Андрей Кивинов - Место перемен
– Есть.
– Будьте добры, покажите договоры с каналами о трансляции программ. – Отработанные интонации явно нацелены на то, чтобы деморализовать жертву и лишить способности к сопротивлению.
– Чего? – Олег Михайлович интонации уловил, но смысла не понял. Как, впрочем, и Настя с Золотовым. – Какие договоры? О чем? Я с водоканалом могу показать…
– Вы транслируете программы гостям, – с интонацией телефонного робота объяснил номер первый, – берете за это плату. Обязаны отчислять процент правообладателям. Отчисляете?
– Но это же эфир! – возмутился хозяин бизнеса, помахав рукой перед лицом и над головой. Демонстрируя, что эфир – дело нематериальное. – У вас ведь дома тоже есть телевизоры, и вы никому не отчисляете!
– А чем докажете, что не включили телевизионную трансляцию в стоимость номера? – поддержал первого робот номер два.
Вопрос каверзный. Чем тут докажешь? А если разнюхают, что в единственном номере без телевизора стоимость ниже, то пиши пропало. Попробуй объясни, что там окно выходит на мусорный бак и за стеной вентиляция постоянно шумит. Да и постояльцы этот номер не жалуют.
– Ну что вы! Мне бы и в голову такое не пришло! – Олег Михайлович сунулся в ящик стола в поисках валидола и спичек. (Пожар, только пожар!)
Золотов наблюдал за происходящим. Скучно. Ничего не меняется. Эх, человечество! Что при Николае Васильевиче, что сейчас. «К нам едет ревизор». Приехал.
– Стало быть, договоров вы не заключали, – дожимал инспектор, профессионально почуяв слабину измученного подзаконными актами хозяина, – и на музыку наверняка тоже. Вы же в кафе музыку включаете? Между прочим, это уголовная статья. И соответственно – лишение лицензии.
Золотова сценка стала утомлять – пора заселяться, вещички распаковывать. Душ принять. А тут эти – два с ларца… Законное беззаконие – великозельский стиль жизни! Да и не только великозельский. Это наш стиль, сынок…
– Момент, – он поднялся с диванчика, – господа, будьте добры ваши документы.
Визитеры чуть растерянно переглянулись, но подвоха не уловили и мандаты доставать не торопились.
– А вы, собственно?..
– А мы, собственно, Следственный комитет, – небрежно проинформировал Золотов, извлекая волшебную книжицу, – можно ваши документы?
Охранники интеллектуальной собственности, приоткрыв рты, вгляделись в корочки. У обоих одновременно, словно поршни, заходили кадыки.
– А у меня документы в машине, – пришел в чувство номер первый, – я сейчас…
Робот номер один словно растаял в воздухе, забыв про корпоративную солидарность. В приоткрытое окно залетел звук заводимого двигателя.
– А где у вас туалет? – подал голос номер «два».
– Там, – Олег Михайлович кивнул в направлении лестницы.
– Спасибо, – проверяющий повернулся и сиганул в обратную сторону – на выход.
Дверь хлопнула, колокольчик задорно звякнул.
– В следующий раз документы проверяйте, – посоветовал Золотов.
– Да, конечно, – не веря в собственную удачу, отозвался хозяин, вытирая клетчатым платком взмокший лоб. – Обалдеть! Вот, жуки!
– Эти у вас точно бизнес не отожмут. И не надо ничего поджигать.
Гостиница у Ермакова воображение искушенного москвича не поразила, но все необходимое здесь имелось. Номер чистый, кровать широкая, шкаф просторный, стол круглый. Даже плазменная панель на стене и пульт.
– Устроит? – Настя вошла в номер вслед за Золотовым – убедиться, что все в порядке.
– Вполне.
Золотов скинул ботинки, явив миру дырку на носке. Вроде бы утром целые надевал, что ты будешь делать? Дешевые носки носит майор Плетнев. Настя заметила его огорченную мину и еле сдержала улыбку. Он снял пиджак, выложил на тумбочку бумажник, документы и мобильный.
Пощелкал телевизионным пультом, переключая каналы. Каналов было всего три – местный, первый и «Насилие».
– С сегодняшнего дня эфир бесплатный! – провозгласил майор Фейк, бросая пульт на кровать. – Настя, я сейчас, быстро переоденусь. Не уходи. – Прихватил чемодан и вместе с ним скрылся в ванной комнате.
Тут же в дверь номера вкрадчиво постучались. Олег Михайлович лично принес поднос, на котором остывало шампанское в серебряном ведерке со льдом, ловили блики хрустальные фужеры и радовали взгляд иноземные фрукты.
– Пожалуйста, это вам.
– Ой, Олег Михалыч, ну зачем вы!
– Это я заказал, – раздался бодрый голос из ванной. – Настя, там бумажник на тумбочке, заплати, пожалуйста.
«Зайчику в день рождения», – обрадовала золотистая открыточка под прозрачным пластиком бумажника.
Настя с трудом сдержала порыв – схватить его паспорт и проверить – не женат ли добрый молодец… Да и что толку – отсутствие штампа не освобождает от любовной ответственности. Зайчику в день рождения! Все понятно и без паспорта. На подобные подарки способна только любовь. А она-то, она! О чем вообще думала? На что рассчитывала? (Говорила мама, предупреждала дуру непутевую!) Мысль, что она – мимолетное провинциальное развлечение для московского семьянина острой иголкой впилась в трепетное сердце. Эх! Поглумился над девичьей честью!
Насупившись, храбрая журналистка рассчиталась с Олегом Михайловичем, убрала сдачу и, расстроенная, присела на кровать, прямо на телевизионный пульт.
– А у нас – реклама! – бодро заорала панель.
Настя вздрогнула, выключила телевизор. Из ванной вышел свежевыбритый Золотов в спортивном костюме и новых носках, предвкушая романтический вечер.
– Сюрприз, – он метнулся к натюрморту с шампанским и фруктами, – отметить новоселье!
– Я за рулем. И мне пора, извини, – тоном Снежной королевы попрощалась Настя, поднимаясь с кровати и направляясь к дверям. – Зайчик!
Золотов фишку просек мигом, заглянул в бумажник и поморщился. Ах, Антон Романыч! Что ж ты так неаккуратно! Мстишь мне, что ли? Дистанционно. Без памяти лежа. И самому не до личной жизни, и мне решил картинку подпортить. Это ж провинция – здесь семейные узы пока еще чтут. Надо срочно спасать положение.
– Ой, Настюш, – бросился он вслед Снежной королеве, – это сеструха мне подарила! Помнишь, я про нее рассказывал? Она меня с детства зайчиком называла, я же младше.
Вот так – только начнешь новую, честную жизнь, как тут же приходится врать и выкручиваться. Диалектика.
– А мама у вас зайчиха, да? С длинными ушами.
– Да клянусь! Правда! – не сдавался честный парень Золотов. – А ты что подумала? Что ты для меня командировочное увлечение?
Он подошел к ней вплотную и заглянул в глаза. Еще немного – и польются ручьи по девичьим щекам.
– А это не так?
Вместо ответа он пододвинулся еще поближе, коварно, по-партизански приближаясь губами к ее губам. Подтолкнул к кровати и аккуратно опустил. Снова на пульт.
«Чтобы славно отдохнуть, я беру с собой на юг полотенце, маску, ласты… Сиалекс!!! А что?! А вдруг?!! Сиалекс! Уверенность всегда с тобой!..»
Не всегда…
Настя вздрогнула и вскочила с кровати, смущенно поправляя цветастый сарафан.
Зайчик, понимая, что возможность упущена, выключил предательскую рекламу, встал, подошел к окну и раздвинул шторы. Обозрел открывшийся пейзаж.
Во дворе гостиницы на полотняном матрасе качелей дворовая кошка с упоением поглощала чью-то стельку, выуженную из мусорного бака.
– А хорошо здесь у вас… Практически – Турция…
* * *В это же самое время в настоящей Турции на балкон отеля вышла другая зайчиха. Ирина Плетнева. В банном халате на голое тело. Ей повезло больше – они в номере телевизор не включали, даже пульт не помнили где лежит. И про сиалекс не узнали… Следом выполз большой заяц Деризубов. Тоже в халате.
– Красиво. Сто лет на море не был, – легкая тень романтики наползла на мужественное лицо сурового контрабандиста.
– Я тоже. Последний раз со своим ездили. Только не сюда, а в Кемер. Страшно вспомнить. Представляешь, Коль, он мне и там ухитрился изменить.
Если по-честному, то никто никому не изменял. Плетневу вообще не до этого было. Он дул пиво и играл в волейбол. Но Ирочку напрягала опасная близость от мужа нахальных волейболисток в бикини, поэтому отдых периодически разбавляли бурные сцены ревности.
– А почему терпела? – мягко поинтересовался Коля.
– Боялась, если честно… Слабой женщине трудно одной. А так хоть гнилая, но опора.
Лукавила Ирочка – никакой опоры, даже гнилой, она в муже давно не видела. Считала, что именно она для него опора. А он – просто инфантильный увалень. Но с харизмой. За эту харизму она замуж и выскочила, да и пора уже было – скоро тридцать, а штампика не имелось. Лучше быть разведенной, чем старой девой. Но не разводилась. Втянулась, если можно так сказать.
– И сейчас боишься? – оторвал от невеселых дум Деризубов.
Воспоминания о Плетневе каждый раз заставляли Колю напрягаться. Причем совсем не из-за камней. Даже если бы брюлики вернул, если бы покаялся и в ногах валялся, то все равно следовало его примерно наказать через расстрел. Чтобы не отсвечивал на горизонте, не мешал личной жизни.
