Валентин Катаев - Красивые штаны. Рассказы и фельетоны (сборник)
– Ну?
– Капабланку!!
– Ну?
– Черт вас возьми! Как нравится, я спрашиваю, Ильин-Женевский, который разбил Капабланку?
– Лавочка.
– Позвольте… Но ведь я же сам… Газеты… И вообще…
– Я вам говорю, лавочка. Вы понимаете, и тут замешано…
– Ну?
Шепотом:
– По-лит-бю-ро.
– Ой!
– Вот вам и «ой». Только между нами, конечно. Женевскому предписали в порядке партийной дисциплины. Вы же понимаете, что бедняге ничего не оставалось делать.
– Да что вы говорите?
– Сам читал путевку, полученную Женевским из МК. Черным по белому: «Тов. Женевский настоящим командируется на международный шахматный турнир. В ударном порядке тов. Женевскому предписывается в порядке партийной дисциплины обыграть империалистического чемпиона мира, кубанского белогвардейца гр. Капабланку. Об исполнении сообщить».
– Вот эт-та трю-ук! Спасибо, что сказали! Бегу, бегу!
– Последняя новость. Знаете, почему Торре проиграл Боголюбову?
– Знаю. Получил телеграмму из Мексики.
– А что в телеграмме было написано?
– Было написано: «Ковбои напали на наше ранчо, угнали весь скот, сожгли маис, твое присутствие необходимо». Сами понимаете, после такой телеграммы…
– Ерунда! Там было сказано: «Мама сердится, возвращайся в Мексику. Саша». Сами понимаете, после такой теле…
– Что? Телеграмма из Мексики? Вздор! Телеграмма была от фашистов с Кубы: «Выиграешь – застрелим». Сами понима…
– Позвольте, при чем здесь Куба? Ведь играл-то он не с Капабланкой, а с Боголюбовым!
– Разве? А я, знаете ли, как-то сразу не обратил внимания.
– Бедняжка Капабланка!
– А что такое, душечка?
– Да как же! Войдите в его положение. Привезли, несчастного, в чужой город. Ни одной знакомой женщины. Холодно. Пальто нету. Языка не знает. В шахматы играет неважно… Ужас!
Перед доской:
– Что он делает? Что он только делает?
– Что? Что?
– Вы не видите? Он же подставил лошадь под туру! А Маршалл ноль внимания! Псс! Маэстро! Пустите меня к маэстро! На пару слов. Товарищ Маршалл, одну минуточку. Пссс! Обратите внимание на противниковскую лошадь, которая стоит слева от угла, – берите ее турой, пока не поздно. Мой вам совет.
– Граждане, не шумите.
– То есть как это не шуметь, если на глазах у всех пропадает такой случай с чужой лошадью!
– Да ведь конь-то черный?
– Черный.
– И тура-то ведь черная?
– Ну, ч-черная…
– Так что же, вы хотите, чтобы маэстро съел чужую лошадь чужой же турой?
– Разве они чужие? Первый раз вижу! Извиняюсь.
– Как он пошел?
– Е2 – Е4.
– Ну, знаете, после такого хода Зубареву остается одно: пойти на «Д.Е.»!
– Смотрите – живой Ласкер пьет пиво с живым Ретти.
– Еще, чего доброго, допьются до белых слонов.
– Скажите, товарищ, какой был дебют?
– Как вам сказать. Ни то ни се. Так себе дебют.
– Знаете, Капабланка женат на дочери Форда, которая ему в свое время поставила условием, что будет его женой только в том случае, если он станет чемпионом мира. И он стал.
– Ну?
– Надеюсь, теперь вы понимаете, почему он проигрывает?
– Не понимаю.
– Чудак! Приданое-то он успел перевести на свое имя и теперь хочет от нее отвязаться. Кажется, довольно ясно.
– Слышали анекдот? Шпильман… xa-xa-xa… встречается в вагоне третьего класса с Тартаковером и гово…
– Слышал, слышал, хи-хи…
Вам, на три четверти наполняющим классические залы шахматного турнира, обыватели, посвящаю эти теплые строки.
Вам, чтоб вы сдохли!
1925
