Владимир Величко - Что рассказал убитый
— Ну, — доставая свою фляжку, протянул наш руководитель, — сначала прополоскали рот, потом каждый по три глоточка… и не больше! — рявкнул папа, глядя на наши посветлевшие лица. И все принялись откручивать пробки своих фляжек. Некоторое время стояла тишина, перемежаемая характерными булькающими звуками.
Испив водички, отдышались и огляделись. Прямо перед нами, внизу, расстилалась широкая долина ручья с интригующим названием Малый Индей! Эта долина с пологими склонами гор уходила прямо на юг…
— Дядя Миша, — спросил Валерка, — а вон та, дальняя гора, ведь уж за Маной?
— Да, ребятки, за Маной! Вот дойдем туда, и все — конец пути, ночевка!
— А завтра — ох и поплывем, ох и покупаемся, — мечтательно протянул Валерка и, вскочив, радостно запрыгал, заорав во весь голос: — О-го-го… Мана-а-а, мы идем к тебе!
— Па-нят-но, — многозначительно протянул папа, увидав Валеркины ужимки и прыжки. — Отдохнули, значит… Подъем! — И первым встал, взявшись за рюкзак. Мы дружненько заныли:
— Ну, дядя Миша… Папа, ну еще пяток минуточек, а… — канючили мы.
— Никаких минуток! Нам еще добрых два, а то и все три часа топать… Неизвестно еще, какова тропа впереди, — добавил неумолимый дядя Миша. И вслух прочитал:
Нет у нас ни звания, ни сана,
Мы простые баловни судьбы.
Мы идем в леса на речку Мана
Через Красноярские Столбы.
Все… пошли, — сказал папа и шагнул вниз, на тропинку.
Что ж делать — охая и помогая друг другу, влезли в тяжеленные рюкзаки и двинулись следом по тропе, в долину, навстречу желанной красавице — таежной речке Мана!
Этот оставшийся десяток километров до реки дался нам очень тяжело. Тропа оказалась хуже, чем мы могли себе представить, просто препаршивой, и к цели подходили уже совсем измотанные: понурые и молчаливые. Устали все прилично — ведь за спиной остались без малого сорок километров горной таежной тропы, поэтому, когда открылась широкая речная гладь, никто особых эмоций не проявил. Молча, один за другим, подтянулись к трем здоровенным елям, стоящим чуть обособленно, и, с облегчением скинув ношу, повалились в высокую траву альпийского сибирского луга.
Впрочем, отдых длился недолго. Подступающая ночь подстегивала, и вскоре на галечной, продуваемой ветерком косе пылал небольшой костерок. Мы с Вовкой кипятили воду, заваривали чай, открывали тушенку и резали хлеб, а двое Валерок под руководством папы обустраивали место ночлега — натягивали между елями тент, рубили лапник, раскладывали спальные мешки, вкладыши в них. Ну, короче, делали обычную рутинную подготовку к ночлегу. Ужинать сели, когда на еще светлом небосводе засверкали первые, самые яркие звезды, а в долинах уже сгустился мрак. Раздав открытые банки с тушенкой и хлеб с кусочками совсем растаявшего сала, я взялся за котелок разлить чай, но папа меня остановил:
— Погодь, сын, — и достал из своего рюкзака плоскую бутылочку: — Вот, ребятки, в нарушение всех правил сегодня выпьем этот коньяк… Я его в прошлом году из Германии привез — ну, ты помнишь, Вовка, — сказал он, обращаясь ко мне. — Здесь 150 грамм… так что на каждого придется…
— …По 30 грамм всего-то, — тут же встрял Вовка. — Ма-а-а-ло!
— Вот оболтус, мало ему, — добродушно усмехнулся папа, — еще успеешь наглотаться по жизни этой дряни, — и раздал нам эмалированные кружки, в которых на донышке плескалась почти черная жидкость.
Некоторое время мы сидели, поглядывая то в кружки, то на папу. Наконец он оторвал взгляд от костра:
— Вот что, ребята, я хотел вам сказать… — папа откашлялся: — У вас сейчас единственный и очень короткий период в жизни, когда вы — никто! Понимаете, никто! Вы неделю назад окончили школу и получили аттестаты зрелости и сейчас находитесь на рубеже: назад уже невозможно, а впереди — неизвестность! Вам не дано знать, что будет с вами дальше! Никому не дано этого знать! Но вы должны понять, что впереди — Жизнь, и какой она будет, зависит только от вас. У вас впереди неделя — ну, или чуть больше, — до принятия вами решения, как строить свою жизнь и кем вам быть в этой жизни. А поэтому я вас попрошу — остановите череду своих дел, скачку своих мыслей и отстраненно, спокойно подумайте — куда идти и кем стать. Подумайте в одиночестве, один на один со своей… совестью… с самим собой. Подумайте, прислушайтесь к своему «я» и принимайте решения. А приняв его — действуйте! Понимаете, ребятки? — Папа снова замолк, глядя на угли костра, и через минутку продолжил: — И еще! Вы четверо закадычных друзей. Вы всю школу вместе, но с этого момента ваши жизненные дороги разойдутся… и с каждым годом будут расходиться все дальше и дальше! Сумейте дружбу юности пронести через всю жизнь. Это — важно, это очень важно. Это будет давать вам силы всю вашу жизнь. За вас, ребятишки! Пусть все у вас в жизни сложится хорошо! — и папа, подняв кружку, одним глотком выпил коньяк. Выпили и мы…
Поужинали молча и очень быстро. Но все равно к концу ужина летняя ночь уже вступила в свои права. И хоть небо еще хранило отблеск прошедшего дня, звезды уже густо осыпали весь небосвод. Папа сразу после ужина умылся и ушел спать. Мы еще чуток посидели — как же, первая таежная ночь… поговорить… гитара. Володька даже взял ее и сыграл какую-то пьесу, но настроения ни петь, ни слушать не было. Сорок километров давали о себе знать, и поэтому, перекинувшись десятком слов, потянулись к спальным мешкам. Я, уже забираясь в спальник, увидел, как струйка дымка от костра поднимается вертикально вверх, и, едва успев подумать, что завтра погода будет отличная, тут же провалился в темноту сна…
Глава 2. На маленьком плоту…
Бывал я, бывал я счастливым
С тайгою наедине…
Кедровники велеречиво
Шептали таинственно мне
О прошлом, далеком и близком.
О добрых и мрачных годах…
А речка играла искристо
Покой. Благодать. Лепота.
Михаил ВеличкоЛетнее таежное утро… Оно всегда разное! Описать его невозможно, ибо никакое описание не сможет предать красоту окружающей тебя природы — величественных гор и скал, неправдоподобно огромных кедров, елей и пихт. Даже облака в горной тайге всегда особенные — близкие и… живые! В общем, самые нужные слова не могут передать все очарование и величие природы и, самое главное, свое восхищение этой природой! И все-таки… Вот, например, ненастье. Низкие серые тучи, прочно зацепившись за вершины гор, льют и льют мелким, нудным дождиком. Иногда даже кажется, что водяные, очень мелкие капельки просто висят в воздухе, при этом все вершины гор скрыты от взоров, и ощущение такое, что ты волшебным образом оказался на равнине. Но вот потихоньку туман опускается все ниже и ниже, опускается прямо на реку, на людей и костер… Впрочем, это хорошая примета, ибо, когда туман рассеивается, открывается безоблачное синее небо без признаков непогоды. И в этот миг вся природа оживает: капли влаги блестят мириадами изумрудов на траве и листьях деревьев, от земли начинает подниматься пар, и уже через полчасика становится тепло и радостно! Хуже бывает, когда, наоборот, туман медленно поднимается вверх и, казалось бы, вот-вот покажется синее (старое, как мы говорим) небо и появится солнце. Ан нет! Вот вроде туман поднялся, а из долины уже наползает новая порция тумана, который снова разряжается меленьким и частенько холодным дождиком. Так может продолжаться и день, и два, и неделю. Дождик монотонно шумит и шумит в ветках деревьев, мелкой дробью обрабатывает полог палатки. Как хорошо в такую непогоду посиживать в теплой уютной палатке или же под сенью огромной ели, через пологие густые ветви которой и капелька дождя не проникнет. Под деревом в таком случае уже горит маленький скупой костерок. Ты же, подкидывая сухие веточки, попиваешь густой душистый чай, настоянный на горных травах… Бесконечные разговоры и тихий звон гитарных струн.
Впрочем, наше первое утро на реке было не таким. Оно было, как и обещали приметы, ясным и солнечным. Впрочем, для того чтобы мы это смогли увидеть, папе пришлось около получаса извлекать из спальных мешков и «сов», и «жаворонков», которые, возмутительно пренебрегая заложенными в них природой качествами, дрыхли, совершенно не реагируя на окружающее. Только когда пошла в ход холодная водичка, мы, вялые и хмурые, стали выползать на свет божий…
— Завтрак готов, ребятки, быстро умываемся и плот делать, — командовал папа, — время поджимает! — И, видя, что я закрыл глаза да снова стал пристраиваться на бочок, взбодрил меня остатками водички… Так начался второй день нашего путешествия.
Плот сделали быстро. А что его делать-то было? Наловили пяток хороших шестиметровых бревен, скрепили металлическими скобами — и готово! А что? Река Мана у города не сложная, по спортивной классификации двоечка, не больше. Спокойное, без порогов и довольно медленное, течение позволяло плыть, используя только шесты. Это вам не реки пятой-шестой категории сложности, где фокус с таким примитивным плотом не прошел бы. Итак, плот сделан. Пока мы перетаскиваем вещи, привязываем веревки, Володька, с детства бредящий морями-океанами, ставит мачту и крепит на ней наш давний флаг — белое полотно с синим диагональным крестом. И вот, уложившись, сталкиваем «судно» в воду. Все, река приняла нас! Удивительное чувство первых минут сплава, неповторимое чувство перехода из одной стихии в другую! И легкое покачивание бревен под ногами, плеск и запах воды, медленно плывущие назад берега. Началось то, ради чего мы и шли — почти неделя сплава по нашей реке и связанные с этим бесконечные купания, загорания, песни под гитару — как на плоту, так и за полночь у костра! Последнее лето детства…
