Джозеф Хеллер - Поправка-22
— Ну и какой же умник вам сказал, что внутри там кто-нибудь есть? — спрашивал он мисс Крэймер.
— Не смейте так со мной разговаривать! — возмущенно отзывалась она.
— И все же кто вам сказал-то? — не отставал Йоссариан. — И почему вы думаете, что там именно он?
— Кто «он»?
— Да тот, кого упрятали под этот гипсовый панцирь. Может, вы и рыдаете-то вовсе не о нем. Откуда у вас уверенность, что он живой?
— А вы чудовище! Ложитесь немедленно на койку и прекратите отпускать про него ваши шуточки.
— Так я вовсе не шучу. Там же может быть кто угодно. Например, Трупп.
— О чем вы говорите? — Голос у мисс Крэймер дрожал.
— Да-да, вполне вероятно, что это мертвец.
— Какой такой мертвец?
— Мертвец из моей палатки, от которого никто меня не может избавить. Про него известно только, что он Трупп.
— Скажите ему, чтоб он прекратил говорить такие ужасы! — повернув побледневшее лицо к Дэнбару, взмолилась мисс Крэймер.
— Возможно, там вообще никого нет, — с готовностью пришел ей на помощь Дэнбар. — Возможно, эти бинты принесли сюда ради шутки.
— Вы сумасшедшие! — крикнула, со страхом отступая, мисс Крэймер. — Оба сумасшедшие!
Появившаяся в это мгновение мисс Даккит разогнала их по своим койкам, а мисс Крэймер поменяла солдату в белом прозрачные сосуды. Менять ему сосуды было совсем не трудно, потому что одна и та же прозрачная жидкость снова и снова вливалась в него изо дня в день. Когда верхний сосуд почти пустел, нижний наполнялся почти до краев, и надо было, отсоединив шланги, быстро поменять их местами, чтобы вливание продолжалось непрерывно. Поменять солдату в белом сосуды было нетрудно — что и делали медсестры приблизительно через каждый час или около того, — трудно было без удивления на это смотреть.
— Почему бы им не соединить сосуды напрямик? — поинтересовался однажды артиллерийский капитан, с которым Йоссариан отказался играть в шахматы. — Для чего им нужен переходник?
— Хотел бы я знать, чем он это заслужил? — грустно спросил младший лейтенант с укусом комара на заднице и малярийной инфекцией в крови, когда мисс Крэймер, посмотрев на градусник, обнаружила, что солдат в белом умер.
— Наверно, согласием воевать, — предположил летчик-истребитель с золотистыми усиками.
— Мы все согласились воевать, — напомнил ему Дэнбар.
— Так об этом-то я и говорю! — воскликнул младший лейтенант с малярийной инфекцией в крови. — Почему именно он? Где тут, спрашивается, логика наград и наказаний? Возьмите, к примеру, меня. Если б за пять минут наслаждения я подхватил сифилис или триппер, а не эту проклятую малярию, тогда, пожалуй, можно было бы говорить про справедливость. А малярия-то здесь при чем? Вы только подумайте — малярия как возмездие за блуд! — Младший лейтенант в немом изумлении покачал головой.
— Или взять меня, — включился Йоссариан. — Я вышел однажды вечером в Марракеше из палатки, чтобы купить себе плитку шоколада с орехами, и подхватил предназначенный тебе триппер, когда девица из Женского вспомогательного батальона, которую я раньше никогда не видел, заманила меня в лес. Мне хотелось шоколаду, а что я получил?
— Да, похоже, ты действительно подхватил мой триппер, — согласился младший лейтенант. — Но ведь и я мучаюсь чьей-то чужой малярией. Хотелось бы мне, чтоб хоть раз все стало на свои места и каждый получил по заслугам. Тогда нам было бы, наверно, легче примириться с этим миром.
— А мне достались чьи-то чужие триста тысяч долларов, — признался лихой летчик-истребитель с золотистыми усиками. — Я всю жизнь валял дурака. Кое-как кончил колледж и с тех пор только тем и занимался, что морочил головы милым девочкам, которые надеялись превратить меня в хорошего мужа. Я всегда плевал на честолюбие. И все, что мне нужно после войны, — это жениться на девочке, у которой будет больше денег, чем у меня, и морочить потом головы другим милым девочкам — важно только, чтоб их было как можно больше. А триста тысяч долларов оставил мне, еще до моего рождения, дед, наживший состояние на торговле всяким дерьмом в международном масштабе. Я знаю, что получил эти деньги не по праву, но лучше удавлюсь, чем кому-нибудь их отдам. И все же интересно, кто на самом-то деле их заслужил?
— Возможно, мой отец, — сказал Дэнбар. — Он всю жизнь вкалывал до седьмого пота и не мог послать нам с сестрой ни цента, когда мы учились в колледже. Он уже умер, так что оставь свои деньги при себе.
— Может, если б мы узнали, кто заслужил мою малярию, все бы постепенно распуталось? Мне-то она ничуть не мешает — какая разница, на чем косить? Но я просто чувствую, что совершается несправедливость. Почему, собственно, меня должна донимать чья-то чужая малярия, а тебя — мой триппер?
— Если б только триппер, — сказал Йоссариан. — Я ведь из-за твоего триппера должен летать на боевые задания, пока меня не убьют.
— Ну вот, еще того хуже. Какая же в этом, к черту, справедливость?
— У меня был приятель Клевинджер, который утверждал две с половиной недели назад, что видит в этом высшую справедливость.
— Вот она, высшая справедливость, — расхохотавшись и даже хлопая от удовольствия в ладоши, сказал тогда Клевинджер. — Мне часто вспоминается Еврипидов «Ипполит», где рассказывается, как распущенность Тезея обернулась изуверским аскетизмом у его сына, что и привело к трагедии, которая всех их погубила. А этот твой эпизод с девицей из ЖВБ должен убедить тебя по крайней мере, что блуд — великое зло.
— Он убедил меня, что шоколад — великое зло.
— Неужели тебе непонятно, что в твоих несчастьях ты сам отчасти и виноват? — с нескрываемым удовлетворением продолжал Клевинджер. — Если б ты не провалялся десять дней в североафриканском госпитале с дурной болезнью, то тебе, вполне вероятно, удалось бы совершить двадцать пять боевых вылетов и отправиться домой до гибели полковника Неверса, и Кошкарт не успел бы тебя задержать.
— Ну а ты? — осведомился Йоссариан. — На тебя-то за что сыплются мои несчастья, если ты не подхватывал, как я, дурную болезнь?
— Не знаю, — с оттенком шутовской тревоги признался Клевинджер. — Возможно, я совершил когда-то что-нибудь очень дурное.
— И ты действительно в это веришь?
— Да нет, конечно, — рассмеявшись, ответил Клевинджер. — Мне просто хотелось тебя немного подразнить.
Вокруг Йоссариана кишели смертельные враги. Гитлер, Муссолини и Тодзио, например, которые требовали от своих солдат, чтобы он был убит. Или лейтенант Шайскопф, одержимый убийственными для курсантов марш-парадами, и обрюзгший усастый полковник, с его кровожадной жаждой всех покарать, — оба они тоже хотели, чтобы он погиб. К тому же, безусловно, стремились Эпплби, Хавермейер, Гнус и Корн, мисс Крэймер и мисс Даккит, желавшие, как он считал, ему смерти, техасец и обэпэшник, про которых сомневаться уж точно не приходилось, вражеские солдаты и отечественные коммерсанты, зенитчики и буфетчики, летчики и лакеи, грабители, кондукторы и водители во всем мире, патриоты, предатели, линчеватели и злопыхатели — все они норовили сжить его со свету. Именно эту тайну — что все желают ему смерти — выплеснул на него Снегги во время бомбардировки Авиньона, разбрызгав свое сокровенное естество по всей кабине.
Йоссариану угрожали гибелью собственные лимфатические железы, красные кровяные шарики, почки и печень. Он не был застрахован от малокровия и белокровия, от опухоли мозга, рассеянного склероза и прогрессирующего паралича. Существовали болезни кожи, костей, легких, кишечника и сердца. Существовали заболевания рук и ног, шеи и головы, спины, живота, груди и промежности, не говоря уж о носе, глазах, зубах и ушах. Существовала даже ногтоеда. Миллионы клеток, добросовестно окисляясь, без устали работали в нем, словно трудолюбивые муравьи, чтобы он был жив и здоров, но каждая из них могла в любую секунду стать предательницей и убийцей. На свете существовало такое великое множество болезней, что только воистину больной, как у Йоссариана или Обжоры Джо, рассудок мог столь часто обращаться к этому и оставаться жизнеспособным.
Обжора Джо составил список смертельных болезней, расположив их в алфавитном порядке, чтобы без промедления находить ту, которая, на его взгляд, угрожала ему в данный момент. Он очень расстраивался, если болезнь оказывалась не на месте или если список его долго не пополнялся, и в холодном поту бежал за помощью к доктору Дейнике.
— Расскажи ему про опухоль Юинга, — предложил Йоссариан, когда доктор Дейника решил посоветоваться с ним, чем помочь Обжоре Джо, — и добавь, пожалуй, меланому. Обжора Джо обожает затяжные недуги, но молниеносно смертельные любит еще больше.
Доктор Дейника уважительно вслушивался в незнакомые ему названия.
— Откуда ты знаешь столько редчайших болезней? — с острым интересом профессионала спросил он.
