Сергей Романов - Байки под хмельком
После обеда он опять вкалывал как заведенный, матерился на своих полупьяных коллег и не мог понять, зачем они так много пьют. Неужто этой бесплатной водки на их жизнь не хватит? Неужто они не ценят такой выгодной и благодатной работы и нажираются только для того, чтобы их быстрее выгнали за проходную и больше на территорию завода не пускали?
Вечером после работы он выпил оставшуюся в бутылке водку, открывал ещё одну и, смочив носовой платочек, протирал водкой руки, шею, а иногда и ноги. Уж он-то понимал, что наша, русская водочка, панацея от всех хворей и болезней.
Через пару месяцев старания мужика заметило руководство завода и назначили его на должность бригадира погрузо-разгрузочной бригады. А чем плох бригадир? Пьяным его никто и никогда не видел, работает за троих, не опаздывает и, самое главное, всегда и всем доволен.
Мужик поблагодарил за оказанную честь и принялся трудится с ещё большим рвением и поставил вывести свою бригаду в передовые во всей отрасли. Правда, он по прежнему утром в обед и вечером принимал свои сто пятьдесят и как и в первые трудовые месяцы радовался жизни и всевышнему.
Он сделал предложение своей зазнобе с крутыми бедрами из расфасовочного, и она, ни секунды не колеблясь, дала свое согласие на брак.
Еще через некоторое время его стали приглашать на все заседания и совещания заводоуправления, а через год выбрали председателем профкома. Теперь от него зависело распределение путевок и других жизненных благ для работников ликероводочного. У него появилось много высокопоставленных друзей-предпринимателей, которых он снабжал не только льготными путевками, но и водочкой по низким ценам.
Он уже больше не возил к машинам на тележке ящики с водкой, а только писал всевозможные бумаги и сам проводил собрания. Водку, производимую на заводе он больше не пил, а предпочитал дорогой коньячок, которым его угощали многочисленные просители и не только по профкомовской линии.
Он больше не укладывался во дворе на травку и не ковырял соломинкой в зубах — для его положения это было неприлично. Но мечтать он не бросил. Правда, теперь он мечтал о том, как бы скорее завершить строительство шикарного коттеджа на берегу Черного моря и как бы поскорее перевести свои накопления в иностранный банк. Он также мечтал о депутатской карьере, которая бы надолго застраховала его и от тюрьмы и от сумы. И это все воплотилось бы в жизнь, если бы на завод не зачастили государственные налоговые службы, которые быстро разобрались, кто и в чем виноват. Многих посадили, но мужика Бог миловал — его за энную сумму денег просто попросили уволиться.
И остался он вновь без дачи на берегу Черного моря, без денег и без жены с пышными грудями, которая ушла к одному из его бывших друзей предпринимателей.
И тогда он вспомнил тот счастливый миг, с чего он начинал. Он наскреб в карманах последние гроши, купил чекушку, вылил все содержимое в стакан и как когда-то произнес:
— Господи, чтоб эта гадость была морем и через него на работу ходить каждый день!
Он выпил, поморщился и пошел гулять по городу. Но Всевышний не услышал его тоста…
1997 г.
Ловкач
Несколько дней после Нового года мы решили отдохнуть на даче. Отметили новоселье, а на другой день, часам к десяти, на пороге нарисовался Левик с лыжными палками в руках:
— На лыжную прогулку собираетесь? Какой лес вокруг! Снег скрипит! Красота! — его лицо излучало вид вполне здорового человека.
Я молча посмотрел на него: как он мог мобилизовываться после такой пьянки? и отвернулся к стенке. Даже разговаривать не хотелось после вчерашнего.
— Так идешь или нет? — прошел он в кухню и тронул меня за плечо.
— Ты че, не видишь состояние своего другана. Он вчера так набрался, что не до прогулки…
— Так налила б похмелиться, — тяжело вздохнув сказал я.
— Ща-а-а-с! Разбежалась. Только с утра и думаю, как тебя похмелить…
— Лев, — я с тоской в глазах посмотрел на друга, — Что делать-то?
Лева уставился в пол и пожал плечами:
— Черт его знает! — ответил он и обратился к жене, — Ну чего ты вредничаешь, налей ему сто граммов.
— Ща-а-а-с! — опять рявкнула жена, — Еще один защитничек на мою голову выискался. Да и где я возьму эти сто граммов?
— Давай я слетаю! — тут же обратился я к жене.
— Ща-а-а-с! Остограмишься, а к вечеру опять наберешься. Знакома я с этими штучками.
Лева придвинулся ко мне и чуть слышно шепнул на ухо:
— Ты давай вставай и собирайся. А по дороге что-нибудь придумаем.
Я с трудом скинул ноги с дивана, вздохнул:
— Пробежать на лыжах, что ли? Может, действительно, лучше станет?
Жена бросила на стол кухонное полотенце и внимательно посмотрела в нашу сторону.
— Вы думаете, я такая дура! Думаете, не знаю, в какую сторону ваш забег начнется?
— Да ладно тебе! Сказано на лыжах…
— Тогда я с вами. Вот сейчас уборку доделаю, и все вместе пойдем. Я тоже хочу лес посмотреть, красотой подивиться…
Она с удвоенной энергией принялась драить кастрюли, а мы, понурив головы, обреченно сидели на диване.
— Придумал, — вдруг тихо сказал Левик, — Через час буду.
— Придешь с бутылкой — выгоню, — строго пообещала жена.
— Ну что я, ребенок, что ли? — развел руками Левик.
Через час мы надевали лыжи. Левик с раскрасневшимся лицом и улыбкой до ушей, ожидал на крылечке.
— Ну что, к озеру? — спросил он.
— Показывай, что за пазухой и выворачивай карманы, — приказала ему моя жена.
— Да, пожалуйста! — сказал Левик и послушно вывернул карманы. Затем похлопал себя по животу, — Нет ничего!
Увидев, что у него и в самом деле ничего нет, я чуть было не упал в обморок.
— Вот и молодец, — неизвестно кого из нас похвалила жена. То ли меня, что отказался от похмелья. То ли Левика, который не взял спиртного на прогулку.
Мы выстроились гуськом и пошли к лесу. Первым передвигал ноги я, следом шуршала жена, за ней Левик.
Около оврага он поравнялся со мной и тихо шепнул:
— Около елки наклонись и завяжи шнурок.
— У меня не развязан, — отмахнулся я.
— А ты все равно, наклонись и завяжи. Легче станет.
И тут я все понял.
Около первой же елочки я склонился и стал мудрствовать над ботинком. Под елкой стоял пластиковый стакан, испуская приятный водочный запах.
— Ты что там? — повернулась в мою сторону жена.
— Шнурок, вот, — развел я руками и, когда она отвернулась, опрокинул стакан в рот. Я поднялся и побежал за ними.
Около следующей елки, у Левы слетело крепление. Он нагнулся, и мы его обошли. Я вглядывался в даль и искал глазами теперь уже свою елочку. Она показалась с левой стороны. Я прибавил ходу.
— Мой-то возвращается к жизни! — похвалила меня жена, обратившись к Леве.
— Природа, красота! — покачал головой Лева, перекидывая языком во рту конфетку.
— Ну, что, опять шнурок развязался? — поглядела в мою сторону жена.
— Нет, по нужде, — сказал я, прячась за елочку.
Потом Лева сходил по нужде за другую елочку. А через триста метров опять развязался шнурок. А через шестьсот захотелось по нужде.
— Да вы что как собаки, на каждый пень ногу поднимаете? — внимательно оглядела меня вконец удивленная жена.
— Такая вот, беда, — сказал я и громко икнул.
Она поочередно глядела то на меня, то на Левика и, не могла сообразить, почему мы выглядим такими пьяными.
— Мне хочется, — сказал Левик, — Я пойду в-о-о-н за елочку…
Голова кружилась. Я отбросил в сторону лыжные палки и сел в снег. После пятого стаканчика ходить на лыжах расхотелось. Лева тоже долго лежал под елочкой.
Умная женщина все поняла. Но было уже поздно.
На дачу мы с Левой возвращались по-пластунски. Сильно хотелось по нужде. Но жена не разрешала останавливаться.
…Утром зашел Лева.
— На лыжах сегодня ходить не будем? — спросил он у моей жены и, наткнувшись на фигуру из трех пальцев, согласно кивнул головой. — Понятно. Сегодня день закрытых дверей. А чего это у вас так жарко?
Я с надеждой в глазах посмотрел на него: не спроста про жару-то заговорил. Он раздвинул шторы и тайно показал мне на форточку. С другой стороны окна висела бутылка «Заваленки». «Ну, ловкач», — подумал я и спросил жену:
— Перекурить что ли?
— Только в форточку, — строго сказала она.
— А куда же еще? — не мог не согласиться я…
1997 г.
С похмелья — везет
Один мужик рано поутру на рыбалку засобирался. Натянул брюки, сапоги, ветровку, удочки взял, садок и в спальню к жене заглянул. Тронул за плечо:
— Дорогая, дай хоть на чекушечку, а то голова раскалывается.
«Дорогая» глаза приоткрыла, осмотрела опухшую рожу своего мужа, скрутила фигуру из трех пальцев и сунула ему под нос:
