Леонид Яровенко - Так все и было..., или рассказы бывалого одессита
Итак, в наличии были люди, был трос, но не было брусьев. Неожиданное решение нашел Сережа. Он предложил разобрать стену между боксами, благо, она вся была покрыта трещинами, а из камней составить пирамиду, на которую можно будет опереть рычаг с подвешенным к нему на тросе двигателем.
Плотник с непритворным уважением посмотрел на Сережу и что-то сказал Григоричу. С одобрения последнего все дружно бросились разбирать стену. В пылу азарта хотели вообще снести ее, но подоспевший Петрович сказал, что стена — не жена, а потому нужно будет вернуть ее на место...
Вскоре пирамида была готова. Вот только поднять мотор было нечем — ни какой-нибудь балки для рычага, ни чего-либо другого, подходящего к случаю, найти не удалось...
Начинало темнеть, и Григорич заявил, что утро вечера мудренее...
Мы с Сережей отметили положительные сдвиги в работе очередной бутылкой самогона, купленной у бабы Дуси, и, усталые, крепко заснули.
Утром, мы обнаружили, что из машины пропало запасное колесо, но по сравнению с общим положением, нам это показалось не заслуживающей внимания мелочью, и мы не стали расстраиваться: хорошо, что пропала только запаска, а не весь кузов или двигатель...
Часам к девяти утра вся вчерашняя команда была в сборе. Для начала Григорич потребовал у нас десять долларов, и все «позавтракали», после чего началось коллективное обсуждение проблемы рычага. Галдеж стоял невыносимый. Внезапно плотник, остававшийся все время трезвым (нам потом рассказали, что он закодировался, так как по пьяному делу недавно сжег свою мастерскую, да и сам едва не погиб в огне), вскочил, что-то сказал Григоричу, на что тот отреагировал возгласом «Точно!», и все куда-то убежали. Прошло около получаса. Где-то в глубине сознания у меня начала созревать мысль о том, что нас вместе с нашими проблемами бросили на произвол судьбы. Но минут через сорок послышались топот, шум и крики. Это возвращалась наша бригада, тащившая длинную металлическую трубу, раскрашенную, подобно зебре, белыми и черными полосами. Как мы потом узнали, неподалеку находился железнодорожный переезд, на котором железнодорожники, вместо украденного кем-то шлагбаума, приспособили эту самую трубу. Ее-то бригада и притащила. Гордый своей находчивостью, плотник организовал водружение трубы на пирамиду из камня. Затем к концу трубы прикрепили тросом двигатель.
— Все отвали! Я сейчас его одной рукой... — закричал Григорич, и, орудуя трубой как рычагом, поднял двигатель. При этом второй рукой он отталкивал Федора, хотевшего ему помочь, из-за чего двигатель сильно раскачивался.
И тут вперед вышел Петрович. На нем опять был черный костюм и белая рубаха с галстуком. Глаза его светились решительностью. Обведя руководящим взглядом присутствующих, он поднял над головой правую руку.
— Пр-р-риготовиться! — в голосе Петровича звенел металл.
Все, кто находились в боксе, притихли, отдавая дань уважения торжественности момента. Даже Федор, что-то бурча в адрес Григорича, отошел в сторону. Все смотрели на двигатель, амплитуда колебаний которого понемногу уменьшалась...
Наконец Петрович рубанул сверху вниз рукой воздух и тем же металлическим голосом скомандовал:
— Толкай!
Мы медленно подкатили машину под висящий двигатель. Григорич готов уже был опустить двигатель, но для этого нужно было его соответствующим образом направить. За это взялись плотник и Петрович. Под крики зрителей «Майна!» и «Вира!» направляли двигатель около получаса, причем Григорич принципиально продолжал держать трубу-зебру одной рукой, а другой отгонять Федора, снова порывавшегося ему помочь.
Вскоре двигатель сел на место. Нашу радость не могло омрачить даже помятое левое крыло. Мелочь! Главное, что мы скоро сможем убраться отсюда. Петрович был тоже очень доволен.
— Я говорил, я говорил, что все будет в порядке! — возбужденно повторял он, обращаясь то к нам с Сережей, то к Григоричу, то ко всем сразу...
На этот раз у нас потребовали двадцать долларов. Угощение состояло из водки и какого-то мяса. Пригласили к «столу» и баяниста. Играл он преимущественно по «заказам» Григорича или Петровича, а пожелания остальных исполнял только за деньги. Если же «заказов» не было, по собственной инициативе, «для души», как он говорил, замечательно исполнял старинные украинские мелодии...
Когда есть водка, мясо и музыка, чего не хватает? Правильно, девушек! Вот и Петрович предложил нам с Сережей познакомиться с местными девушками, но мы отказались...
К вечеру, когда все было выпито и съедено, гости бокса № 5 понемногу разбрелись.
Утром следующего дня нас с Сережей разбудили громкие голоса и музыка. К «Волге», под звуки баяна, подходила процессия человек в двадцать мужчин и женщин. Впереди шагал баянист, а рядом с ним — его жена, широкая в плечах и нижнем бюсте дама ростом под метр девяносто и с размером ноги не меньше сорок третьего. На голове у нее был венок с разноцветными лентами, а в руках — блюдо с пирогом... Кто-то из пришедших подпевал баянисту, кто-то пытался на ходу танцевать, а кто-то — оторвать кусок от пирога...
Выйдя из машины, мы обнаружили, что ночью у нас украли задние фонари. Но мы не расстроились. Сейчас главное — закрепить двигатель, соединить его с коробкой передач, подключить к нему бензопровод, электропитание и т. д. За эту работу приня-лись Василий и Федор. Во все время работы они, не переставая, спорили, в каком порядке затягивать крепежные болты, какой шланг к какому штуцеру подсоединять, куда подкладывать шайбы... Каждый старался, с помощью цензурных и нецензурных выражений, доказать другому, что тот ничего не умеет и, более того, ничего не понимает. Наконец Григорич не выдержал и, заглушая баян, поющих и спорящих, высказался в том смысле, что оба они ничего не умеют и не понимают, а потому должны заткнуться. Неожиданно для всех, за Василия и Федора вступился плотник, заявивший, что это Григорич ничего не умеет и не понимает, только знает глотку драть. Закончить свою тираду он не успел, так как тут же получил удар в челюсть, упал, затем вскочил и бросился наутек. «Еще раз увижу — убью!», кричал ему вслед Григорич...
Обстановку разрядил Петрович. Он взял у нас очередные десять долларов, на которые Коля-снабженец купил у бабы Дуси водку и закуску. Снова пили, закусывали и молчали, только Григорич все время вздыхал и хрипел, что плотнику пришел конец, что уж теперь-то он с ним за все посчитается, скрутит его в бараний рог и забьет ему в голову большой гвоздь. Последнее утверждение Григорич сопровождал мощнейшими ударами кулака правой руки о ладонь левой...
Постепенно страсти улеглись, и все разошлись...
Утром следующего дня мы обнаружили, что исчезли гаечные ключи...
На этот раз «народ» собирался неорганизованно. Сначала пришел слесарь Василий с товарищами. Немного покрутившись, они исчезли. Потом пришел Коля-снабженец, спросил, где Василий, и отправился его искать. Затем пришли и ушли жена баяниста и ее сестра, — иссиня бледное и закутанное в белый плащ до пят плоскогрудое существо без двух верхних передних зубов. Выглядела она лет на сорок — сорок пять, хотя, как сказал баянист, ей только-только исполнилось двадцать четыре. Этой сестре, как мне по секрету сообщил все тот же баянист, я очень понравился.
Еще он добавил, что я, если захочу, могу на ней жениться. Тогда мы с ним породнимся, и он будет играть по моим «заказам» бесплатно, так же, как играет для Григорича и Петровича... Ничему уже не удивляясь, я тогда ответил, что предложение, конечно, очень заманчивое, и что его непременно стоит обсудить подробнее, но, разумеется, после того, как «Волга» будет приведена в порядок, и у меня появится свободное время...
А потом пришел Петрович и принес пропавшие ключи. Как он объяснил, мы их «не там оставили», и человеку, который их «нашел», нужно дать десять долларов. Обрадованный тем, что ключи нашлись, я отдал деньги, после чего мы с Сережей опять остались у машины вдвоем...
Незадолго до обеда снова пришли жена баяниста и ее сестра. Нас познакомили, и, как джентльмен, поставленный в известность о том, что он нравится женщине, я пообещал сестре жены баяниста, что лично покатаю ее на нашей машине, как только она, в смысле, машина, заведется.
Следует отметить, что в этот день, в отличие от предыдущих, все, кто приходил в бокс № 5, с нами очень вежливо здоровались... Сказывалось, вероятно, то, что Григорич, почему-то, заявил вчера, что свернет шею каждому, кто обидит «волгачей». Что касается краж, то здесь они, по-видимому, за обиду не считались. И, все равно, такое покровительство было нам очень кстати, поскольку никакой другой реальной власти мы здесь не встретили...
