Олег Агранянц - Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди
Однажды, уже в университете, я не хотел сдавать зачет и решил повторить опыт с лимоном.
Разрезал лимон, посыпал перцем и съел. Потом набил температуру и пошел на прием к врачу.
Молоденькая врач, осмотрев меня, всплеснула руками:
— У вас скарлатина.
Прибежала другой врач и тоже замахала руками:
— Скарлатина.
Я понял, что в университете до меня симулянтов не было, и мне стало стыдно. Я убежал и пошел сдавать зачет. Зачет я сдал, вернулся в санчасть, где к общему удовольствию зафиксировали, что от скарлатины я вылечился.
417. Рассказ об утопленникеЦелина. Обед. Мы берем миски, забираем еду у нашего повара Рябоконя (студента нашего курса) и направляемся к столам.
Обыкновенные деревянные столы и деревянные скамейки. Были столы и без скамеек.
Иногда наша группа задерживалась, и мы приходили, когда все столы со скамейками были уже заняты. И тогда я делал вид, будто продолжаю какую-то историю, а все наши ребята делали вид, что внимательно меня слушают. Смысл заключался в том, что в истории были какие-нибудь неаппетитные фрагменты, услышав которые, сидящие со словами «Гадость какая!» вставали и уходили. Мы же спокойно усаживались на их места, и я прекращал рассказ.
Особенно безошибочно действовал такой пассаж: «Билл вытащил утопленника на палубу. Лицо его было сизым, в бурых пятнах, живот раздулся, а когда Билл ударил по животу веслом, кожа прорвалась и потекла зеленая жижа…».
Действительно, гадость.
418. История с историей партииУсердием в учебе я не отличался, хотя умудрялся сдавать экзамены на отлично и получил бы диплом с отличием, если бы не тройка на выпускном экзамене по истории партии. Была тогда такая дурь!
И смех и грех! Попал я на экзамен к антисемиту, и он за мое нестойкое «р» поставил мне двойку. Потом, когда ему объяснили, что к национальности Фрумкина и Ландау я не имею никакого отношения (иначе, как объяснила мне потом дама из деканата, меня к нему и не направили бы), он, говорят, очень сокрушался, но по законам МГУ повысить оценку мог только на одну единицу.
Теперь я горжусь этой тройкой.
9.2. Молодежный туризм — дело для взрослых
После четвертого курса все ребята-однокурсники отправились на военные сборы. Я как прошедший действительную военную службу от сборов был освобожден. И решил устроиться подработать куда-нибудь на фирму, где требуется знание французского языка.
Обошел две-три конторы, меня нигде не взяли, и я отправился обедать в кафе гостиницы «Москва». Через два столика от меня сидела женщина лет тридцати. К ней начал приставать сидящий за соседнем столиком мужчина. Он был явно навеселе, приставал грубо. Я терпел, но когда он начал мешать ей есть, встал, подошел к столику и спокойно сказал: «Сиди тихо». Он взвинтился, начал ругаться матом. Я взял его за шиворот и вытолкал из зала. Женщина меня поблагодарила.
И каково же было мое изумление, когда, явившись через час наниматься еще в одну контору, я увидел там женщину из кафе «Москва», которая оказалась референтом по французскому языку. Естественно, меня тут же оформили на временную работу.
Так я попал в Бюро международного молодежного туризма «Спутник».
И начал я ездить по стране с французскими делегациями и просто как сопровождающий без знания языка.
420. Польский полонезОднажды дали мне польских школьниц. Накануне они довели до истерики сопровождающую девицу, она сбежала, и на полек «кинули» меня. Все они говорили по-русски. 23 из них, как я тогда говорил, были красивые, а остальные 12 — очень красивые.
Я пришел в столовую, где они обедали, сел за столик. Шум, гвалт. Вдруг все затихло. Я поднял голову и увидел, что прямо ко мне направляется девица. Она подошла вплотную:
— Кого пан больше любит — блондинок или брюнеток?
— Брюнеткам говорю, что брюнеток, блондинкам — что блондинок. А что, у вас рыжих нет?
Шум одобрения и снова тишина. Другая девица направляется к моему столику:
— Вот ключ от моей комнаты. Я буду ждать пана в четыре часа.
Все смотрят на меня.
— Я запишу тебя на четыре тридцать. Раньше не могу. А ключ мне не нужен. У меня есть ключи от всех комнат.
И снова шум одобрения. Меня приняли.
421. Польские школьницы и культурные ценностиЭто была веселая поездка. В Эрмитаже не оказалось экскурсовода, и я вынужден был проводить экскурсию сам. Мне пришлось нелегко, потому как сам я был в Эрмитаже в первый раз. Через полчаса девицы меня отстранили, и одна начала показывать, как я провожу экскурсию. Она подошла к очередной картине:
— На этой картине великий художник… — она наклонилась, прочла фамилию, — изобразил… раз, два, три, четыре, пять человек и раз, два, три, четыре, пять собак. Лица у людей белые, а у собак коричневые, этим художник хотел подчеркнуть разницу между людьми и собаками. На небе солнце, этим художник хотел показать, что действие происходит днем. Сюжет картины — известная притча, которую вы должны знать. Перейдем к следующей картине.
В Москве нас пригласили в Комитет дружбы народов на прием по случаю пребывания в столице нескольких иностранных делегаций. Всем делегациям вручали большие картины, на которых изображались исторические памятники города. Случай распорядился так, что полькам достался памятник Минину и Пожарскому, которые выгнали поляков из Москвы. Я тут же поменял его на первопечатника.
Польки не понимали, в чем дело. Я им объяснил, что «тот памятник плохой, нет экспрессии», а у первопечатника «и динамика, и размах». Польки прикладывали указательный палец к виску.
Руководил делегацией партийный начальник, память о нем у меня сохранялась долго: он мне прислал письмо, в котором называл меня семью разными именами.
422. Случай в поездеОднажды я вез французских туристов из Ленинграда в Москву.
Как только поезд тронулся, у одной француженки резко заболел бок. Молодая девчонка сначала держалась, но потом, когда боль усилилась, начала кричать. Подошел начальник поезда:
— В поезде врачей нет. Первая остановка через полтора часа в Малой Вишере.
Я пошел по вагонам и стал спрашивать, нет ли среди пассажиров врача. Врачей не было. Вдруг в одном из купе я увидел офицерскую шинель с погонами подполковника медицинской службы. Через минуту в купе зашел мужчина лет сорока.
— Вы врач?
— Ну и что?
— В одном из вагонов девушке плохо. Нужно помочь.
— А что я могу сделать? На следующей станции вызовете врача.
— Следующая станция нескоро.
— Подождет.
Я начал его убеждать, и подполковник неохотно согласился. И он уже собирался идти, как я ему сказал, что больная француженка.
— Тогда я не пойду. Зачем это мне?! Я служу в такой части… Мне связь с иностранцами ни к чему.
Я продолжал уговаривать, и он все-таки пошел.
Он лениво вошел в купе, где лежала больная, начал ее осматривать. Потом вдруг изменился в лице:
— У нее перитонит. Если в течение двух часов не сделать операцию, она умрет.
Ближайшая больница, где могли сделать операцию, была в Малой Вишере.
По требованию подполковника машинист затормозил на одной из маленьких станций, и начальник поезда бросил записку: «На поезде больная, которой срочно требуется операция. Предупредите Малую Вишеру».
Доехали до Малой Вишеры. Мы с подполковником вывели больную. Там ее ждала врач.
Выяснилось, что в больнице, куда больную должны были доставить, нет хирурга. Ему позвонили, и он будет только через три-четыре часа.
— Не доживет, — сухо констатировал подполковник.
— Нечего делать, — вздыхала врач. — Придется ждать.
Подполковник помолчал с полминуты и после нескольких неприличных слов распорядился:
— Прикажите, чтобы готовились к операции.
— А кто будет делать операцию?
— Я. Только пусть соберут мои вещи.
Поезд задержали до тех пор, пока из купе не вынесли вещи подполковника.
Утром в Москве я получил телеграмму:
— Операция прошла успешно.
А еще дней через десять я встречал веселую француженку на Ленинградском вокзале.
Позже я связался с больницей, хотел узнать имя подполковника, чтобы как-то отблагодарить его.
— Не сказал, — ответили мне в больнице. — Ни имени, ни фамилии. Сделал операцию, выпил полстакана спирта и уехал.
— Как сделал операцию?
— Блестяще.
423. Школа номенклатурыВ «Спутнике» я пришелся ко двору. Меня посадили на кадры. Помню, однажды вызвал меня заместитель председателя Л. Шило и распорядился:
— Позвони в профсоюзную школу. Попроси переводчика турецкого языка на две недели.
И объяснил, кому звонить. Я вернулся в свой кабинет, набрал номер. Человек, к которому меня направил Шило, удивился моей просьбе и сказал, что переводчиков турецкого языка у них нет. Я вернулся к начальству и доложил: