Мирсай Амир - Рыбацкие байки
— Фаниль, я призываю тебя к терпению! — остановил его Тази.— Не порочь рыбную ловлю! Скоро потеплеет, и ты поймешь ее вкус и прелесть. Март — самый дорогой месяц для рыболова.
К нам подошла официантка. Тази, для проформы заглянув в меню, сказал:
— По такому случаю, хоть это и не совсем по-татарски, придется пропустить по сто граммов. Вы как, друзья!
Наши врачи и наши жены категорически против спиртных напитков. Мы и сами не прочь при случае говорить и писать о вреде алкоголя. Но ведь ресторан не клуб, не поликлиника и не дом родной!
— Придется! — сказали мы хором.
— Что вам принести — водки или коньяку? — спросила официантка.
— Коньяку, конечно.
— Какого?
— Пусть это будет пять звездочек.
— Хватит с вас и трех! — отрубил Мухаметша. Когда официантка удалилась, он посмотрел на наши недовольные лица и сказал:
— Вы знаете анекдот про коньячные звездочки?.. Так вот! Был как-то смотр-дегустация коньяков. И вот три звездочки получили почетную медаль, а пять — провалились. Самый главный коньячный начальник спрашивает директора винного завода: «Как же это получилось? Почему ты так опростоволосился, не сумел схватить медаль за свои знаменитые пять звездочек?!» А тот отвечает! «Сам удивляюсь! Из одной бочки наливали!»
Фаниль только улыбнулся. Видимо, он, как и мы, уже не раз слышал эту историю.
— Ну, так вот,— сказал Мухаметша, когда принесли коньяк.— Тази знает одну деревушку на Каме, прямо против нее прекрасное рыбное место. Едем туда.
— На Каме? Так это же шестьдесят километров, не меньше! — воскликнул с испугом Фаниль.
— Шестьдесят только до устья Камы,—спокойно ответил Тази.— А там еще километров тридцать — сорок надо накинуть до деревушки.
— Вот это командировочка! Как же мы туда подскочим?!
— На попутной, по тракту. Там ежеминутно машины пробегают, на любую садись.
Фаниль успокоился. Мне даже показалось, что он обрадовался. Мы тоже обрадовались. Что ни говори, а хорошо, отправляясь в трудную дорогу, иметь рядом с собой молодого, сильного и всегда готового тебе помочь попутчика.
Договорились, что поедем под выходной день, и мирно разошлись по домам. И никому из нас даже в голову не приходило, какие неприятности ожидают нас в этой поездке!
МАШЕНЬКА
Не стану описывать наши дорожные мытарства. Скажу только, что ни у кого из нас не хватило бы решимости на ночь глядя, зимой, стоять на дороге с туманным расчетом остановить попутную машину, если бы все мы не были рыболовами. Страсть к рыбалке превозмогла все — и наш возраст, и наши хворости.
Сначала ехали в машине. Потом километра три в темноте плелись пешком. Наконец добрались до деревни, о которой говорил Тази. Вокруг темнота, ни одного светлого окошка, и только над входом в сельпо тускло светила маленькая лампочка.
Но Тази оказался на высоте и провел нас точно к тому дому, который был нам нужен. Гуськом мы вошли во двор. В окне избы горел яркий свет, а окна на улицу, надо полагать, были занавешены. Дверь в сени оказалась приоткрытой. Тази не стал стучать, а смело, как завсегдатай, распахнул ее настежь, и мы вошли в избу. Остановились в передней комнате, отгороженной фанерной перегородкой. Во второй комнате сидели и шумно ужинали за большим столом пять-шесть мужиков. Все они были заметно навеселе и не обратили на нас внимания. Тази тоже не обратил на них внимания и спокойно, негромко, будто звал свою собственную Лену, окликнул кого-то:
— Машенька!
Сейчас же на его зов к нам вышла улыбающаяся русская женщина — она была одета в цветастый сарафан, на плечах лежала теплая шаль. Мне она показалась очень молодой. Но, может быть, с точки зрения Фаниля она была и не такой уж молоденькой.
Увидев Тази, хозяйка просияла.
— Здравствуйте, Тарас Григорьевич! Милости просим!
Мы переглянулись, пряча улыбки. Мухаметша тихо по-татарски, чтобы хозяйка не поняла, сказал мне:
— А по фамилии он, надо полагать, Шевченко. Тази стал представлять нас Маше по очереди.
— Знакомьтесь. Это мой друг Мухаметша.
— А по-русски как это будет? — спросила Машенька.
— По-русски это будет Михаил Юрьевич! — сказал Мухаметша очень серьезно и пожал Машенькину руку.
Таким образом, в нашей компании кроме Шевченко оказался еще и Лермонтов! Я хотел было назваться Александром Сергеевичем, но язык не повернулся, и я сказал Маше мое заранее приготовленное на такие случаи русское имя Михаил. Вот так мы и стали с Мухаметшой тезками. Что касается Фаниля, то он назвал себя Федей. Просто Федя.
— Мамаша как, ничего? — спросил Тази приветливую хозяйку.
— Жива-здорова, что ей сделается. На своем посту — вон, на печке.
Тази показал глазами на галдящих за столом мужиков:
— А это кто? Уж не пир ли по случаю возвращения вашего Вани?
— О Ване ни слуху ни духу! А эти... такие же рыболовы, как вы.
— Если ничего плохого про Ваню не слышно, значит, он скоро вернется к вам!
— Зачем ему я? Наверное, нашел себе какую-нибудь кралю помоложе!— сказала Машенька со вздохом.
— А вы разве не молодая и не красивая?- Ты что думаешь на этот счет, Михаил Юрьевич?
Михаил Юрьевич, он же Мухаметша, растянул рот до ушей и сказал:
— Я лично, как только перешагнул порог этого дома, так глаз не могу отвести от прекрасной Маши! Почему это так всегда бывает на свете: как чужая жена, так обязательно она и молодая, и красивая?
Машеньке тирада нашего Михаила Юрьевича пришлась не по вкусу, она нахмурила брови и сказала:
— Будет вам! Чай станете пить? У меня в печке я каша есть, и молоко, может быть, покушаете?
Мы отказались. Тази достал из дорожного мешка копченую колбасу и вручил этот гостинец нашей хозяйке. Сами мы кое-как перекусили и устроились на ночлег тут же, в передней комнате.
Мухаметша сделал еще одну попытку поухаживать за Машенькой, но Тази, когда Маша ушла, сказал ему очень серьезно:
— Выброси из головы дурацкие мысли. Она не из таких!..
Мухаметша осклабился и подмигнул мне и Фанилю.
— Ревнует меня! Клянусь честью, ревнует! Ай да Тарас Григорьевич! Небось у самого с ней налажен романчик, признавайся! У тебя губа не дура.— Мухаметша закатил глаза и пощелкал языком.
— Пошляк!
— А почему от нее ушел муж? — вмешался в их разговор Фаниль.
— Ревновал сильно. Как-то пришел домой выпивши и говорит: «Чем так самому мучиться и тебя мучить, лучше в Каме утопиться!» — сказал Тази.— Вскоре после этого ушел из дома и пропал. Так и нет его до сих пор.
— Давно это случилось?
— Прошлой осенью.
— Наверное, он неспроста ее ревновал! — заметил Мухаметша.— С виду-то она скромница, воды не замутит, а на самом деле...
— Помолчи! — оборвал его Тази.— Маша не какая-нибудь там вертихвостка. И в колхозе она одна из лучших доярок, и на людях упрекнуть ее никто не может.
Мухаметша только улыбнулся. Фаниль сказал, что хочет вникнуть в эту историю поглубже.
— На обратном пути заглянем сюда, вот ты и поговоришь на эту тему с самой Машенькой,—сказал Тази.
В эту минуту Маша появилась в нашей комнате — ей нужно было выйти в сени. Она увидела, что мы еще не спим и сказала, обращаясь к Тази:
— Тарас Григорьевич, а что же ваш товарищ не приехал с вами?
— Кто, Машенька?
— Харитоном вы его называли. А по отчеству не помню.
— Занят он.
Маша прошла в сени, потом вернулась к себе. Мы прекратили разговоры и уже сдали засыпать, как вдруг в соседней комнате кто-то пьяным басом заорал песню:
Па-а-а-роход идет, Анют-а-а!..
Тази не выдержал:
— Эй, ребята, прекратите! Вам же самим утром на рыбалку.
— А ну, тихо у меня. А то выгоню на мороз! И больше ноги вашей в моем доме не будет!
Буйная компания сразу притихла. Ни звука, ни шороха. И мы тоже затаились. Я лежал и думал об этой женщине с сильным, судя по всему, характером. Очень русским, крестьянским. Вон она татарские имена и те на русский лад переиначивает. А ведь она молодая женщина. В ее избе и телевизор, и холодильник. А над телевизором икона. Отличная доярка у себя в колхозе. И, очевидно, хорошо зарабатывает. Но для чего тогда мы ей? И эти буяны? Широта гостеприимней души? А зачем тогда она деньги берет за ночлег? Тази говорил — по пятьдесят копеек с носа. А те, кто пощедрее, и рублик отвалят. Может быть, у нее и с мужем были нелады на этой почве?
Вот так, размышляя об этом, я незаметно заснул.
ЖУТКОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
Уже светало, когда мы добрались до места. Тази, как всегда, сильно преувеличил, говоря, что «самое рыбное место» находится «как раз напротив деревни». Идти пришлось довольно далеко. Да и не похоже оно было на рыбный заповедник. Хорошо еще, что на долбление лунок мы потратили не много времени: лед был толстый, но с прорубями, едва покрытыми тонким ледовым панцирем.
