Михаил Веллер - Гонец из Пизы
– Нет!
– Что – нет? Мужчина, вы вообще трезвый?
– Трезвый! Надо не старше, ну, тридцати пяти.
– Ну – или тридцати пяти?
– До тридцати пяти.
– Как хотите. Тогда вам будет только четыре девушки. Вы мне адрес скажете или нет? И условие: сейчас рабочее время, вы дополнительно оплатите такси в оба конца.
В некотором раздрызге от результата переговоров Беспятых повертел трубку, облизнул верхнюю губу. Пот был горьким и пах одеколоном Эгоист, купленным себе в подарок на день рождения.
Ну что? – Четырех учительниц пришлют. – Откуда? – Из школы. – Зачем? – Затем же. – Вот как? И почем берут? – По столько же. – Ну-ну. Браво, лейтенант!… Давай, давай, время идет!
После массажного кабинета и сауны он попал на проходную завода.
– Заря! – произнес мужской голос, как пароль.
– Аврора! – автоматически вылетело из Беспятых.
– Как дела, Аврора?
– Хорошо, Заря. – Находясь уже в остраненном состоянии, Беспятых не испытывал никакого замешательства. – Как у вас, девушки свободные есть?
– Девчата? А куда ж они денутся. Есть, любые на выбор. Сами подъедете, или как?
– А прислать можете?
– А вот прислать – это тебе надо в транспортный цех звонить. Да они сами приедут, чего там усложнять. Сейчас я в цех позвоню. Тебе сколько?
– Вообще-то надо семнадцать.
– Не понял – это лет или штук?
– Штук.
– Понял, Аврора, – семнадцать штук. Я тогда прямо на сборочный позвоню, там народу полно. А то семнадцать если лет, так лучше все же восемнадцать было бы, ты меня понимаешь. Значит, Аврора, у тебя адрес какой?
– В порту стоим.
– Понял, а в порту где?
– У второго причала.
– Есть. А там что?
– Как что. А там я.
– Я понял, что ты, а приметы? Ну – автобус, павильон, машина, или ты на теплоходе?
– Крейсер Аврора. Серый. Военный. Не спутать. На корме написано.
– Аврора, ты что, крейсер Аврора? Ну здорово! Ну, ты молодец, что нам позвонил.
– Заря, а ты кто?
– Как это кто? Часовой завод Заря, ты что, не знаешь? А знаешь – так чего спрашиваешь? Ну ты даешь – сам звонишь, и сам спрашиваешь. Ладно, ты давай, встречай девчат. Смотри, чтоб не обижали, девчата у нас хорошие, рабочие.
Первой прибыли в бежевой девятке массажистки.
– О е, – разочарованно протянул Кондрат, дежуривший на причале меж двух веселых кожаных маузеристов. – Страшнее пленных румын.
Высокий спортсмен вылез из-за руля и улыбнулся ему приятно и даже застенчиво.
– Что-то вас тут много, – с сомнением сказал он, оглядывая борт. – Помещение можно осмотреть?
– Тут, браток, помещений – до завтра не обойдешь. Не бойся, все по уговору. Матрос дитя не обидит.
– М-да? Ну вы смотрите только, чтобы все в порядке было. Давайте, я получу.
– Деньги, что ли?
– А что же еще.
– А им?
– С ними мы уже сами.
Его проводили к Беспятых, который расчертил ведомость для расчета.
По такси и отсутствию сопровождения Беспятых в иллюминатор определил учительниц. Они отличались от массажисток тем, что были дешевле и строже одеты; впрочем, понял он, сейчас ведь идут уроки. Одна была с гладко стянутым конским хвостиком и в очках; лейтенант ощутил неожиданное возбуждение, порождаемое близостью запретного плода – примерно так выглядела его школьная учительница географии. Эту четверку направили в офицерский коридор: какая-то социальная субординация подспудно проявлялась сама собой, – хотя такое решение первоначально имело в виду скорее возрастное соответствие. Правда, если говорить о возрасте, девушки для сопровождения выглядели ничуть не моложе.
Веселее всех подкатил скрипучий и всхлипнувший дверью заводской пазик, из него высыпалась пестрая смешливая экскурсия петеушного вида и с шуточками полезла по трапу. Длинная девица с соломенными волосами, торчащая поверх подруг, оступилась и чуть не свалилась в воду, что вызвало взрыв смеха.
Вытягивание свернутых бумажек с фамилиями из бескозырки в вахтенном тамбуре дало новый повод к веселью:
– Га-би-со-ни-я!… Ой, а это что? Кто? Так у вас свои есть?
– Мы с девочками не играем! Ха-ха-ха!…
Покрасневший Габисония протолкался к своей толстушке.
– Ой, а ты ничего-о!…
– Одичали мальчики на службе… бе-едные!…
Но вот непродуманное отсутствие угощения и условий для прелюдии гостий разочаровало.
– А посидеть? Поговорить, выпить?
– А в ванне вместе помыться? Или у вас нету?
Двое из фабричных девочек, похожие, как близняшки, выделялись миниатюрной щупленькостью и азиатскими лицами. Это были застрявшие здесь когда-то китаянки. Одну звали Ли, а вторую Ци. Поскольку Кондрат, покраснев и надувшись, вдруг заявил, что он уважает свою семью и этим не интересуется, его высокоморальный приступ высвободил одну лишнюю кандидатуру. Быстро решили (не пропадать добру, уплачено) китаянками почтить Шурку, как секретарь-председателя: во-первых, они были страшненькие, а во-вторых по весу и объему как раз на одну потянут, аргументировал Серега Вырин.
…Есть такой один из бесконечных американских телесериалов под названием Корабль любви. Там все ходят по шикарному белому лайнеру в шикарных белых тропических костюмах, пьют цветные коктейли, падают в голубые бассейны и с трогательным юмором крутят романы с изящно эстетизированной эротикой. Ну так в железных и плохо освещенных закоулках крейсера все было не совсем так или даже вовсе не так.
Хотя, если бы шкодный бес, наскучив толканием в ребро и охромев от усилий, приподнял в этот час палубу крейсера, он мог бы обнаружить и сцены примечательные.
Учительница в очках и с конским хвостиком, войдя с Беспятых в каюту, внимательно посмотрела на него и сделалась строгой и даже суровой.
– Ах ты гадкий мальчик! – воспитательным тоном сказала она. – Ты что это вздумал – вые…ть взрослую тетю, свою учительницу?! А ну-ка снимай штанишки!
Лейтенант побагровел, брызнул счастливым потом и стал расстегиваться.
– Вот сейчас я тебя отшлепаю прямо по пипке! – грозила учительница. – А эт-то еще что у нас такое?… Ах бесстыдник, и еще стоит! У меня нету такой пипки, откуда еще это у тебя взялось? – она задрала юбку. – Получай! Получай! – шлепнула его ладонью. – А что ты с ней умеешь делать, ну-ка показывай немедленно! А потом мы ее спрячем. Посмотрим, куда лучше спрятать, и туда всунем.
– Откуда ты знаешь… – прошептал умирающий в экстазе лейтенант своей реализованной фантазии.
– Учительница все знает! – погрозила пальчиком учительница и, повернувшись к нему голой попкой, достала из портфеля линейку.
В это же время в медизоляторе Ли и Ци преподносили задыхающемуся Шурке изыски китайской цивилизации. Возможно, в принципиальных моментах она не отличается от западной, но восточные тонкости присутствовали. Внешне девушки были небогаты, но богатство ощущений превосходило мыслимые неискушенным европейцем пределы. Когда они поменялись снизу и сверху, Шурка испугался, что у него остановится сердце: недосягаемый и однако досягаемый пик блаженства показался соседствующим с дуновением смерти.
Мознаим же, забравший себе, к неудовольствию кубрика, белобрысую дылду, и надутый, как трехбунчужный паша, заставлял ее пищать детским голосом: Ой, дяденька, не надо… и размахивать при этом фундаментальным бюстом.
Самые сильные впечатления, возможно, остались у Иванова-Седьмого. Страдая по ночам бессонницей, он устроился добирать несколько часиков днем, и был разбужен стуком в дверь: его не забыли.
Эта несчастная молодая женщина была некрасива, но по-своему очень мила. Я угостил ее чаем с печеньем и по-отечески поинтересовался, какая же жизненная трагедия привела ее на стезю порока. Оказалось, что она учится на заочном отделении юридического факультета Московского университета, и не имеет средств для существования и оплаты учебы. Она мечтает стать прокурором и беспощадно карать в первую очередь тех, кто эксплуатирует труд несчастных женщин. Поистине – через тернии к звездам.
(Продумать, следует ли упоминать о том, что она настояла на близости. Если я поддался на это, то прежде всего руководствовался солидарностью с командой и отзывчивостью. Обязательно отметить, что я не мог удержаться от скупых мужских слез.)
Ах ты Катя, моя Катя, толстоморденькая!…
Из прочих последствий праздника любви можно перечислить лишь такие мелочи, как обращения к доктору по поводу вывиха колена, ушиба локтя, потертости на копчике и один случай разрыва уздечки. Проклятая проза.
– 20 —
Пост коитус омниа анимал тристиа эст. Поскольку латынь не входит в программу обучения высших военно-морских училищ, не говоря об учебных отрядах, и лишь доктор, выходя за пределы профессионального пер ос и летальный, способен осмысленно произнести: Фортуна нон пенис, ин манус нон тенис, то логично будет дать русский перевод этой древней и не всем, хотя и многим, известной поговорки: После совокупления всякое животное печально.
