Владимир Надеин - Три карата в одни руки (сборник фельетонов)
Все эти заявления энергичная сангвиник датировала с разрывом в полмесяца, подала их заведующему и сказала:
— Здесь для вас намечена четкая программа действий. За работу, товарищи.
И тут, рассказывают, случилось нечто совсем уж необычное. Одним показалось, будто вокруг аккуратной прически дамы засветился каким-то призрачным голубым свечением сказочный венец. Но другие утверждали, что венец — явное преувеличение. Просто среди бела дня и без всякого повода в трехрожковой люстре зажглась уже давно перегоревшая лампочка. Именно в этот миг заведующий, как бы стряхнув с себя оцепенение, вдруг хлопнул себя по лбу и воскликнул:
— Позвольте, но ведь ваше пальто без латки на локте?
— Разумеется, без латки.
— И воротник на сгибе вовсе не протерт?
— Ничуть.
— Так что же вы сразу не сказали! — радостно, хотя и с легкой укоризной, воскликнул заведующий. — Ведь это совсем чужая дубленка атомизировалась. А ваша вычистилась, причем очень качественно.
Тут же вынесли из подсобки желанное пальто, которое и впрямь очистилось прекрасно. Дама собственноручно разорвала все заявления, кроме последнего, и вдобавок написала благодарность в книгу жалоб.
— Удивительная женщина! — восхищенно пробормотал заведующий ей вслед. — Ах, если бы все были такими!
Да, многих житейских треволнений избегает клиент, который знает, где, когда, кого и в какой форме просить.
Вот подлинный факт: у одного гражданина сломался телевизор, И даже не сломался, а так, пустяк, предохранитель перегорел, Но гражданин о том, что пустяк, не подозревал. У него в техническом образовании имелись пробелы. Он был историком средних веков, а электричества боялся.
Короче, позвонил он в телеателье. А оттуда так вежливо обо всем расспросили и говорят: ждите, мол, мастера, придем тогда-то.
Историк глянул на календарик — и поскучнел: это ж почти целый месяц ждать.
В общем, позвонил снова. Тот же вежливый голос опять принялся расспрашивать. Но едва историк, стыдясь себя, промямлил: «Мы, конечно, понимаем, не обидим…» — трубку опять повесили.
В третий раз позвонил в ателье, и вновь бесстрастно любезный голос… Тут-то и догадался историк, что разговаривает с магнитофоном, который к посулам, разумеется, глух.
А месяц спустя в один и тот же день явились три мастера. Но не разом: с утра, в полдень и ближе к вечеру. И каждому, что удивительно, нашлась работа. Но если первый выписал счет на шесть рублей с чем-то, то третий — на десять ровно.
Тут уж историк, хоть и не специалист по нашим временам, догадался и возмутился. Не рискуя более общаться с вежливым магнитофоном, он отправился на устные переговоры.
Живой мастер оказался не столь любезен, как магнитофон. Он очень рассердился и даже посулил клиенту уголовную ответственность за клевету. Но спустя несколько минут, сообразив, что все три квитанции выписаны на один телевизор, слегка смутился и признал: да, промашка.
— Напишите заявление.
— Какое?
— Обыкновенное. На имя начальника. Прошу, мол, вернуть деньги и так далее.
— Значит, вы меня обсчитали, и я же еще вас прошу?
— Без заявления денег не даем!
— Да не даете же вы, а возвращаете!
— Послушайте! — вновь рассердился мастер. — Вам что нужно — деньги или принцип?
«Сервис у нас налаживается, не отрицаю. Но почему всякий раз, когда у клиента возникают абсолютно бесспорные претензии, он должен писать просительное заявление? Если уж кто и должен просить, так работники службы быта, допустившие брак в работе или ошибку при расчете. Вот почему такого заявления я никогда не напишу: принцип для меня дороже денег».
Вот какими соображениями поделился с редакцией несгибаемый историк. И он, конечно, прав: принцип дороже денег. Чего, впрочем, не скажешь о дубленке. Бывают, знаете, такие меховые изделия, которых ни за какие деньги не достанешь.
Лицом к стене
Один совхозный механизатор, тракторист, собрался в баню. Пришел, а его не пускают.
— Вы, — спрашивают, — кто?
— Как, — говорит, — кто? Я, конечно, мужчина.
А сам думает: «Мать честная! Да неужто я все перепутал и в женский день с мочалкою приперся?» Потому что баня на этом отделении совхоза была скромных размеров: один день мужчин обслуживала, а другой — женщин. Через раз то есть.
Только смотрит — кругом одни мужчины и тоже с мочалками.
— Вы, — говорит, — не смотрите, что я в брюках. Сейчас мужчины тоже в брюках ходят.
— Нам до ваших брюк никакого дела нет. И вообще вы нас в настоящий момент интересуете исключительно в разрезе трудовой биографии последних дней. Скажите, есть ли у вас при себе документы, что не жалели здоровья при подъеме зяби?
— Нет, — говорит механизатор. — Но вы не волнуйтесь, я здоров. Спасибо на добром слове, но парилка мне не противопоказана.
— Это мы еще посмотрим, что вам показано. И вообще, вы нас сейчас интересуете исключительно в разрезе трудовой биографии последних дней. Кстати, сколько га мягкой пахоты имеете на своем лицевом счету? Только отвечайте быстро, а то очередь.
Тут механизатор и вовсе растерялся:
— Да что же это такое, в конце концов? Или баня у нас вдруг усохла? Сколько лет сюда ходим — на всех хватало места, а тут вдруг такой дефицит прорезался.
— Не вдруг, гражданин, совсем не вдруг, а строго по плану сердечной теплоты и особой заботы. Разве вы не знаете, что дирекция совхоза вручает отличившимся пахарям грамоты и ценные подарки?
— Как же не знать!..
— Вот видите! А райисполком в качестве поощрения выделяет мотоциклы с колясками, даже «Жигули» со Знаком качества.
— И правильно делает! Мужики-то вкалывают дай боже!..
— Так почему же наша баня должна оставаться в стороне от актуальности? А вот если и мы объявим неделю поощрительного помыва, то никто не посмеет бросить нам упрек в отрыве от злобы дня. Понятно?
— Понятно… То есть, извиняюсь, ничего не понятно. Я, например, сад опрыскиваю — чем не актуально?
— Для сада оно, может, и актуально. А для бани — нет. И вообще, чем людей всякой болтовней отвлекать, прочитали бы объявление.
— Какое еще объявление?
— А вон на стене висит. На выходе.
Объявление на выходе гласило: «Учитывая доблестный труд и погодно-климатические условия, объявляется Неделя поощрительного помыва для передовиков-механизаторов». Причем, как выяснилось дополнительно, на поощрительный помыв имели право не все передовые механизаторы, а только те, кто был занят на подготовке почвы и севе. Отсеявшись, они обязаны были подкрепить свои претензии на помыв специальной справкой, на которой завбаней накладывал резолюцию: «Не возражаю». Или наоборот: «Отказать!».
Наверное, это симптоматично, что даже скромная баня хуторского масштаба жаждет кипучей актуальности. И никто, разумеется, не стал бы возражать, если бы в парилке было проявлено к маякам осеннего сева особо теплое отношение. Какой-нибудь сюрпризный березовый веник или махровое полотенце с дарственной аппликацией — пожалуйста, вручайте. Оно хоть и пустячок, а приятно.
Но сюрпризный веник — это дополнительные хлопоты. А главы некоторых бытовых учреждений предпочитают демонстрировать свой отклик на злобу дня, обременяя дополнительными заботами кого угодно, но только не самих себя.
Ведь это так просто. Берется обыкновенная рядовая услуга из числа тех, которые положено безоговорочно оказывать буквально всем без малейшего исключения. То есть не только заслуженным ветеранам пахоты, не только механизаторам узкого профиля, но даже, смешно сказать, беглым алиментщикам. (Согласитесь, что при всей нашей общей неприязни к этой малопочтенной категории лиц, даже к ним негуманно применять такое мощное средство воздействия, как отлучение от бани.)
Ну, а дальше и того проще. Дальше вешается объявление с покушением на актуальность. И вот уже нормальная услуга, оказываемая за нормальную цену, становится проявлением особой теплоты, а прогулка с мочалкой — уже не обычная гигиеническая процедура, а нечто из разряда «идя навстречу пожеланиям…».
Между тем единственный, кому завбаней воистину «пошел навстречу», — это самому себе. Во-первых, он самоуправно сложил с себя часть своих прямых обязанностей. Во-вторых, он как бы приподнялся на следующую ведомственную ступеньку, присвоив себе право делить всю публику на чистых и нечистых, на тех, кто достоин купить билетик, и тех, кому это нехитрое право надо еще заслужить.
Но и не это самое главное. Суть в том, что лихое объявление как бы упорядочивает беспорядок: раз висит рукописный листок, жалобную книгу не выдают.
И вот, скажем, приходит в сельский магазин уважаемый человек, здешняя учительница, и видит на полке эмалированную кастрюлю крупного размера. А продавщица отвечает:
