаберже всмятку…
Поначалу Леди не шла на контакт. Но я славлюсь своим умением разговорить любого. Помню, как-то я так долго спрашивала одного глухонемого, который час, что в конце концов он не выдержал и заорал: «Я, я поджег склад – только отвяжись!!!» Сейчас мне мешало присутствие хозяйки. Тут ей позвонили, и Лора стала кокетничать с художником Сморчковым.
