Михаил Серегин - Дембельский аккорд
– Звездец комбату!
– Звездец!!! – стройно, как на плацу, откликнулся замогильный хор.
Подполковник стремительно обернулся – никто не пошевелился, не дрогнуло ни одно веко и даже дыхания по-прежнему не было слышно. Голос, который в прошлой жизни мог бы принадлежать Фролу Валетову, снова произнес:
– Звездец комбату! – При этом ни губы, ни грудь младшего сержанта не шевельнулись.
– Звездец!!! – так же стройно и грозно откликнулись остальные неподвижные тела. Стойлохряков начал пятиться, чувствуя, как сам начинает холодеть – во всех местах, кроме ног, по которым вдруг побежали тонкие горячие струйки.
– Воистину звездец комбату! – прогремел голос, на этот раз больше похожий на голос ефрейтора Резинкина.
– Воистину звездец!!! – Ледяное эхо отразилось от стен кубрика, волной хлынуло в дверь и понесло подполковника Стойлохрякова по коридору. Очнулся тот, дрожа и мелко крестясь, только далеко на улице, прислонившись к фонарному столбу и глядя через пустынный плац на бледно отсвечивающие окна казармы. Долго, очень долго комбат не мог ни понять, ни вспомнить толком, что же с ним произошло и происходило ли что-нибудь вообще с тех пор, как он решил зайти в казарму. Наконец он решил для себя, что все померещилось и что надо было побольше налегать не на первач, а на закуску. Он шагнул было вперед – и тут воспоминанием о жутком видении в ботинке хлюпнуло что-то теплое...
Ровно через час после полуночи в кубрик зашел бледный, светящийся в темноте забинтованными руками мумии лейтенант Мудрецкий. Обвел взглядом неподвижно вытянувшиеся тела и застывшие глаза, каркнул могильным вороном:
– Эй, «деды»! Встали и пошли!
Глаза моргнули, руки зашевелились – медленно, словно сопротивляясь самой идее движения. Послышался отчетливый жалобный скрип переутомившихся сверх всяких пределов связок и мышц, насилуемых железной волей бойцов.
– Быстро шевелимся, быстро! Комбат уже спит! – Скрипящий взводный был недоволен и неумолим. – Блин, встать, я сказал! Взвод, подъем, тревога!!! Выходи в коридор строиться!
Вбитые за два года и семьсот подъемов рефлексы взяли свое – тела начали шевелиться сами по себе, без всякого сознательного руководства и вмешательства в работу солдатского организма. Окончательно просыпаться химики начали только в коридоре, уже заняв свои привычные места в строю.
– Так, орлы мои! Командование нам поставило задачу, и мы ее выполнили. Как всегда, – начал свою короткую и скрипучую речь Мудрецкий, – командование нас кинуло. Тоже как всегда. Была поставлена новая задача – кто там стонет! Кто стонет, я сказал!!! Мы ее тоже выполним!
– Не сможем, товарищ лейтенант. – Валетов то ли громко вздохнул, то ли тихо всхлипнул. – Сил не осталось!
– Найдешь! – хрипнул Юрий и закашлялся. Показал младшему сержанту замотанный в бинты кулак. – Найдешь, я приказываю! Товарищ Стойлохряков только и мечтает, чтобы мы обломились. Так вот, обломится он, и на этот раз крупно. Как звучит наша новая задача? Только дословно!
– Не помню, товарищ лейтенант, не до того было...
– Вот то-то и оно, что не помните ни хрена! А я ее помню, и я ее выполню! Так, взвод, отставить разговоры! Вперед и вверх – то есть за мной! А там... там посмотрим, кто у нас кого воспитает!
Подполковника Стойлохрякова подвело, если разобраться, недоверие к собственным солдатам и нежелание брать на себя ответственность. Вот, например, организуй он караульную службу в батальоне в точности с требованиями устава... Тогда это был бы не подполковник Стойлохряков. Или служил бы он не в Чернодырье.
– А у нас все по-прежнему, караулу в парке оружие не выдают! – улыбнулся Мудрецкий старлею Бекетову. Впрочем, оценить улыбку тот не мог, поскольку как раз в этот момент Юрий связывал командиру разведвзвода руки за спиной, и тому было очень неудобно оборачиваться. – Неужели даже вам автоматы не доверяют, а?!
– Нам они и не нужны, – проворчал разведчик. – Было бы желание, мы бы вас тут в кучку сложили и без стрельбы... Ну кто так вяжет, кто так вяжет! Хочешь, сейчас развяжусь и покажу, как надо? Пригодится когда-нибудь...
– Лучше без этого... Знаю, что положили бы, и что? Потом объяснишь, что мы все были бешеные, обдолбившиеся, свихнувшиеся от общения с комбатом, и ты просто не стал рисковать своими подчиненными. И вообще, у нас после Чечни крыши съехали, что с нас взять, с невменяемых... Не сильно давит, не перетянул нигде?
– Нормально. – Старлей шевельнул плечами. – До утра досижу. Слушай, ты что брать будешь? «Бэтээр», «бээмпеху»? Или тягач танковый вместо трактора?
– Да ну, ими пахать неудобно, все передавят и потопчут... да и не привык я к ним как-то. А работа там тонкая. Надо и огород хорошенечко перекопать, и дом при этом не развалить, а двор у Шпындрюка не сказать чтобы сильно широкий. Тягач точно не протиснется – веранду свернет или еще что-нибудь. Ничего, все уже продумано. Комбат поставил задачу – мы ее выполним. Любой ценой, как положено.
– Ну-ну, выполняй, а я посмотрю!
– Давай сюда посажу. Смотреть удобнее будет. Резинкин, чего там?
– Да ну их на хрен! – Лучший водитель батальона был расстроен, как ребенок, у которого отняли только что подаренную игрушку. – Бензин весь слили! Придется что другое брать.
– Ни в коем случае! С ней мы везде, без нее мы никак! Весь, говоришь? И ту канистру, что на раме?
– О, товарищ лейтенант, а я и забыл! – Резинкин засиял, как бляха у покидающего часть дембеля. – Замотался, блин! Ну, я бегу?
– Погоди! Канистру – Валету, пусть заливает, а сам заводи «брэм». Или тягач, или кран – посмотри, что там удобнее и быстрее будет. Понял? Бегом, бегом, бего-ом!!!
Парк рычал моторами и лязгал металлом. В свете фар и фонарей двигались причудливые тени, и только из-за общего армейского пофигизма и закрывающего парк холмика в батальоне не была поднята тревога. Впрочем, может быть, и не поэтому. По крайней мере, достоверно известно, что дежурный по части следующим утром передал своему помдежу сто рублей и вид при этом имел такой расстроенный, какой редко бывает при возвращении долга. А помощник, наоборот, радовался так, словно эти сто рублей он выиграл в лотерею. Или еще каким-нибудь не слишком обременительным и приятным способом. Например, в честном споре.
Наконец неуместные действия закончились, и из ворот парка выкатилась крытая брезентовым тентом «шишига». Мудрецкий аккуратно прикрыл за собой ворота, сказал на прощание старлею Бекетову:
– Слушай, может, я тебя все-таки развяжу? Так даже интереснее получится – никто ничего не видел, все тихо было, сама по себе исчезла машина без бензина, а у остальных не отсосали...
– И не только она, – проворчал разведчик. – Ладно, черт с тобой, а то неудобно так сидеть-то! Зато будет своя легенда в батальоне – про Летучую «шишигу» и ее призрачный экипаж. Классно, вот сейчас с ребятами и придумаем! Молодые скоро придут, как раз расскажем, со свидетелями и доказательствами!
Заслуженная, а теперь еще и легендарная машина покатилась в ночь, освещая себе дорогу призрачным синим светом – для осторожности Резинкин все-таки опустил на фары маскировочные насадки и теперь двигался в основном ощупью. Благо дорога на шестой пост была ему знакома до последней колдобины.
– Ну, что у вас там? – радостно встретил друзей начальник караула младший сержант Простаков. – Как, перепахали все? Или сейчас съездим, помочь надо?
– Помочь надо, только по-другому. – Мудрецкий коротко объяснил Лехе, что от него требуется, и тот погрустнел.
– Не-е, это я не могу, товарищ лейтенант. И не подумайте, я не дисбата боюсь! Просто склады-то опечатаны, заперты, а там замки вроде гаражных, их не собьешь так вот сразу... стрелять разве что, так тут чуть рикошет – и совсем нехорошо получится.
– Ты кому рассказываешь, где здесь что, на этом складе?! – ухмыльнулся лейтенант. – Третий штабель от землянок, справа, на самом верху коробки стоят. Мне тут все равно делать нечего было, вот я и набил все заново. Еще теми, что Искандер привез, они тут все равно считай что неучтенка. Давай Ларя с Кисляком на шухер, а сам поможешь грузить! Мы и так вымотались за день, чтобы еще и ящики таскать. Брезент я сам уложу. Все равно никто, кроме меня, не знает, что здесь и как было.
Перед самым подъемом в батальон пришел комбат – что само по себе было явлением довольно редким, обычно его ждали только глубоко после завтрака. Первым делом Стойлохряков направился в казарму. Заглянул опасливо – через окна уже пробивался серый утренний свет, и о ночном наваждении напоминал только яркий луч из сортира. Уже более уверенно заглянул в кубрик химвзвода... Уставшие бойцы спали в самых разных позах, но все как один – с милыми улыбками полностью довольных своей жизнью людей. В кубрике стоял мощный храп, перемешанный с крепкими запахами мужского пота и грязных портянок. Все было нормально, все было как всегда, без всякой мистики и фантастики.
