Джон Барт - Конец пути
— Готовьте кислород! — приказал Доктор. — Хорнер, пульс! Я схватил Ренни за руку. Может, и был один-единственный удар в самом начале — и больше ничего.
— Я его не слышу! — закричал я.
— Нет, — сказал потускневшим голосом Доктор. Он вынул бронхоскоп у Ренни из горла и отложил его в сторону. — Кислород не нужен, миссис Доки. — Миссис Доки медленно подошла к столу, посмотреть.
Вот эту картину мне и пришлось запомнить навсегда: темная Комната Процедур, если не считать единственной яркой лампы над самым столом; мертвая Ренни с перепачканным лицом, широко открытыми глазами и ртом; рвота капает из лужицы у нее во рту в другую, у нее под головой; широкий черный кожаный пояс, расстегнутый наконец, лежит на простыне, под которой грудь Ренни и ее живот; нижняя часть тела обнажена, окровавлена, ноги неловко и вяло свисают с края стола.
— Ф-фу ты, — выдохнул Доктор.
— Как это случилось? — спросила миссис Доки.
— Она, наверное, перед тем как ехать сюда, плотно поела, — ответил он. — О чем только люди думают. Глотнула эфиру, ее вырвало, а потом она все это вдохнула в легкие. Этакая чушь!
Я был настолько ошарашен, что не мог даже плакать. Меня словно обухом по голове ударили, и я чудом успел нашарить сзади стул, на который и упал.
— Соберитесь, Хорнер; так дело не пойдет.
Ответить не получилось. Я плавал где-то на грани между головокружением и тошнотой.
— Пойдите лягте в приемной на кушетку, — приказал Доктор, — и задерите ноги кверху. Это пройдет. Мы ее обмоем, а потом вам придется ее отсюда забрать.
— Куда? — у меня началась едва ли не истерика. — Что я буду с ней делать?
— Ну, отвезете обратно, домой. А что, вы думаете, мужу тело без надобности? Я побрел к двери, но грохнулся в обморок через несколько шагов. Очнулся я в приемной на кушетке, и Доктор стоял рядом.
— Нате выпейте, — он протянул мне две таблетки и стакан воды. — А теперь слушайте внимательно. Дело серьезное, но все обойдется, если вы возьмете себя в руки. Мы перенесли ее в вашу машину. Не вздумайте дурить — избавиться от нее по дороге или что-нибудь вроде того. Я уже созвонился с мужем и сказал ему, что она через некоторое время придет в себя после анестезии и отправится домой. Лучшее, что вы можете сделать, — привезти ее прямо домой и сказать мужу, что она умерла. Побольше паники. Скажите ему, что все было в порядке, а потом, на полдороге, ее вдруг начало рвать, и она задохнулась — вскрытие подтвердит ваши слова. Он позвонит в «Скорую помощь»; они, конечно, обнаружат последствия аборта, но здесь нет ничего страшного. Вам станут задавать вопросы; тоже не страшно. Не говорите им, где делали аборт, до завтрашнего утра; потом это уже не будет иметь никакого значения. Я с частью пациентов уеду сегодня же ночью, поездом, а миссис Доки останется и сделает все, что нужно будет сделать. Дом и телефон записаны на ее имя, и она скажет, что была одной из моих пациенток и сдавала дом под клинику. Вы моего имени не знаете, она назовет фальшивое и будет разыгрывать невинную овечку. Ни вас, ни ее привлечь к ответственности не смогут, а до меня им не добраться. Вот, возьмите, — он дал мне конверт. — Здесь вам на автобус и еще немного денег, хватит, чтобы прожить до среды. Планы у нас прежние. Вы встречаетесь с миссис Доки и с остальными пациентами на автовокзале, на «Грейхаунд», и если, паче чаяния, что-то изменится, она вам сообщит. Вы в состоянии вести машину?
Ответить ему я не смог: вернулось сознание, а вместе с ним вернулось горе и затопило меня с головой.
— Вид у вас почти нормальный, — отрывисто сказал Доктор. — Хорнер, виноваты мы все. Пусть нам всем это будет урок. Давайте, не сидите сиднем; чем быстрее все кончится, тем лучше.
Должно быть, таблетки и в самом деле подействовали: когда я встал, голова не кружилась. Я вышел и сел в машину. Ренни, свернувшись калачиком, лежала на заднем сиденье, одетая, умытая, с закрытыми глазами. Слишком многое случилось, чтобы думать, чтобы знать, какие чувства испытывать. Я автоматически довел машину до Вайкомико, подъехал к их дому.
Добрался я часам к одиннадцати. У дома было темно, в доме, кажется, тоже, и ни одной машины на шоссе. Я позвонил в дверь и, когда Джо открыл, сказал ему: «Джо, она умерла».
Он вздрогнул и толкнул очки по переносице вверх. На глазах у него выступили слезы и тут же покатились по обеим щекам.
— Где она?
— В машине. Ее начало рвать — от эфира, — и она задохнулась.
Он прошел мимо меня к машине. С трудом вытянул ее с заднего сиденья, отнес в дом и осторожно уложил на диван. Слезы все так же текли у него по лицу, но он не всхлипывал и вообще не издавал звуков. Я беспомощно стоял рядом.
— Как зовут доктора?
— Не знаю. Джо, богом клянусь, я его не покрываю. Я ездил к нему несколько лет, но он ни разу не назвался. Я все тебе объясню, потом, когда ты придешь в себя.
— Где он делает операции?
— Это недалеко от Вайнленда. Я объясню полицейским…
— Убирайся отсюда. Живо.
— Хорошо, — сказал я и ушел.
Остаток ночи я просидел в кресле, ждал звонка от Джо или из полиции, но так и не дождался. Мне до судорог хотелось самому позвонить в полицию, позвонить в больницу, позвонить Джо — но повода звонить куда бы то ни было никак не находилось. Я понятия не имел, что сейчас делает Джо; насколько можно было судить, ничего — так, наверное, и смотрит на нее, как она лежит на диване, и что-то для себя решает. Но я-то уже решил: не вмешиваться, пусть делает что хочет — пусть даже убьет меня — без моего участия, раз уж помощью моей он пренебрег. Я собирался на все вопросы отвечать только правду — вот разве что Джо станет отвечать по-другому — и очень надеялся, что Доктор ошибся: я надеялся, что существует такая возможность, при которой в ответе могу оказаться именно я. Я жаждал ответственности.
Но никто не позвонил. Утром передо мной встала дилемма: идти сегодня в колледж или нет, и я решил идти. Может быть, там кто-нибудь что-нибудь знает — позвонить Джо я не осмелился.
Добравшись до колледжа, я прямиком направился в кабинет доктора Шотта, под тем предлогом, что мне надо просмотреть почту. Шотт был в предбаннике вместе с Ширли и доктором Картером, и по выражению их лиц было видно, что они уже знают о смерти Ренни.
— Доброе утро, — сказал я, не зная, как меня встретят.
— Доброе утро, мистер Хорнер, — на отчаянной какой-то ноте сказал доктор Шотт. — Мы только что получили кошмарное известие! Прошлой ночью внезапно скончалась супруга Джо Моргана!
— Что? — переспросил я, автоматически изобразив на лице удивление и шок. Похоже, о моем соучастии в этой смерти они ничего не знают: что ж, покуда я не знаю планов Джо, удивление вполне уместно.
— Кошмарное известие! — повторил доктор Шотт. — Такая молодая женщина, и двое маленьких детей!
— Как это случилось, сэр?
Он покраснел.
— Поймите меня, мистер Хорнер, я не в той ситуации, чтобы… Джо только что мне позвонил и говорил, конечно, не слишком вразумительно… Шок, знаете ли — жуткий для него шок! Она, кажется, умерла под наркозом, в больнице, вчера поздно вечером. Какая-то срочная операция.
— Ужасно, — сказал я, качая головой.
— Кошмарное известие!
— Давайте я позвоню в больницу, — предложила ему Ширли. — Может быть, они что-то знают.
— Нет-нет, — поспешно запротестовал доктор Шотт. — Нам не следут проявлять излишнего любопытства. Я сам позвоню Джо, попозже, и узнаю, не можем ли мы чем-нибудь помочь. Я просто ушам своим не поверил! Миссис Морган… такая молодая, здоровая женщина!
Было совершенно ясно: он знает больше, чем говорит, но что бы там такого Джо ему ни сказал, ко мне это не имело никакого отношения. Доктор Картер заметил у меня на глазах слезы и похлопал меня по плечу. Все знали, что у нас с Морганами вроде как дружба.
— Тут не угадаешь, — он вздохнул. — Благие умирают молодыми, может, это и к лучшему.
— А как же дети? — спросил я.
— Бог знает! Такая трагедия! — было не совсем ясно, что он, собственно, имел в виду.
— Пожалуй, нам вообще не стоит об этом рассуждать, — изрек доктор Картер, — пока мы не владеем всей полнотой информации. Для нас для всех это большое горе.
Я понял, что доктор Шотт уже успел поделиться с ним той информацией, которой владел сам.
Итак, в понедельник и во вторник я вел занятия так же, как обычно, хотя в душе моей зияла пустота и в этой пустоте носился дух тревоги. Во вторник после обеда тело Ренни предали земле, но, поскольку официально объявить по данному поводу выходной администрация не имела права, доктор Шотт был на похоронах единственным представителем от колледжа. Мисс Баннинг прошла по кругу, собрала на венок: я дал доллар из той жалкой суммы, что оставил мне Доктор. В тот момент, когда Ренни опускали в могилу, я, кажется, рассказывал студентам про точку с запятой.
