Михаил - Белая женщина
Мы ещё какое-то время мило беседовали о похоронах генеральных секретарей, пока не раздался телефонный звонок, и доктор Лапша траурным голосом сообщил, что в психбольнице раскрыт заговор, и потребовал срочно прибыть на боевой пост. Прибыв в отделение, я застал плачущую Фортуну, над которой нависло обвинение в заговоре с целью получения подарков. В отделении находился больной, который, пребывая в болезненном состоянии, начинал признаваться медсестрам в любви и делать им дорогостоящие подарки. Родственники, обеспокоенные исключительно его здоровьем, пожаловались главному врачу на то, что, по их мнению, коварные медсестры не додают ему лекарства, а также гнусно и пахотно пользуются его минутной слабостью. В их письме почему-то фигурировало имя Фортуны в качестве самой коварной заговорщицы. Кроме этого, Фортуна дважды покусала доктора Светлану, которая хотела просто во всем разобраться. Причем укусы, полученные доктором Светланой во второй раз, были особенно глубокими. Ей даже пришлось зашивать рану, идущую по внутренней поверхности правого бедра и промежности. Фортуна требовала положить конец гнусным и беспочвенным инсинуациям. По её словам, больной в неё влюблен и дарит ей подарки, даже когда он пребывает в удовлетворительном состоянии. Это может подтвердить и её супруг Мандо.
— Мама Манды, — с достоинством присоединился к беседе Ян Кац, который при разговоре присутствовал, но его содержания не понимал.
— И мама Армонда может подтвердить, — добавила Фортуна, с благодарностью глядя на Каца за подсказку.
Я обещал сделать всё, что в моих силах, и строго взыскать с кровопийцы Шапиро дель Педро, который, воспользовавшись тем, что доктор Светлана была полностью поглощена расследованием, нанёс находящейся в полубессознательном состоянии женщине тяжелые раны и пил её алую кровь. Несмотря на полученные раны, доктор Светлана оставалась в строю и отказалась покидать отделение судебно-психиатрической экспертизы до выяснения деталей этого гнусного покушения на чистоту стабильно высоких моральных устоев, которыми так славится Офакимская психиатрическая больница.
Кроме таких крупных событий в культурной и общественной жизни отделения судебно-психиатрической экспертизы, как раскрытие заговора и обвинение Фортуны в нанесении укусов доктору Светлане, в этом отделении происходили и события значительно менее существенные. Например, выяснилось, что Фортуна никого не кусала, а то, что произошло между доктором Светланой и Антонио Шапиро дель Педро, было произведено по взаимному согласию и в целях выяснения истины. В связи с этим раны, полученные доктором Светланой, были расценены как производственная травма, а её поведение стало живым примером подлинного мужества и героизма. В ответном слове Антонио Шапиро дель Педро и доктор Светлана выразили свою глубокую благодарность администрации офакимской психиатрической больницы, а также работникам и пациентам отделения судебно-психиатрической экспертизы за всестороннюю поддержку.
Другим малозаметным событием на фоне свершений Светланы и Антонио стал приём на работу в качестве младшего медбрата Якова Ройзмана. Моя дружба с Яшей длится уже двадцать пять лет, хотя последние двадцать три года мы не встречались, и светлый облик Яши Ройзмана давно поблек и стерся из моей памяти.
Познакомился я с ним во время принудительных работ на полях колхоза «The way to Ilyich» (Путь к Ильичу), куда нас вывозили после поступления в Ленинградский медицинский педиатрический институт в надежде, что мы соберём урожай черноплодной рябины. Этим ожиданиям, как и следовало ожидать, не суждено было сбыться, и через месяц нас, больных воспалением легких и гонореей, вернули в Ленинград.
Кем был Яша Ройзман по национальности, я не знал, но внешне он был очень похож на еврея.
Яша учился в школе в общей сложности лет пять-шесть. Лет в шестнадцать ему за, в сущности, смехотворную сумму был выставлен диагноз «Schizophrenia» (шизофрения). В восемнадцать в торжественной обстановке ему была определена вторая группа инвалидности, что не только радикально излечило его от призыва в армию, но и делало привлечение к уголовной ответственности делом совершенно бесперспективным.
Яша непрерывно тренировался в качестве научного сотрудника закрытого института, занимавшегося разработкой новых методов ведения рукопашного боя, ездил в длительную командировку в Северную Корею изучать восточные единоборства, преподавал в подпольных школах, участвовал в показательных поединках. Целью его жизни было создание единой, строго научной теории рукопашного боя. Приступив к созданию этой теории, он ощутил недостаток знаний в области анатомии и физиологии человека. С целью пополнения своего научного багажа он поступил в медицинский институт. Предоставив документы об окончании школы с золотой медалью, Яша поступил в институт, сдав на «пять» один экзамен. Будучи по природе человеком любопытным, он даже прервал на сорок минут тренировки, чтобы познакомиться с экзаменаторами.
В конце августа Яша побывал в качестве члена судейской коллегии на открытом чемпионате Окинавы по карате. Вернувшись в град Петра в начале сентября, он узнал, что Марину вместе с остальными первокурсниками отправили на картошку в деревню Щеглово, где студенты-медики убирают урожай черноплодной рябины. Парторг мединститута был вызван в горком партии, где ему предложили положить на стол партбилет и продолжить карьеру учителя труда в средней школе, так неразумно прерванную пятнадцать лет тому назад, когда его, по досадному недоразумению, избрали парторгом каменно-островских бань. После чего Яша прибыл в деревню Щеглово и присоединился к поступившим в Ленинградский медицинский педиатрический институт труженикам села. Но, несмотря на его усилия, Марина поддерживала с ним формально-дружеские отношения.
Через два года, прослушав курс анатомии и физиологии, Яша покинул стены прославленного учебного заведения. К тому времени у Марины уже был роман с Лёней Чуриловым — красавцем и атлетом, учившимся на нашем курсе. Их отношения были идеальными, пока перед окончанием института Лёня не женился на дочке ректора, что давало ему возможность остаться в Ленинграде и приступить к специализации по детской хирургии, о которой он мечтал с детства. Марина, которая сообщила еще два года назад своим родителям, что Лёня является её мужем, была распределена по месту её прежнего жительства в город Салехард. Находясь в растерянности и пытаясь восстановить отношения с Леней, она забеременела, но это ничего не изменило. Через влюбленного в неё доцента с кафедры акушерства и гинекологии она сделала аборт и переехала из общежития на квартиру к Яше. Они договорились, что поженятся фиктивно, а в качестве платы за это она поживет с ним, пока не придет в себя и не встанет на ноги.
К Марине была приставлена женщина, которая в первый же день поменяла Маринины противозачаточные таблетки на витамины. Когда месячные не пришли второй раз, Марина с помощью приставленной к ней женщины договорилась об аборте под общим обезболиванием. Кроме помогавшей ей женщины, Марина находилась под круглосуточным наружным наблюдением, и в её медальоне был установлен радиомаяк, позволявший следить за её перемещениями. Врач оказался большим мастером своего дела. Он действительно сделал общее обезболивание, но аборта делать не стал, после чего высокопрофессионально дурачил Марину еще два месяца. Фиктивная жена обратилась за разъяснениями к супругу. Тот ей объяснил, что родить ребенка ей придется — это плата за фиктивный брак. Марина бросилась за помощью к Лёне Чурилову. Лёня был вне себя, грозил побить Яше морду и сочувственно обнимал Марину за плечи. Выслушав обещание побить морду и даже выбить зубы, Марина переглянулась с приставленной к ней женщиной и больше с Лёней не встречалась.
Спортивно-криминальная карьера Яши складывалась счастливо. Марина постепенно втянулась в роль супруги главаря одной из самых авторитетных группировок Ленинграда. Она даже родила ещё одного ребенка. Иногда она навещала мать, работающую доцентом в институте культуры имени Крупской, или приходила на работу к отцу — он был парторгом Ленинградского Педиатрического Медицинского Института, с которым у неё были связаны приятные воспоминания.
Эта идиллия была разрушена в один день, когда после смерти Собчака Яше пришлось организовать собственную кончину. Он даже лично наблюдал, как его обезображенный труп доставали из обводного канала, после чего под именем Сингатулина Якова Абдулкаримовича, татарина по национальности, Яков Ройзман выехал на постоянное место жительства в государство Израиль. Мать его супруги, выросшая в глухом селе Коми АССР и награжденная на седьмой спартакиаде работников тюрем и следственных изоляторов бронзовой медалью в лыжной гонке на тридцать километров, согласно представленным в посольство документам, являлась еврейкой, что и позволило супругам Сингатулиным репатриироваться в Израиль. Через полтора года после приезда в Израиль Марина сдала врачебный экзамен и пришла в Офакимскую психиатрическую больницу в поисках места работы.
