Герман Дробиз - Вот в чем фокус
— Пожалуйста, прекрасный подарок — «рыцарское отношение к дамам». Редчайшая вещь в наше время.
— A y меня была,— говорит один из мужчин.— Но я ее сыну подарил. На свадьбу. А он ее поменял. На мужскую независимость. Пойми, говорит, меня правильно, папа: зачем мне теперь это старье, когда я женился?
Пока они совещаются, продавщица спрашивает у меня:
— А вы что-нибудь возьмете?
— Извините,— говорю,— время такое. Галантность ни к чему, а созерцать некогда. Действовать надо. Сейчас деловые люди в почете.
— Точно. Вон они, прилавок обламывают, деловые люди.
...Иду на шум. Очередь — как бараний рог, в три витка.
— Вы последний? Я за вами. За чем стоим?
— А сами не видите? Настырность выбросили.
— Как вы сказали? «Настырность»?! Странно...
— Что странного? Поначалу-то все было хорошо. Придумали отличную штуку — набор деловых качеств. Энергичность, сообразительность, контактность, предприимчивость, напористость. Вот сколько сразу! Но ведь знаете, как бывает: одно с фабрики не подвезли, другое на складе затерялось. Сообразительность, говорят, по своим разошлась. В общем, теперь в те же коробки запихивают одну напористость, и то ни для кого не секрет, что по качеству это уже давно не напористость, а самая обыкновенная настырность. Да и той еще не достанется. Видите: лезут и лезут без очереди. Зачем им еще настырность? Своей хоть отбавляй.
— А вам зачем?
— Все берут, а я Что, рыжий? Если и сегодня не достанется, пойду и наберусь хамства под завязку!
— Но ведь им здесь, надеюсь, не торгуют?
— Здесь — нет, а там...
Смотрю через витрины на улицу: да, там бродят подозрительные личности, подзывают прохожих.
— Хамство — еще игрушки. Там любую гадость можно купить. Конечно, за бешеные деньги.
— Но это же безобразие! Почему никто не борется?
— С непримиримостью перебои. Черта рисковая, берут редко. Падает спрос — снижается производство. И ассортимент узкий. Если и бывает непримиримость, то чаще всего в форме художественных образов, а деловая или житейская — товар редкий...
Отхожу несколько расстроенный. Но впереди — отдел детских товаров, и здесь душу радуют забавные сценки.
Оживленнее всего у прилавка, где вниманию покупателей предлагается ранняя самостоятельность. Дети скандалят, требуют:
— Купи! Ну, купи!
Катаются по полу, пускают обильную слезу. Напрасно папы и мамы увлекают их к соседним прилавкам:
— А вот, смотри... уважение к родителям. Правда, хорошенькое?
— Не хочу уважение... Хочу самостоятельность!
— Гм... А вот: тяга к знаниям... Погляди, какая красивая тяга.
— Не хочу тягу... Самостоятельность хочу!!!
Мамы еще сопротивляются, а один отец не выдержал и купил сыну желанную черту. Ребенок преображается тут же. Слезы у него высыхают, и он спрашивает солидным хриплым тенорком:
— Батя, у тебя еще деньги остались?
«Батя» жмется, бормочет:
— Да мне еще... это...
— Лишний раз не напьешься,— безжалостно отрезает ребенок.— Ну-ка, возьми мне эту штуковину блестящую. Вон ту, с загогулинами...
— Может, заодно и уважение к родителям?
— С этим торопиться не будем,— сурово заключает дитя.— Это мы теперь можем самостоятельно иметь. Смотря, конечно, по вашему с мамашей поведению.
Выхожу из детского отдела со странным чувством — словно бодрость приобрел. Странно здесь то, что на самом-то деле я ее не приобретал: ее продают в зале сверхположительных эмоций. Иду туда. Смотрите-ка, здесь кроме бодрости можно приобрести самый настоящий оптимизм. Есть покупатели. Есть. Но что приятно: никакой давки, никакой суеты. Чувствуется, что оптимизма у людей вполне хватает.
Покидаю зал с чувством оптимизма, хоть опять-таки не приобретал его — чудеса! Раздумываю, куда бы еще заглянуть. Но вдруг замечаю: освещение становится мрачноватым, люди куда-то исчезают, всюду запираются двери, пустеют прилавки... Магазин закрывают, или это мой оптимизм так быстро кончился?
И тут осенило: не то и не другое, а это воображение пробуксовывает, и, стало быть, способность фантазировать дальше — иссякает. Надо срочно дозаправиться. Помчался в антиквариат, к знакомой продавщице, в темноте едва отыскал:
— Ф-фух... Все-таки к вам. Фантазерство есть?
— Где-то было... Вот, пожалуйста.
Кстати, вас наверняка интересует, как выглядят товары в этом магазине? По-разному. Галантность тоненькая, контактность шумная, юмор в пилюлях, настырность — вроде стирального порошка. Самостоятельность — типа ваньки-встаньки. А фантазерство оказалось вот какое: внутри стеклянного куба — голубиное крыло, и к нему на нитке медная гирька подвешена. Ни крыло не взлетает, ни гирька не падает.
— А гирьку...
— Отцепить? — поняла меня с полуслова продавщица.— Нельзя. Вы тогда такое нафантазируете...
— Понятно. Хоть бы крыло попросторней.
— Заходите. Вскорости ожидаем новую модель, на базе орлиного крыла... с гантелью.
— Ладно,— сдался я.— Давайте эту.
Вернулся домой, подключил покупку, написал то, что вы сейчас читаете. Возможно, у вас есть претензии. Например, почему автор не упомянул целый ряд положительных черт и при этом поднажал на некоторые отрицательные?.. Не знаю, что и ответить. Может, приобретенное фантазерство виновато? Я вот сейчас присмотрелся к этикетке: срок годности-то давно кончился. А ведь такая дорогая черта...
Нет, друзья, настоящий характер за деньги не купишь. Оставайтесь с тем, который имеете. Впрочем, почему — «оставайтесь»? Конечно, он у вас не образцовый. Вот тут прямой, а вот тут малость искривляется. С одного края глубокий, а с другого не совсем. Изнутри добротой светится, а снаружи слегка похуже. Но, уверяю вас, переделать можно. Надо только решиться: с ближайшего понедельника, с первого числа, с Нового года. Потихоньку, помаленьку. Как раз на всю жизнь хватит. Долго? Очень. Но другого способа нет.
В этом разделе вы познакомитесь с повседневной жизнью литераторов и других работников искусства. Основное внимание будет уделено наиболее знакомым для автора фигурам сатирика и юмориста. Кстати, широкой публике подчас кажется, что это одна и та же фигура. Отнюдь! Начнем с того, что сатира и юмор — совершенно разные занятия. Сатира — это высшая форма тоски по идеалу, выражающаяся в яростной борьбе за таковой. Это злость, помноженная на ярость и возведенная в высшую степень презрения к различным негодяям. Юмор же — прелестное свойство человеческой натуры, благодаря которому человечество в целом сохраняет бодрость духа. Соответственно сатирик и юморист — два разных человека. Один хмур и суров, другой — мягок и весел, один...
Впрочем, подробности — на следующих страницах.
ПЕРВОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ
Что мог знать читатель о писателе в прежние времена? Практически ничего, кроме книг. И если писатель нравился, оставалось только воображать, какая у него внешность, какие манеры, какой голос. А теперь читатель слушает радиопередачу «Писатели у микрофона» и говорит: «Ах, вот у него какой голос...» Смотрит на телевизионный экран и говорит: «А... вот он какой!» Прежде писатель вынужден был рассчитывать только на книги. Теперь он может приобрести известность за пятнадцать минут телевизионного вещания...
В свое время я числился одним из подающих надежды молодых поэтов нашего города и, несмотря на недавнюю женитьбу, продолжал писать лирические стихи. Получив приглашение выступить с ними по телевидению, я заволновался. Жена посоветовала:
— Легко сказать — представь...
На студию я приехал слишком рано. Часа полтора бродил по коридорам и все повторял, повторял свои строчки, пока окончательно не запутался.
В павильоне было очень светло и очень жарко. У меня пересохло во рту.
— Как будем читать? — спросил режиссер.— Стоя или сидя?
— Не знаю,— прохрипел я.
— Коленки дрожат? Тогда сидя.
И вот я увидел камеру. Ей я должен был читать свою нежную лирику. Прямо скажу, на любительницу поэзии камера была похожа мало. Под суровым взглядом ее стеклянного глаза возникло ощущение, будто я раздет. Понимая, что это далеко не так, я все же лихорадочно принялся проверять пуговицы, стараясь делать это как можно незаметнее и оттого сильно ерзая на скрипучем стуле. Потом вдруг нестерпимо захотелось чихнуть, и я с ужасом подумал, как бы не чихнуть во время самой передачи. Представляете: молодой поэт читает стихи о любви и при этом чихает на всю свою родную область... Потом мне показалось, что галстук съехал набок. Я скосил глаза на грудь и обомлел: его не было вовсе!
Возле камеры появился оператор и начал возить ее туда-сюда, целясь в меня ее стеклянным глазом.
![Светлана Чистякова - Наследники Падших Книга вторая Трудно признать [CИ]](/uploads/posts/books/3156/3156.jpg)