Владимир Елистратов - Рассказы
— Вы, европейцы, — весело комментировал водитель Гитеш, — ездите справа, англичане — слева, а мы — и так и так. Индия — самая свободная страна.
— Согласен, — сказал я.
То же самое я обычно говорю европейцам про Россию. У вас, дескать, «внешняя свобода», а у нас — «внутренняя». Старая песня.
— У нас, в Индии, хорошо. У нас всё есть, — продолжал Гитеш.
«Ага, как в Греции», — подумал я.
— Кроме порядка, — добавил Гитеш и засмеялся. Индусы, кстати, охотно себя критикуют, ругают и «очерняют». Как и мы. Потому что и они и мы в глубине души слишком уверены в себе. Но индусы — в девяносто шесть тысяч раз больше.
— У нас в Индии, — не унимался Гитеш, — всё можно. То есть так: конечно, много чего нельзя, но если очень хочется — то можно. Например, можно иметь только два ребенка и одну жену, но у многих больше, чем два ребенка и одна жена.
— А как же налоги на третьего ребенка?
— Их надо платить. Но если очень не хочется, то можно и не платить. Ха-ха-ха! Или: надо ездить по дороге слева, но если очень хочется — можно и справа, вот так…, - и Гитеш лихо выехал на правую полосу и там подрезал встречный какой-то ромбовидный обоз с канистрами, запряженный верблюдом.
То, что вытворял Гитеш по дороге, я не могу передать. Я просто не понимаю, что он делал. У нас шутят, что только в России можно получить удар сзади, когда обгоняешь по встречной полосе. В Индии всё это выглядит как детский лепет на зеленой лужайке.
Это индийское «нельзя, но если надо, то можно» сродни нашему «авось». Что такое «авось»? «Авось» — это уверенность, что все будет хорошо. Откуда это берется? Не знаю. У индусов эта уверенность идет из самого духа индуизма. По ночной дороге из Варанаси в Кхаджурахо, петляя по паутине проселков, в клубящемся молоке тумана, чудом объезжая какие-то деревья, спящих коров, помойки и ямы, мы с Гитешом страстно обсуждали индуизм:
— Кто из индийских богов является покровителем писателей? — спросил я. Я всё-таки филолог, чуть-чуть где-то даже писатель…
Гитеш задумался.
— Может быть, Ганеша? — попытался подсказать я. Это такой получеловек-полуслон.
— Да, — охотно согласился Гитеш. — Ганеша — бог писателей. Точно. Хотя он, конечно, бог удачи… но писателям и бизнесменам он тоже подходит. И врачам тоже…
— Причем здесь бизнесмены?
— Ну как…Писатели пишут книги, бизнесмены тоже пишут… Всякие цифры, суммы… Если они не будут писать, им не будет удачи. Поэтому они могут попросить Ганешу: Ганеша, научи нас писать удачные цифры! И всё будет хорошо. А писателям без Ганеши тоже нельзя… И нам, шоферам… — и он чудом объехал внезапно всплывшую из тумана бетонную надолбу, зачем-то торчащую посреди дороги.
Потом выяснилось, что богиня письменности — все-таки Сарасвати. Хотя писателям нельзя без Шивы, Вишну, Кали, Кришны, Рамы и т. д. А Сарасвати, в свою очередь, нужна морякам, летчикам, поварам, матерям, скотоводам, рыбакам, и тем, кто пьет слишком много вина. То есть русским. И вообще Сарасвати — это не Сарасвати, а Путкари, она же — Шарада, она же — Вагишвари, она же — Брахми, она же — Бхарати…Хотя Бхарати — это совсем не Сарасвати, но можно, если надо, считать, что Сарасвати — это Бхарати…и т. п.
Понять что-нибудь во всем этом очень трудно. Вернее, невозможно. Любой бог может отвечать за что угодно или тут же «перевести стрелку» на другого бога (если очень хочется). Идет, например, индийский студент мимо храма, скажем, Ханумана. Надо ему попросить у Сарасвати, чтобы она помогла ему удачно сдать экзамен по санскриту. Индус и говорит: «Дорогой Хануман, попроси, пожалуйста, у Рамы, чтобы он передал Кришне, чтоб тот сказал Сарасвати, что мне нужно сдать экзамен». Или что-нибудь в этом духе. Причем на полном серьёзе.
Другой пример, уже не выдуманный. В Дели есть могила Ганди. Я спрашиваю гида:
— Но ведь у вас надо тело кремировать и пепел бросить в Ганг…Как же можно было захоронить Ганди в земле?..
— А его кремировали и часть пепла бросили в Ганг…
— А другая часть?
— А другая здесь. Но ведь река недалеко…Так что можно считать, что прах Ганди в реке…
Всё-таки индусы — непобедимый народ. Как и мы. Царь-колокол не звонил, но можно считать, что он звонил, царь-пушка не стреляла, но…
Утром, на рассвете, я все-таки приехал в Кхаджурахо. Сцены, изображенные на стенах храмов Кхаджурахо, конечно, откровенные, ничего не скажешь. Местный индус вдохновенно пояснял:
— Ничего странного здесь нет. Это же всё кама — часть триварги. Каждый должен это уметь. Посмотрите: вот эта поза называется…
Целый час индийский товарищ просвещал меня в смысле половой жизни. От стыда я весь рдел, потел, извивался и клубился. А потом индус-сексолог совершенно неожиданно сказал так:
— Но вы не подумайте, что всё это секс.
— ?
— Это никакой не секс. Это просто йоги и йогини упражняются в высвобождении магической внутренней энергии. А секс тут не причем. То есть он, конечно, причем, но вообще-то его здесь нету.
Вот тебе на! Опять — загадочная индийская душа. Мерцающая индийская реальность. То ли нереальная реальность, то ли реальная нереальность. Не поймёшь. Но зд; рово.
В отеле — подтверждение моих философских умозаключений. Маленькая деталь, но в ней — вся Индия. Я захотел открыть окно. В окне — две рамы. Внутренняя — открывается, внешняя — нет. Наглухо заколочена. Вызываю служителя, спрашиваю:
— У вас окно открывается?
— Да, сэр! — и открывает царским жестом мне внутреннюю раму.
— А эта?
— А эта не открывается: инсекты.
— Так почему же вы говорите, что окно открывается?!.
— Так ведь оно и открывается, — и он, снисходительно глядя на меня, как на умственно отсталого, пять раз открыл и закрыл внутреннюю раму…
— А то?! — орал я.
— А то — нет. Инсекты. Но это-то ведь открывается…
Дальше у нас состоялся получасовой метафизический разговор о том, что есть «открыть окно». Я оппонировал десятки диссертаций, сам защитил — две, подготовил пятерых кандидатов культурологических наук, но такой напряженной и плодотворной научной дискуссии не помню.
Ночью мне снились индийские храмы. Во сне я наконец-то понял, откуда взялся храм Василия Блаженного, это, на мой взгляд, самое загадочное архитектурное сооружение человечества. Самое неправильное и самое гармоничное. Я знаю: храму Василия Блаженного снится Индия. Она — его подсознание.
Утром, в аэропорту, после оформления посадочного талона, как водится, объявили, что рейс в Дели отменяется. Туман.
— Поедем на поезде, — сказал сопровождающий. Несколько часов — и вы в Дели.
— Несколько — это сколько? — спросил я.
Сопровождающий нежно улыбнулся, и я не стал переспрашивать.
На пероне паслись коровы. Коровы в Индии — это что-то вроде больших голубей с рогами. Они ходят, залезают мордами в помойные баки, переворачивают их и едят всё, что там есть. Подчистую. Насколько я понял из моих наблюдений за священными животными, деликатесом у них является сладкий (от клея?) слоеный картон. Поедая картон, коровы мычат от удовольствия. А так коровы совершенно всеядные. Их, разумеется, никто не обижает, а если корова вдруг встанет не там, где нужно, ей говорят: «Кыш!» И весело машут на нее ладошкой, как на озорную пичугу.
Поезд оказался очень хорошим, не хуже наших электричек. В поезде было два туалета, так сказать, в разных стилистических регистрах: «В европейском стиле» («in European style») и в «индийском стиле» («in Indian style»). Так что сортирная архитектоника стилей в Индии богатая. В поезде бесплатно и неплохо кормили. Я поел: ничего, не умер. Потому что Индия приняла меня. Ехали четыре часа. Дели встретил меня родным «Империалом», бурундуками, усачом и белыми тапочками на рисепшене.
Дальше было ещё много интересного: Джайпур, Гоа. Но об этом как-нибудь в другой раз.
И вот я говорю: если хочешь лучше познать самого себя, езжай в Индию. Потому что индусы — это «глубинные мы». Можно, конечно, ужаснуться собственному подсознанию. Можно морщиться, отворачиваться от священной коровы, жующей картонку. Можно брезгливо обойти голого джайна, который великодушно не зажигает ночью лампочку, чтобы об нее не обожглись мотыльки. Можно не смотреть и не посещать туалетов «in Indian style». Но избегать всего этого — значит бояться затаенных глубин собственного духа. Индия — это сокровенный, пророческий сон России. Это — Настоящая Правда о жизни. Не хочешь знать правду — не парься. Сядь в парижское джакузи — и думай, что ты уже Жак Ив Кусто. А хочешь — упади в Реку Жизни, как ёжик, и молись, чтобы она вынесла. Я упал, молился — и она вынесла. Чего и вам желаю.
Мачо Коко из Лагуны Любви
Сам по себе город Канкун малоинтересен. Типичный мексиканский город. Слегка в колониальном стиле, но в целом — новострой.
Здесь, как и по всему полуострову Юкатан, продаются гамаки, шляпы, статуэтки труднопроизносимых индейских божков, кожаная обувь, текила… Что ещё? Ну, майки с календарем майя. Оникс, яшма, пирит. Ещё — жуки. Живые жуки-короеды с приклеенными блёстками на спинках. Этих жуков за лапки пришивают к рубашке и носят. Живое украшение годно на месяц как минимум. Жуки смирные, не гадят, есть не просят, рубашку не рвут. Так, дёргаются слегка, как Вицын между Никулиным и Моргуновым. Считается, что красиво.
