О. Генри - Дороги судьбы (сборник)
Денвер взял с полки атлас, и мы вместе стали искать эту несчастную страну.
— Вот она, помечена темно-синей краской на Западном побережье, размером с почтовую марку для особых отправлений.
— Из того, что говорил мне генерал, — продолжал Денвер, — и судя по тому, что мне удалось раскопать в энциклопедиях и выявить в беседе с швейцаром Асторской библиотеки, то будет нетрудно осуществить голосование в этой стране…
— А почему генерал Ромпиро сам не остался дома, — поинтересовался я, — почему он сам не стал менеджером своего предприятия?
— Ты, Салли, к сожалению, не знаешь, что такое латиноамериканская политика, — сказал Денвер, доставая для нас по сигаре. — Генерал Ромпиро имел несчастье стать популярным идолом. Он отличился тем, что со своей армией удачно преследовал двух матросов, которые украли аллазу — ах, каррамба! — или что-то такое, что принадлежало правительству. Народ назвал его своим героем, но это вызвало ревность со стороны правительства. Президент послал за главой департамента общественных зданий: «Ну-ка найди мне хорошую, чистую, приятную стену, — приказал он ему, — и поставь к ней сеньора Ромпиро! Потом вызовем расстрельный взвод!» Мы таким же образом поступили с Гобсоном и Кэрри Нейшн в своей стране, — уточнил Денвер. — Поэтому генералу пришлось бежать. Но он был настолько предусмотрительным, что захватил с собой свои золотые кругляшки. У него теперь столько этих мускулов войны, что он может запросто купить линкор и отправить его в боевое крещение.
— Ну и каковы его шансы стать президентом?
— Разве я еще не назвал тебе его рейтинг? — спросил Денвер. — Его страна — одна из немногих в Южной Америке, где президенты избираются всеобщим голосованием. Генерал в данное время не может туда отправиться. Все же больно, когда тебя расстреливают у стены. Ему нужен менеджер кампании, который туда поедет и все приготовит для него на месте: ну, выстроит всех в линейку, станет раздавать направо-налево двухдолларовые купюры, целовать, как полагается, младенцев и детишек постарше, в общем, приводить всю избирательную машину в должный порядок.
Салли, я не хочу хвастаться, но разве ты не помнишь, как я в последнюю минуту сделал лидером Гуглина в девятнадцатом округе? Ведущий район стал в результате нашим. Неужели ты думаешь, что я не сумею справиться с этой маленькой, похожей на обезьянью клетку страной? С деньгами генерала, с которыми он так легко расстается, я мог бы дважды намазать его всего дорогостоящим японским лаком, выдать за белого и сделать губернатором штата Джорджия. У Нью-Йорка — самый лучший менеджер избирательных кампаний в мире, Салли, и, как мне кажется, ты принижаешь мой престиж, когда подвергаешь сомнению мою способность взять в руки политическую ситуацию в такой маленькой стране, что все ее названия городов приходится печатать либо в сносках, либо в приложении к картам.
Я немного поспорил с Денвером. Пытался убедить его в том, что политика в этом тропическом полушарии совсем не такая, как в девятнадцатом округе, и я с таким же правом мог бы назвать себя конгрессменом от Северной Дакоты, пытающимся завладеть маяком и инспекцией океанского побережья. Но у Денвера Гэлловея были свои высокие амбиции в области менеджмента, и то, что я говорил ему, его нисколько не убеждало, все мои слова были для него фиговым листочком на Национальном Конгрессе Портных.
— Даю тебе три дня на размышления по поводу твоей поездки, — сказал напоследок Денвер. — Завтра я представлю тебя генералу Ромпиро, так что ты сможешь получить все объяснения из первоисточника.
На следующий день я надел свой лучший костюм для приемов на манер вашингтонских бухгалтеров и отправился к этому каучуконосу, чтобы сразу же сразить его.
Генерал Ромпиро оказался не столь мрачным изнутри, каким казался снаружи. Он был со мной довольно вежлив, но извлекал из себя звуки, требовавшие немалых усилий для их расшифровки и приведения в подобие человеческого языка. Он, вероятно, нацеливался на английский, и когда его своеобразная синтаксическая система наконец достигала вашего сознания, то разобрать в этом кое-что все же было можно. Если взять эссе, написанное профессором колледжа для журнала, и те выражения, которые использует китаец, стирающий в прачечной белье, для объяснения, куда пропала ваша рубашка, и все это соединить вместе, то вы получите приблизительно то, что генерал приберег для беседы. Он долго рассказывал мне о кровоточащей своей родине, о том, сколько они пытались для нее сделать до прихода доктора. Но больше всего он говорил о Денвере К. Гэлловее.
— Ах, сеньор, — говорил он, — это — самый расчудесный человек. Никогда я еще не видел такого великолепного человека, такого ве-ли-ко-го, такого ловкого, умеющего заставить других быстро исполнить все, что он требует. Он заставит других действовать, а сам будет отдавать приказы и все регулировать. И будет это делать до тех пор, покуда мы не добьемся заметных положительных результатов. Да, да, сеньор. В моей стране, уверяю вас, нет таких великих людей, умеющих так убедительно говорить, раздаривающих такие комплименты, обладающих таким благоразумием и все такое прочее. Ах, этот сеньор Гэлловей!
— Да, — поддержал его я, — старина Денвер парень что надо! Именно такой вам и нужен. Он управлял здесь любым бизнесом, кроме флибустьерства, и способен дополнить этот список.
Я не стал ждать окончания трехдневного срока и решил принять участие в кампании Денвера. От своих хозяев Денвер получил трехмесячный отпуск. Целую неделю он жил в одном номере с генералом и узнавал все чрезвычайно важное о его стране, о чем можно было догадываться по шуму за дверью. Когда мы были уже готовы приступить к практическому исполнению нашего плана, у Денвера карман был набит разными меморандумами, письмами генерала к его друзьям, списками имен и адресов лояльных генералу политиков, которые наверняка помогут усилить популярность этого народного идола. Кроме всех этих обязательств мы увозили с собой активы в виде двадцати тысяч долларов в американской валюте. Генерал Ромпиро был похож на обуглившееся изваяние, но он становился Хитрым Лисом, когда дело доходило до реальной научной политики.
— Вот деньги, — сказал генерал, — правда, немного. У меня есть больше, значительно больше. Вы получите очень много денег, сеньор Гэлловей. Я пришлю их вам, когда они потребуются. Я готов выложить пятьдесят, даже сто тысяч песо, если потребуется, чтобы только быть избранным. Почему бы нет? Черт подери! Если я, став президентом, не смогу сделать себе миллиона долларов, то можете сейчас же пнуть меня в бок! Видит Бог!
Денвер с помощью кубинской машинки для изготовления сигар составил кодовый шифр из английских и испанских слов и отдал генералу копию: таким образом, мы сможем посылать ему секретные донесения о предстоящих выборах, а он нам высылать больше денег. Ну, теперь все было готово, можно было приступать. Генерал Ромпиро лично проводил нас до парохода. На пристани он крепко обнял за талию Денвера и прослезился.
— Благородные вы люди, — говорил он, — генерал Ромпиро доверяет вам, а вы доверяете ему. Поезжайте, своими святыми руками выполните эту работу для вашего друга. Viva la libertad[21]!
— Несомненно, — сказал Денвер. — Viva либеральность, мыло про запас, viva земля лотоса, голосующая за нас! Не беспокойтесь, генерал. Мы вас изберем — это так же ясно, как и банан растет книзу.
— Нарисуйте на меня, нарисуйте, — вдруг попросил генерал.
— Чего это он хочет? — удивился Денвер, заморгав глазами. — Татуировку что ли, ему сделать?
— Глупец! Он хочет, чтобы ты нарисовал ему цифру той суммы, которая понадобится там для выборов. А это будет для него поболезненней татуировки, будет, скорее, смахивать на вскрытие…
Мы с Денвером на пароходе добрались до Панамы, потом через канал проехали по перешейку, после чего повернули вниз, к городу Эспириту, расположенному на побережье родной страны генерала.
Этот город вызвал бы брюзгливое ворчание и у Д. Говарда Пейна. Я расскажу вам, как сделать нечто подобное. Нужно взять как можно больше филиппинских хибар, две сотни печей для обжига кирпича и все это разместить в виде квадратов на кладбище. Вывезите на тележках все сохранившиеся растения в теплицах Астора и Вандербильта и утыкайте ими землю повсюду, где есть свободное место. Выведите всех пациентов нью-йоркской больницы «Бельвю», всех участников съезда брадобреев и учащихся школы Таскджи на улицы, догоните температуру на градуснике до ста двадцати по Фаренгейту. Поместите гряду Скалистых гор позади, все это обильно полейте дождями, сымитируйте весь бизнес на Рокэвей-бич в середине января, и вы получите точный портрет города Эспириту.
На акклиматизацию у нас с Денвером ушла неделя. Денвер рассылал по адресам письма генерала и сообщал остальной банде о том, что происходило в офисе капитана. Свою штаб-квартиру мы разместили в одном ветхом домишке на боковой улочке, там, где трава вымахала по пояс. До выборов оставалось четыре недели. Но никакого ажиотажа вокруг не наблюдалось. Местным кандидатом в президенты был человек по имени Роадрикиз. Эспириту был такой же столицей страны, как и Кливленд, штат Огайо, столицей Соединенных Штатов, но это был важный политический центр, где готовились революции и обделывались все дела.
