Уильям Джейкобс - Старые капитаны
— Теперь бедняга Томас ищет свои деньги. Интересно, найдет или нет? Большая была пачка, Джим?
— Нет, — говорит юнга, качая головой. — Их там было шестьсот фунтовых билетов и два соверена, и я завернул соверены в билеты, чтобы они потонули. Ведь это подумать, Билл, — выбросить такие деньги! Это грех, как ты считаешь?
Билл ему не ответил, и после обеда, пока в кубрике никого не было, мы взялись за мальчишкину койку и обшарили ее всю как есть, однако ничего не нашли, и в конце концов Билл сел и объявил, что он, должно быть, носит их на себе.
Мы дождались ночи и, когда все захрапели кто во что горазд, прокрались к мальчишкиной койке, обыскали его карманы и ощупали подкладку, а затем мы вернулись на свои места, и Билл шепотом рассказал, какое у него мнение о Джиме.
— Наверное, он привязал их к животу прямо на голое тело, как Томас, говорю я.
Мы стояли и шептались в темноте, а затем у Билла лопнуло терпение, и он на цыпочках снова отправился на поиски. Он весь так и трясся от волнения, да и я был не лучше, и тут вдруг кок с ужасным хохочущим визгом подскочил на своей койке и завопил, что кто-то его щекочет.
Я мигом забрался на свою койку, Билл забрался на свою, и мы лежали и слушали, как наш кок, который страшно боялся щекотки, излагает, что он намерен сделать, если это повторится еще раз.
— Ложись и спи, — говорит Уолтер Джонс. — Тебе все это приснилось. Сам подумай, кому взбредет в голову тебя щекотать?
— Слово даю, — говорит кок. — Кто-то подкрался ко мне и принялся меня щекотать, и рука у него была с баранью ногу. У меня до сих пор мурашки по всему телу.
В эту ночь Билл утихомирился, но на следующий день, сделав вид, будто считает, что Джим растолстел, схватил мальчишку и истыкал пальцем всего с головы до ног. Как ему показалось, что-то такое он нащупал у него вокруг пояса, но увериться в этом он не успел, потому как Джим издавал такие вопли, что остальные ребята и заставили Билла оставить его в покое.
Целую неделю мы искали эти деньги и ничего не нашли, и тогда Билл сказал, что с некоторых пор Джим постоянно околачивается на корме и это подозрительное обстоятельство наводит его на мысль, что мальчишка спрятал их где-нибудь там. Но как раз в это время, поскольку рабочих рук на судне теперь не хватало, Джима отрядили на нос палубным матросом, и тут стало ясно, что он просто избегает Билла.
Наконец однажды мы застали его одного в кубрике, и Билл обнял его, усадил на рундук и напрямик спросил его, где деньги.
— Да я же выбросил их за борт, — говорит юнга. — Я же тебе сказал уже. Что у тебя с памятью, Билл?
Билл взял его и разложил на рундуке, и мы тщательно обыскали его. Мы даже сняли с него башмаки, а пока он снова обувался, еще раз осмотрели его койку.
— Ежели ты не виноват, — говорит Билл, — почему ты сейчас не орал и не звал на помощь, а?
— Потому что ты велел мне помалкивать об этом деле, Билл, — говорит юнга. — Но в следующий раз я заору. И очень даже громко.
— Слушай, — говорит Билл, — скажи нам, где они, и мы поделим их на троих. Каждому достанется по двести фунтов, и мы расскажем тебе, как их разменять и не попасть в беду. Мы ведь умнее тебя, и ты это знаешь.
— Знаю, Билл, — говорит юнга. — Но зачем я буду врать? Я выбросил их за борт.
— Ладно, раз так, — говорит Билл и поднимается. — Пойду и расскажу все капитану.
— Ну и рассказывай, — говорит Джим. — Мне-то что!
— Как только ты сойдешь на берег, тебя обыщут, — говорит Билл, — и обратно на судно больше не пустят. Из-за своей жадности ты потеряешь все, а если ты поделишься с нами, у тебя будет двести фунтов.
Я видел, что мальчишке это в голову не приходило, и, как он ни старался, скрыть свои чувства он не смог. Он назвал Билла красноносой акулой, и меня он тоже как-то назвал, только я уже забыл.
— Подумай хорошенько, — говорит Билл, — и не забудь, что полиция схватит тебя за шиворот и обыщет, едва ты сойдешь с трапа.
— Интересно, а кока они тоже будут щекотать? — говорит Джим злобно.
— И если они найдут деньги, ты пойдешь в тюрьму, — говорит Билл и дает ему затрещину. — А там тебе придется не по вкусу, за это я тебе ручаюсь.
— Что же тебе там так не понравилось, Билл? — говорит Джим, держась за ухо.
Билл поглядел на него и пошел к трапу.
— Больше трепать с тобой языком я не намерен, дружок, — говорит он. — Я иду к капитану.
Он стал медленно подниматься, и едва он ступил на палубу, как Джим вскочил и позвал его. Билл сделал вид, будто не слышит, и мальчишка выскочил на палубу и побежал за ним следом; немного спустя они оба вернулись в кубрик.
— Ты хотел мне что-то сказать, дружок? — говорит Билл, задирая голову.
— Да, — говорит юнга и ломает пальцы. — Мы поделим деньги, если ты будешь держать пасть на замке.
— Хо! — говорит Билл. — А я-то думал, ты их выбросил за борт.
— Я тоже так думал, Билл, — говорит тихо Джим, — но когда я вернулся в кубрик, они оказались у меня в кармане штанов.
— Где они сейчас? — говорит Билл.
— Это неважно, — говорит юнга. — Тебе до них все равно не добраться. Я и сам не знаю теперь, как их взять.
— Где они? — снова говорит Билл. — Я сам их буду хранить. Тебе я не доверяю.
— А я не доверяю тебе, — говорит Джим.
— Если ты сию же минуту не скажешь мне, где деньги, — говорит Билл и снова идет к трапу, — я иду и рассказываю капитану. Они должны быть у меня в руках, по крайней мере моя доля. Почему бы не поделить их прямо сейчас?
— Потому что их у меня нет, — говорит Джим, притопнув ногой, — вот почему, и это все из-за ваших дурацких штучек. Когда вы ночью устроили мне обыск, я перепугался и спрятал их.
— Где? — говорит Билл.
— В матрасе второго помощника, — говорит Джим. — Я прибирал на корме и нашел в его матрасе снизу дырку, засунул туда деньги и затолкал их палкой поглубже.
— Как же ты думаешь достать их обратно? — говорит Билл, почесав затылок.
— Вот этого я и не знаю, ведь на корму мне теперь не разрешается, — говорит Джим. — Кому-то из нас придется рискнуть, когда мы придем в Лондон. И гляди, Билл, ежели ты попробуешь здесь смошенничать, я сам всех выдам.
Тут как раз в кубрик спустился кок, и нам пришлось прекратить разговор, но я видел, что Билл очень доволен. Он был так доволен, что деньги не выброшены за борт, что совсем упустил из виду, как же теперь до них добраться. Ну, через несколько дней он уразумел положение так же явственно, как и мы с Джимом, и тогда он мало-помалу совсем озверел и стал бегать на корму при всяком удобном случае и этим наводил страх на нас обоих.
Трап в кормовые каюты был как раз напротив штурвала, и спуститься туда незаметно было так же затруднительно, как незаметно вынуть у человека изо рта вставную челюсть. Один раз, когда у штурвала стоял Билл, Джим спустился туда поискать свой нож, который он якобы там оставил, но едва он скрылся внизу, как выскочил снова в сопровождении стюарда со шваброй в руках.
Больше мы ничего не могли придумать, и нас прямо-таки с ума сводила мысль о том, что второй помощник, маленький человечек с большой семьей, никогда не имевший за душой ни гроша, каждую ночь спит на матрасе с нашими шестью сотнями фунтов.
Мы разговаривали об этом при каждом удобном случае, причем Билл и Джим едва удерживались от взаимных грубостей. Юнга считал, что во всем виноват Билл, а Билл все сваливал на юнгу.
— Я считаю, что есть только один выход, — говорит как-то юнга. — Пускай Билла хватит солнечный удар, когда его будут сменять у штурвала, и пускай он свалится вниз по трапу и покалечится так, что его нельзя будет переносить. Тогда его поместят внизу в какую-нибудь каюту, а меня, может быть, приставят за ним ходить. Так или иначе, он-то уж будет находиться там, внизу.
— Хорошая мысль, Билл, — говорю я.
— Хо! — говорит Билл и глядит на меня так, словно готов сожрать со всеми потрохами. — А почему бы не свалиться по трапу тебе самому, если так?
— По мне, лучше, если это будешь ты, Билл, — говорит юнга. — А вообще-то мне все равно, кто из вас. Можете бросить жребий.
— Иди отсюда, — говорит Билл. — Иди отсюда, пока я чего-нибудь тебе не сделал, кровожаждущий убийца!.. У меня у самого есть план, — говорит он, понизив голос, когда юнга вылетел из кубрика. — И, ежели я не придумаю чего-либо получше, я пущу его в ход. Только гляди, ни слова мальчишке.
Ничего получше он не придумал, и однажды ночью, как раз когда мы входили в Ла-Манш, он пустил в ход свой план. Он был в вахте второго помощника, и вот он облокачивается на штурвал и говорит ему тихим голосом:
— Это мое последнее плавание, сэр.
— О, — говорит второй помощник, никогда не гнушавшийся беседой с простым матросом. — Почему же?
— Я нашел себе койку на берегу, сэр, — говорит Билл, — и я хочу попросить вас об одном одолжении…
