Андрей Яхонтов - Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2
На палубе Людмила, перевешиваясь через борт и балансируя, так что могла свалиться в воду, стала зачерпывать мороженое из моей вазочки и в результате уронила сливочный кусок мне на брюки. Потом, пытаясь посаженное пятно соскрести, принялась меня тискать и тянуть в трюм, где, она говорила, темно и нам никто не помешает, я отбивался, лик Вероники, чудилось мне, скорбно наблюдает за моим грехопадением. Устав преодолевать мое сопротивление, Людмила пошла в бар, опрокинула в себя стакан коньяка и приклеилась к молодому негру, торговавшему перочинными ножами. О чем-то покалякав на тарабарском смешении итальянского, английского и русского, парочка исчезла. Когда все сошли на берег, я Людмилы среди экскурсантов не обнаружил. Вернувшись на паром, я нашел ее и негра на свернутом кольцами швартовом канате. Людмила была недовольна, что я ее потревожил и в качестве компенсации за вмешательство в ее личную жизнь, требовала, чтоб негр ехал с нами в одном такси. Я резко воспротивился и объявил: в таком случае мы поедем туристическим автобусом. Или вообще никуда не двинемся. Людмила скривилась, негр сделал успокоительное движение и отстал от нас.
— Предупреждаю, — объявил в рупор капитан с палубы — через двенадцать часов мы отплываем назад, ждать никого не будем. Не забывайте, паром ходит раз в сутки…
Не хотелось находиться рядом с Людмилой. Но не мог же я бросить женщину. Я уже не помышлял о задании Маркофьева и выкупе, а лишь мечтал о благополучном возвращении на Мальту. Сжав зубы, я плелся за ней.
В городском содоме и чаду она сгинула — будто растворилась. Я возвращался в гавань один. Когда в назначенное время экскурсанты собрались возле парома, ее среди них не было. Пассажиры мне сочувствовали и говорили, что с Людмилой, наверно, что-то случилось.
Шофер автобуса развел руками и повторил, что ждать никого не стал. Я вскочил в такси. Носился по улицам и магазинчикам. Их здесь были сотни, тысячи, миллионы. Я не знал, куда именно несусь, но смутно чувствовал, что нахожусь на верном пути. В конце концов сама судьба привела меня в лавчонку, где на витрине были выставлены перочинные ножички. Я вошел внутрь. Вернее, ворвался. В магазинчике было пусто. Повинуясь безотчетному чувству, я двинулся вглубь, толкнул одну из дверей. На полу, под банановыми пальмами в горшках, на расстеленной циновке лежали Людмила и ее черный друг.
— Какого лешего! — закричал я. — Почему я должен за вас волноваться?
Людмила хрипло рассмеялась. Этот ее смех мне хорошо помнился еще со студенческой поры.
— Я никуда не собираюсь ехать, — сказала она.
Я выругался и выбежал из лавки.
Таксист, которого я остановил, поехал не в сторону моря, а в противоположную той, откуда я прибыл. Я выхватил у него карту и ткнул в точку, обозначавшую порт.
— О, кей, — согласился он и развернул машину.
Когда мы подкатили к причалу, паром стоял на месте. Но мне не хватало наличных, чтобы расплатиться с водителем. Капитан, члены команды и пассажиры категорически отказывались дать в долг. Шофер начал кричать. Я отдал ему кредитную карточку и велел принести ее — после того, как он снимет недостающую сумму. Он кивнул и уехал.
Выяснилось, однако, что я мог не торопиться. Капитан сказал:
— Звонил знакомый вашей подруги. Ну, этот негритос… Он ее сейчас доставит… Она хотела остаться с ним, но у него уже есть две семьи и семеро детей. Идите и встречайте ее, поскольку денег заплатить таксисту у нее нет.
С грехом пополам водитель, доставивший Людмилу, согласился принять в качестве оплаты мои старенькие часы. Паром при этом задержался с отплытием на пятьдесят минут. Пассажиры готовы были меня растерзать. (А на Людмилу поглядывали с понимающими сочувственными улыбочками). Капитан требовал немедленно погасить неустойку, связанную с нарушением графика движения.
— Ведь вы главный в вашей паре, — ехидно напомнил он мне.
Сумма, которую требовал этот пират, была непомерно велика. И меня, поскольку я отказывался платить, заключили под арест. Прибывший на вертолете вызволять меня из тюрьмы Овцехуев отсчитывал купюры и качал головой. Он сообщил, что водитель-ворюга снял с кредитки все до цента. Маркофьев, когда мы с ним увиделись, тоже был не в восторге.
— А ты думал, что главным быть просто? Все так думают. Теперь убедился на своей шкуре? Каково это — отвечать за других?
(Сам он оставил мулаточке на память о встрече автомобиль и свою фотографию в придачу.)
Он меня распекал:
— Я за этим тебя посылал, да? Чтобы ты читал этой дуре лекции о нравственности? Или чтобы ты втерся в доверие, выманил деньги… Повел грубый шантаж?
Зла на меня он, однако, не держал. Махнул рукой и сказал:
— Ничего, будешь теперь у меня в неоплатном долгу… Вычту траты из твоего жалованья…
Позвонив Людмиле, он пригрозил, что отправит ее мужу подробный отчет о том, как она проводит время в компании негров. Людмила рассмеялась и пожертвовала на его Фонд жалкую подачку.
О ВОСПИТАНИИОткуда произрастали, тянулись корни моего идиотизма?
Только вспомнить, чему меня учили родители! Что я должен, провожая женщину, не только посадить ее в такси, но и довезти до дома, и лишь после этого следовать к себе. Какой расход времени и средств предполагался!
— Надо минимизировать все виды расходов и трат, — любил повторять Маркофьев. — Деньги надо экономить на выпивку!
О МИШЕМаркофьев себя не жалел, сам горел и воспламенял других. Жил ради этих других. Никого не забывал. Однажды он сообщил:
— Миша, один из авторов сценария фильма по твоей книге, баллотируется в Государственную Думу.
— Зачем? — удивился я.
— Нужно всем нам, — сказал Маркофьев.
— Он вроде не самый крупный мыслитель. И не телезвезда… Кто станет за него голосовать?
— После телесериала "Дурак дураком" он стал популярен, — возразил Маркофьев
— И все? Этого достаточно, чтобы заниматься законотворчеством?
— Раскрутим, — лаконично отвечал Маркофьв.
Он был всесведущ, всесилен, и всемогущ, мой друг Маркофьев. Мог унылого, заурядного, рядового, никакими особыми дарованиями не отмеченного индивида превратить в заметную и привлекательную фигуру. (Я веду речь в том числе и о себе.)
Чтобы профинансировать избирательную кампанию Миши, Маркофьев продал одно из своих многочисленных имений — вместе с вишневым садом и женой — ее следующему мужу. Который согласен был взять старушенцию, лишь бы завладеть лакомым кусочком побережья.
Вскоре пришла телеграмма: Миша стал депутатом… Вырученных немалых средств, увы, оказалось недостаточно, чтобы провести Мишу в спикеры, но заместителем руководителя фракции он стал.
Маркофьев отправил ему поздравительное послание.
ЖИЗНЬ ВЫПРАВЛЯЕТСЯСлушая рассказы прилетавших из России Моржуева и Овцехуева, Маркофьев впадал в глубокую задумчивость. И временами бормотал:
— Жизнь на родине, видимо, выправляется. Раньше бандиты навязывали свои услуги по охране всем и каждому, от "крыш" было не продохнуть. А теперь эти функции перешли к милиции. И это правильно: зачем дублировать одни и те же обязанности, лишнее звено надо устранить…
Он думал о покинутой отчизне беспрестанно. Столь же мучительны, как эти думы, были учиняемые им брейнсторминги, касавшиеся приобретения Корсики. Он искал свежие решения, непроторенные пути, незамыленные веяния.
БОЖЬИ ХРАМЫРассуждал:
— Сперва повсеместно сносили церкви и монастыри. Потом повсеместно их восстанавливали и возводили заново… Какая интенсивная и постоянная занятость населения! Нет, в такой стране исторически невозможна безработица!
Интересовался:
— Как продвигается демонтаж гостиницы "Интурист-Националь" на улице Горького? Сперва вбухать тьму денег в строительство, теперь разбирать по кирпичику… А ведь там трудная почва, неосторожное движение — и пойдут прахом и Центральный телеграф и театр Ермоловой…
Восклицал:
— Кажется, мне есть, чем заняться в этом хаосе и неразберихе…
ЦЕРКОВНАЯ ДЕЛЕГАЦИЯМоржуев и Овцехуев вели подготовку визита церковной делегации. Вскоре на пароходе в маркофьевское поместье прибыла группа людей в рясах. Маркофьев обещал священнослужителям, что на приобретенной им Корсике обязательно выделит место под строительство монастыря, которое сам же будет финансировать. В ответ (и в знак благодарности) духовные пастыри обратились с призывом к президентам России и Франции, а так же ко всем прогрессивно мыслящим главам других церквей и государств — с просьбой позволить Маркофьеву построить земной рай.
— А ты как думал, — говорил мне Маркофьев, когда, стоя на пристани, мы махали платочками отплывающим святым отцам. Каждый из них увозил в саквояже кругленькую сумму пожертвований на церковные нужды. — Если человек напялил рясу, он перестал быть человеком? Нет, остался человеком — алчным, корыстным, себялюбивым…
