Наринэ Абгарян - Манюня пишет фантастичЫскЫй роман
Поэтому сегодня мы вели себя очень даже благопристойно. Сначала вообще культурно сидели за Маниным письменным столом и разговаривали за жизнь. В частности — рассказывали Мане, как рухнул бельевой столб.
— Ах-ах, — заломила она руки, дослушав наш рассказ, — как обидно, что я этого не видела!!! Прямо весь свалился? Прямо выдрался из земли?
— Я тебе дело говорю! Рухнул с концами, подмял под себя крышу гаража и оборвал все веревки! — убедительно ходила я бровями.
— И мотоцикл Акопа сломал! — покачала головой Каринка. — Теперь, чтобы его отремонтировать, надо будет сначала продать.
Манька слушала нас с совершенно несчастным видом.
— Это все Ба! Я хотела прямо с утра прийти к вам, а она не дала. Нечего, говорит, в такую рань к людям ходить! Какая рань, когда на часах уже восемь?!
— Ну, мы ведь все тебе рассказали, ничего не пропустили, — попыталась утешить ее я.
— Нарка, ты ваще соображаешь, что говоришь? — рассердилась Манька. — Одно дело — вы рассказали, а другое дело — я сама все своими глазами бы увидела!
— Или ушами! — вставила Каринка.
Мы дружно захихикали. Шутки типа «услышать глазами» или «увидеть ушами» ходили в наших семьях давно. Всему причиной была Ба — если по радио передавали интересную передачу, она первым делом надевала очки. И по телефону тоже разговаривала только в очках. «Мне так лучше слышно», — объясняла она.
Дядя Миша по этому поводу постоянно сыпал шутками.
— Ма, а представь, что ты на звонок отвечаешь не только в очках, но и в ластах? Глядишь, в таком виде ты собеседника не только хорошо слышать, но и видеть будешь. Давай попробуем!
— Я тебе, негодник, попробую так, что мало не покажется, ясно?! — грохотала Ба.
— Вот ты зря ругаешься! — не унимался дядя Миша. — Потому что если ласты, очки да еще половник в руках — то это передатчик межгалактической мощности! Практически наш ответ Чемберлену!
Кто этот таинственный Чемберлен, мы не знали, но, что Ба может ему ответить и без половника и ластов, вообще не сомневались. Один фирменный подзатыльник — и этот ваш Чемберлен тихонечко дозревает в углу!
Десять минут светского разговора утомили нас донельзя. Поэтому мы решили заняться чем-нибудь полезным. Для начала залезли в Манькин шкаф, закрылись изнутри и за считанные минуты устроили там сокрушительный беспорядок. Потом вывалились наружу и для порядка подрались на полу. До смертоубийства дело не дошло, потому что налетела Ба, оттаскала нас за уши и велела вести себя по-человечески.
— Нам скучно! — заскулили мы.
— Скучно — почитайте что-нибудь.
— Баааааа!
— Поиграйте на заднем дворе!
— Жааарко!
— Тогда утопитесь в речке, что вы от меня-то хотите?! — рассердилась Ба.
— Можно на речку?
— Нет!
И тут я допустила роковую ошибку.
— А можно, пока Сонечка спит, мы возьмем «Электронику»? Послушаем музыку.
Ба крепко задумалась.
— А если блок питания разрядится? Вы же провод не взяли с собой?
— Не взяли. Но мы совсем чуть-чуть послушаем.
— Ладно. Только сначала спросите Надю.
Мама металась по кухне между кипящим сиропом и подносами.
— Не подходите близко, тут горячий сироп на плите! — крикнула она. Мы замерли на пороге. Все кухонные поверхности были заставлены подносами с грушами. Пахло так, что пчелы с соседних пасек сходили с ума за занавешенными марлей окнами. Гаянэ сидела за столом и с важным видом грызла огромную морковку.
— Хотите морковки? — подвинув нас рукой, прошла на кухню Ба.
— Потом, — дипломатично ответили мы. Ба нужно отказывать умеючи, потому что, если ты ей скажешь «нет», она тут же всучит тебе морковь, если скажешь «да», опять же получишь морковь, а если скажешь «потом», то есть маленькая надежда, что она через какое-то время забудет о ней.
— Мам, можно мы возьмем радиоприемник?
— Берите, но ненадолго, блок питания на последнем издыхании.
— Мы послушаем всего десять минуточек. Не больше! — заверили мы и, забрав «Электронику», потопали наверх.
— Я придумала, как надо по-умному поступить! — шепнула нам с заговорщицким видом Каринка.
— Как? — Мы с Манькой навострили ушки.
— В Дядимишиной комнате проводов видимо-невидимо. Так?
— Так.
— Мы сейчас подберем к приемнику какой-нибудь подходящий провод и подключим в розетку. И можем слушать музыку сколько влезет.
— Ура! — обрадовались мы.
Дядимишина комната находилась в самом конце коридора. Мы бесшумно пробрались туда, вытащили из-под стола коробку с проводами и принялись ковыряться в ней.
— Нам надо, чтобы с одного конца был штепсель, а с другого — такая штучка с тремя торчащими круглыми штучками, — доходчиво объяснила нам Каринка.
Пять минут остервенелого ковыряния в коробке — и у нас четыре подходящих для приемника провода.
— Как хорошо, что у меня папа инженер! — радостно потирала руки Манька. — Любых проводов полная коробка.
— Угум, — кивнула я. — У вас дома проводов много, а у нас — разных зубных фигулин, пинцетов там, или этих, как его?
— Клещей? — услужливо подсказала Манюня.
— Ага, клещей.
— Повезло нам с папами, что уж там, — крякнула Каринка и перетащила «Электронику» на Дядимишину кровать.
Мы с Манькой убрали коробку под стол и, затаив дыхание, принялись следить, как Каринка подключает приемник.
Первый провод втыкаться в «Электронику» категорически не захотел.
— Значит, это не его провод, — авторитетно заявила Каринка и взялась за второй. Второй провод тоже отказался втыкаться в разъем.
— Спокойствие, только спокойствие, — тоном Карлсона успокоила нас сестра и потянулась за третьим проводом. Третий провод воткнулся в приемник очень здорово, словно для этого и был создан.
— Внимание! — протрубила Каринка и жестом фокусника вставила штепсель в розетку.
«Бабах!» — оглушительно грохнула «Электроника» и покрылась сизым облачком зловонного дыма.
Мы с Манькой похолодели. Сестра какое-то время постояла над радиоприемником, потом, не разгибаясь, повернулась к нам и выдохнула колечко сизого дыма:
— Это был не его провод!
— А чей? — глупо спросили мы.
Ответить Каринка не успела. Да и как тут ответишь, когда в шаговой доступности от тебя крутятся две женщины с чутким слухом ночного хищника, умеющие в критической ситуации развивать скорость разъяренного леопарда?! Тут не то что ответить, тут даже следы преступления скрыть не успеешь!
Воооот.
В тот день мы получили по полной программе целых два раза. Сначала нам влетело за «Электронику», а через пять минут — за покрывало, в котором взорвавшийся радиоприемник прожег вполне себе приличную дыру.
Потом Ба с мамой пошли запивать стресс валерьянкой, а мы сидели нахохлившись за Манькиным столом и обратно вели светские разговоры. Сошлись во мнении, что нам не очень-то и стыдно за содеянное. Мы ж хотели как лучше! Сберечь хотели блок питания на обратную дорогу. Кто же виноват, что провод в «Электронику» воткнулся, но почему-то взорвался? «Это уже, — вздыхали мы, аккуратно потрескивая зудящими Чебурашкиными ушами, — вопрос не к нам, а к проводам. Видите ли, воткнуть в разъем их можно, а безнаказанно дальше жить нельзя!»
Странные какие-то провода. Категорически неправильные!
ГЛАВА 23
Манюня и пурдикулез, или Житие кривого Бэреле
Роза Иосифовна совершенно искренне считала, что все хорошее, что есть в дяде Мише и Мане, они унаследовали исключительно у нее. Будто не было в их жизни ни Дядимишиного папы, ни Маниной мамы.
Все знают, что, если Ба что-то утверждает, лучше сразу капитулировать. Оставь маневр, всяк сюда входящий. На территории Ба главное вовремя соглашаться и всячески поддакивать. Тогда наградой за понимание вам будут «посиделки с альбомом». Знаете, что это такое? Это когда Ба приносит свой альбом и, бережно листая его и поглаживая каждую выцветшую фотокарточку, долго и обстоятельно рассказывает, в кого из клана Шац пошел своими математическими способностями дядя Миша, а идеальным «скрипичным» слухом — Маня.
Альбом был старый, достаточно тяжелый, в темно-синей бархатной обложке, с широкими картонными страницами в прорезях, куда вставлялись пожелтевшие фотографии. Ба хранила его на верхней полке своего шкафа, обложив со всех сторон мешочками с сушеной лавандой, поэтому пах альбом пряным и немного терпким, а еще — чисто выстиранным и накрахмаленным бельем.
«Посиделки с альбомом» мы очень любили. Они чаще всего случались в какой-нибудь пасмурный или дождливый день, когда носа из дому не высунешь. В такие дни Ба превращалась в добренькую и уютненькую бабушку — куталась в большую мохеровую шаль, натягивала грубой вязки домашние носки, взбиралась с ногами на диван и рассказывала нам всякие истории из своего далекого бакинского детства.
