Пелам Вудхаус - Фамильная честь Вустеров. Держим удар, Дживс! Тысяча благодарностей, Дживс!
— И, как я понимаю, ничем беде помочь нельзя. Вы не можете что-нибудь сочинить?
— Нет, сэр.
— А если вспомнить о беде, в которую попал я, вам пока не пришло в голову, как меня вызволить?
— Пока ясного плана нет, сэр. Но я обдумываю одну идею.
— Думайте, Дживс, хорошенько думайте. Не жалейте мозгов.
— Сейчас пока все очень туманно.
— Наверно, в вашем плане нужна большая тонкость?
— Именно, сэр.
Я покачал головой. Конечно, зря старался, не видел он меня через стенку. Однако ж все равно покачал.
— Дживс, у нас нет времени плести хитроумные интриги и проявлять змеиное коварство. Нужно действовать быстро. И вот о чем я подумал. Мы с вами давеча вспоминали, как сэра Родерика Глоссопа заточили в садовый сарай, а полицейский Добсон охранял все выходы. Не забыли, какую спасательную операцию придумал тогда папаша Стоукер?
— Если я не ошибаюсь, сэр, мистер Стоукер выдвинул идею о физическом нападении на полицейского. «Огреть его по башке лопатой!» — кажется, так он это сформулировал.
— Совершенно верно, Дживс, именно эти слова он и произнес. И хотя мы отвергли его идею, сейчас мне кажется, что он проявил немного грубоватый, но крепкий и надежный здравый смысл. Эти простые, выбившиеся из низов люди идут прямо к цели, не отвлекаясь ни на что второстепенное. Полицейский Оутс сторожит меня под окном. Связанные простыни по-прежнему у меня. Я легко могу привязать их к ножке кровати или еще к чему-нибудь. Если вы найдете лопату и…
— Боюсь, сэр…
— Ну же, Дживс. Сейчас не время для nolle prosequis. Знаю, вы любите действовать тонко, но поймите, сейчас это не даст толку. Сейчас только лопата и поможет. Можете подойти к нему, затейте разговор, держа лопату за спиной, чтоб он не видел, и, дождавшись психологически удобного…
— Прошу прощения, сэр. По-моему, сюда идут.
— Так поразмыслите над тем, что я сказал. Кто идет сюда?
— Сэр Уоткин и миссис Траверс, сэр. По-моему, они хотят нанести вам визит.
— А я-то мечтал, что меня долго не будут тревожить. Но все равно, пусть войдут. У нас, Бустеров, для всех открыта дверь.
Но когда дверь отперли, вошла только моя тетушка. Она направилась к своему любимому креслу и всей тяжестью плюхнулась в него. Вид у нее был мрачный, ничто не пробуждало надежды, что она принесла благую весть, что-де папаша Бассет, вняв доводам разума, решил отпустить меня на волю. Но, черт меня подери, именно эту благую весть она и принесла.
— Ну что же, Берти, — сказала она, немного погрустив в молчании, — можешь складывать свой чемодан.
— Что?
— Он дал задний ход.
— Как задний ход?
— Да. Снимает обвинение.
— Вы хотите сказать, меня не упекут в кутузку?
— Не упекут.
— И я, как принято говорить, свободен как ветер?
— Свободен.
Возликовав в сердце своем, я так увлекся отбиванием чечетки, что прошло немало времени, пока я наконец заметил: а ведь кровная родственница не рукоплещет моему искусству. Сидит все такая же мрачная. Я не без укора посмотрел на нее.
— Вид у вас не слишком довольный.
— Ах, я просто счастлива.
— Не обнаруживаю симптомов означенного состояния, — сказал я обиженно. — Племяннику даровали помилование у самого подножья эшафота, можно было бы попрыгать и поплясать вместе с ним.
Тяжелый вздох вырвался из самых глубин ее существа.
— Все не так просто, Берти, тут есть закавыка. Старый хрен выставил условие.
— Какое же?
— Я должна уступить ему Анатоля.
На меня напал столбняк.
— То есть как — уступить Анатоля?
— Да, милый племянник, такова цена твоей свободы. Негодяй обещает не выдвигать против тебя обвинение, если я соглашусь уступить Анатоля. Старый шантажист, гореть ему синим пламенем прямо здесь, на земле!
Какое страдание было в ее лице! А ведь совсем недавно я слышал от нее похвальное слово шантажу, просто дифирамбы, хотя истинное удовольствие от шантажа получает лишь тот, кто правильно выбрал роль. Оказавшись в роли жертвы, эта женщина страдала.
Мне и самому было тошно. Рассказывая эту историю, я не упускал случая выразить свое восхищение всякий раз, как речь заходила об Анатоле, этом несравненном кудеснике, и вы, несомненно, помните, что, узнав от тетки о подлой попытке сэра Уоткина Бассета переманить его к себе во время визита в Бринкли-Корт, я был потрясен до глубины души.
Конечно, тем, кто не едал вдохновенных творений этого великого маэстро, трудно вообразить, какую огромную роль в общем ходе событий играют его жаркие и супы. Могу сказать только одно: если вы хоть раз вкусили одно из его блюд, вам открывается истина: жизнь лишится смысла и поэзии, если у вас отнимут надежду вкушать его изыски и дальше. Мысль, что тетя Далия готова пожертвовать этим восьмым чудом света всего лишь ради того, чтобы спасти племянника от кутузки, поразила меня в самое сердце.
Не помню, чтобы я когда-то в своей жизни был так глубоко растроган. На глаза навернулись слезы. Она напомнила мне Сидни Картона.
— И вы всерьез решили отказаться от Анатоля ради моего спасения? — прошептал я.
— Конечно.
— Никогда! Я и слышать об этом не хочу.
— Но ты не можешь сесть в тюрьму.
— С удовольствием сяду, если этот виртуоз, этот волшебник останется по-прежнему у вас. Не вздумайте согласиться на наглые посягательства хрыча Бассета.
— Берти! Ты это серьезно?
— Более чем серьезно. Что такое тридцать дней усиленного тюремного режима? Сущий пустяк. Они пролетят как одна минута. Пусть Бассет лопнет от злости. А когда я отсижу свой срок, — продолжал я мечтательно, — и снова окажусь на свободе, пусть Анатоль покажет, на что он способен. За месяц на хлебе и воде или на баланде — чем там кормят в этих заведениях — я нагуляю зверский аппетит. В тот день, когда меня выпустят, я хочу, чтоб меня ожидал обед, о котором будут слагать песни и легенды.
— Он будет тебя ждать, клянусь!
— Можем прямо сейчас составить предварительное меню.
— Конечно, зачем терять время. Начнем с черной икры? Или с дыни канталупы?
— Не «или», а «и». Потом суп.
— Суп или бульон?
— Бульон, прозрачный крепкий бульон.
— Ты не забыл суп-пюре из крошечных кабачков?
— Ни на миг. А что вы скажете относительно консоме из помидоров?
— Может быть, ты прав.
— Думаю, что прав. Просто уверен.
— Пожалуй, стоит предоставить составление меню тебе.
— Это самое мудрое.
Я взял карандаш и лист бумаги и через каких-нибудь десять минут был готов огласить результаты.
— Вот меню обеда, как я его себе представляю, не считая дополнений, которые мне придут в голову во время пребывания в камере.
И я прочел:
«LE ОБЕД Икра черная свежая Дыня канталупа Консоме из помидоров Сильфиды под раковым соусом Мечта гурмана из цыплят «Маленький герцог» Молодая спаржа с соусом сабайон а-ля Мистингет Паштет из гусиных печенок, вымоченных в шампанском, «Альпийские жемчужины» Зобные железы двухнедельных телят, запеченные в тесте по-тулузски Салат из цикория и сельдерея Сливовый пудинг «Вечерняя звезда» «Белые бенедиктинцы» Пломбир «Нерон» Les пирожные, торты, желе, муссы, бланманже, петиту, булочки, пышки, ватрушки «Дьяволята» Фрукты»
— Ну как, тетя Далия, ничего не упустил?
— Если и упустил, то не слишком много.
— В таком случае позовем этого негодяя и объявим, что плевать мы на него хотели! Эй, Бассет! — закричал я.
— Бассет! — подхватила тетя Далия.
— Бассет! — рявкнул я так, что стекла задрожали. Стекла продолжали дрожать, когда в комнату влетел недовольный Бассет.
— Какого дьявола вы тут разорались?
— А, пожаловали наконец. — Я без преамбулы перешел к сути: — Бассет, мы на вас плюем.
Старик был явно обескуражен. Вопросительно поглядел на тетю Далию. Видно, подумал, что Бертрам Вустер изъясняется загадками.
— Он говорит о вашем идиотском предложении снять обвинение, если я уступлю вам Анатоля, — объяснила любимая родственница. — В жизни не слышала ничего глупее. Мы хорошо посмеялись, верно, Берти?
— Чуть со смеху не лопнули.
На старика напала оторопь.
— Вы что же, отказываетесь?
— Конечно, отказываемся. Уж я-то должна была знать своего племянника: разве можно хоть на минуту предположить, что он способен принести в дом тетки горе и лишения, лишь бы избавить себя от мелких неудобств? Бустеры так не поступают, верно, Берти?
— Никогда.
— Они не из тех, кто думает только о себе.
— Что нет, то нет.
— Как я могла оскорбить его, рассказав о вашем предложении? Берти, прости меня.
— Ну что вы, что вы, дорогая тетушка.
Она стиснула мою руку.
— Спокойной ночи, Берти, спокойной ночи — вернее, au revoir. До скорой встречи.
— Именно до скорой. Мы увидимся, когда на полях расцветут маргаритки, а может, еще скорее.
