Виктор Белько - Просто поход
— Так, вахтенный офицер, ложимся на курс… — перешел он на командный тон: — вперед средний! Сейчас мы эту братву разбудим!
Корабль стал сближаться с «Марьяттой». «Ну вот! Начались «кошки-мышки»! — оценил ситуацию Андрей Крутовский. «А ведь там, на «Машке»-то, всерьез думают, что «братва» — это как раз мы! Диалектика в жизни!» — опять хмыкнул он.
Часть 4
В морях ходят тоже живые люди…
«Люди делятся на живых, мертвых и тех, кто плавает по морям».
Анахарсис, античный философ. (А Егоркин сказал бы проще: «древний грек»)Боевые смены стали меняться. Тихов понял, что теперь командира «с моста» не согнать, сошел с ходового сам, отобрал у замполита пачку журналов и газет-«толстушек» и пошел во флагманскую каюту на свое законное место — повышать свой политический и культурный уровень.
Тут из недр корабля, продираясь сквозь вахтенных на БИПе, появился всклокоченный капитан 2 ранга Николай Жильцов, командир группы радиоразведки, «гостившей» на борту. Было заметно, что на его физиономии «развернулся трактор». Проще говоря, простая заслуженная корабельная подушка, потерявшая в суровых походах часть своей перьевой начинки, оставила у него на лице неизгладимые сразу следы в виде глубоких морщин, причудливо перевитых между собой…
«В зеркало, он, видно, глянуть забыл!» — сочувственно отметил Караев, выспавшийся и источавший само добродушие.
— Нет, товарищ командир, представляешь, а? Только вернулся из КПСа[27], только глаза сплющил, даже сон какой-то настраивать себе начал — бац, трясет меня за плечо кто-то. «Ну, все!» — думаю я себе: — «что-то началось!». Даже подпрыгнул на койке. А тут над ухом: — «Карасина, вставай по…ть!». Я прямо заревел от бешенства! «Это кто, говорю, карасина?». А тут какая-то фигура в комбезе — шасть в дверь, и с реактивным визгом куда-то унеслась, захлебываясь от собственного жеребячьего ржания! Нет, ну ты подумай — двенадцать лет офицером, из них чисто в море — лет пять — это минимум, только боевые, не считая мелких брызг! — прочувственно взрыднул разведчик, и злобным тоном продолжил: — А меня по…ть поднимают, как карася-энурезника! Поймаю — убью! — хищно завершил свою тираду капитан 2 ранга и перевел дух. На этом запас воздуха в легких у него кончился полностью.
— Опознание всеобщее проводить будем? — вкрадчиво поинтересовался командир, маленькими глотками (горячий, гад!) поглощая свой кофе.
— Народ смешить? — безнадежно махнул рукой Жильцов.
Как щедрый хозяин, Караев крикнул вниз:
— Вестовой! Еще кофе и бутерброды на ходовой!
Из буфетной донеслось веселое «Есть!» и тише, уже обреченное, другим голосом.: «Ну, все — началось! Принеси то, сделай это! Хрен теперь задремлешь!».
— Но-но! Вы еще критикните отца-командира, зелень подкильная! Тоже мне, «Московский комсомолец», блин, нашелся! — немедленно отреагировал «Папа» львиным рыком.
Внизу наступила мертвая тишина. Только быстрее и яростнее зазвенела посуда в буфетной, где готовился ночной завтрак для офицеров боевой смены.
— Знаешь, тебя просто перепутали! — успокаивал разведчика командир. Когда-то они одновременно заканчивали одно и тоже училище, но разные факультеты, а теперь смутно (сколько лет прошло!), но все-таки припоминали друг друга.
— Ты спал в каюте комбатов, кто-то решил подшутить над приятелем, а там — ты! Он-то просто не знал! Значит, ты хорошо сохранился! Вот Тихова с его кудрявой, или несколько обкудренной, лысиной никто бы будить не стал! Его-то знают, он побежал бы вслед за обидчиком с раздвижным упором и гнал бы паршивца до самого Берлина! А ты без погон и за лейтенанта сойдешь — утешающе посмеивался командир.
— Ну, спасибо, комплимент отсыпал — жаль, жена не слышит! А то все старым дураком называет! — сказал Жильцов, которому не исполнилось еще и тридцати пяти.
— Да брось ты, не кокетничай, в первой части она явно ошибается!
— Да иди ты, юморист, блин! — огрызнулся разведчик.
В одной из кают левого борта шла отчаянная борьба за первенство в древнюю настольную игру. Давным-давно ее назвали на флоте «коша». Наверное, от тюркского «кош» — чёт. Еще ее звали «Шеш-беш» (шесть-пять), или нарды, а англичане называли трик-трак. Тоже, небось, с востока привезли!
Мичман Петрюк, давний друг-приятель Егоркина, сражался с Антоном Гузиковым, старшиной команды турбинистов. Соперничество было давним. Победы сменялись поражениями, двухзначный баскетбольный счет уверенно приближался к трехзначному, но разрыв был минимальным. И такая победа всем экипажем считалась случайной и неубедительной. Поэтому, сражение на доске этой древней игры возобновлялись при всяком удобном случае. Вот и сейчас из-за двери раздавался азартный грохот брошенных костей, комментарии и восклицания болельщиков.
Егоркин покачал головой. Сам-то он был заядлым «козлятником»[28] и в паре с боцманом Васильковым они не знали поражений. Однако Серега Васильков был в отпуске сейчас, а жаль… показали бы кое-кому, не называя имен и должностей… место под баком!
Палыч потопал в каюту Крутовского — надо было представить ему на подпись журналы. Четыре пятнадцать утра (или ночи? — задумался Палыч) — не самое лучшее время для сменившегося с вахты командира боевой части, но коварный мичман справедливо решил, что проверка документа сейчас будет поверхностной — это раз, утром, если удастся выкроить время для сна, «Бычок»[29] уже не будет его разыскивать и будить, вспомнив о журнале — это два. Упредив события из серии «обязательных», будешь располагать бомльшим временем на свое усмотрение — это три. Опыт службы, его и не купишь, да, кстати, и не пропьешь — тоже…
Крутовский, переоблачаясь после вахты, делал поверхностную выволочку командиру группы за совокупность мелких провинностей. Егоркин тактично кашлянул — неудобно, когда при тебе называют офицера «шлангом», «балбесом» и «недоделкиным».
— Свободен! — наконец, скомандовал Андрей Суркову, и вздохнул горестно: — Вот помру я из-за вас, что делать-то будете?
— А вам что надо от моей пропащей души? — это уже к Палычу.
— Да вот, товарищ капитан-лейтенант, по приказанию журнал технических осмотров до ума довел, принес!
— Чегой-то я не припомню такого приказания — дурашливо удивился Крутовский. — Знаете, а я пока еще «эклером», в смысле — склерозом, не страдаю.
— Да как же!? — возмутился Палыч, — а вчера в базе? Крайний срок — пятница? Говорили? А? Так пятница уже как четыре часа назад наступила!!!
— В самом деле, с календарем не поспоришь! — вздохнул минер. Раз сам назначил — самому и смотреть эту муть, а ведь как не хочется!
Крутовский поплескался в умывальнике, разглядывая себя в зеркало, покорчил самому себе рожи. «Сойдет и так — побреюсь потом!» — решил он, оставшись довольным своим внешним видом — с небольшой натяжкой.
— Оба-на! — вдруг удивился Крутовский. — Александр Павлович, вы ничего не слышите?
— Точно! — сказал еще не успевший уйти «групман»[30]. — Картошкой жареной вроде бы потянуло!
— Голодной куме хлеб на уме! — хмыкнул минер с высоты своего возраста. Как-никак, а старше своего групмана на целых три года! Ну, ладно, хорошо — пусть на два с половиной, если быть честным!
— Точно-точно, Андрей Алексеевич, картошка! — заверил старший лейтенант Валерий Сурков. И глаза его загорелись охотничьим огнем. Он предложил вкрадчивым тоном: — Давайте сейчас быстренько накроем эту несанкционированную операцию!
Он еще помнил курсантские времена, когда тайно поджаренная в ночное время банальная картошка казалась деликатесным лакомством. Он проглотил предательски набежавшую ностальгически-сладкую слюну.
— И что мы будем делать с полусырой картошкой? — ехидно поинтересовался ветеран Егоркин. — Учитесь, товарищ старший лейтенант! Пока я жив и еще при памяти… Вентиляция, между прочим, разносит этот криминальный запах уже десять минут. Следовательно, еще минут через десять-пятнадцать мы тихо-тихо поднимемся и спокойно войдем на камбуз, повяжем «гурманов» и заберем себе львиную долю этого блюда. Что спать, что воевать — уж лучше на сытый желудок!
Андрей Крутовский думал точно так же и согласился с планом мичмана. Сон откладывался, да и черт с ним — мысленно махнул рукой. «Сколько ни спи — все мало, а сколько ни съешь — все равно это один раз!» — философски заключил он.
Так они и сделали. Как и ожидалось, камбуз был закрыт изнутри. Подкравшийся Егоркин заглянул в щель «амбразуры»[31]. На камбузе никого не было. Только штора над закутком с продуктами подозрительно шевелилась. Но вот… из-за плиты осторожно поднялась рука с лопаткой и помешала на сковороде подгорающую картошку. Ага! Улыбающийся мичман приложил палец к губам, призывая к тишине, и подозвал своих спутников. Все тоже заулыбались. Пора!
