Валерий Сенин - Ограбление по-русски, или Удар « божественного молотка»
Я снова удивился:
– Денис, а при чем здесь Достоевский, ведь мы говорили о Пушкине? Кстати, я вспомнил его действительно правдивую книгу «Сто лет одиночества», и когда племянник впендюрил своей родной тетке, а ее муж в это время находился в соседней комнате и ничего не слышал, потому что пил вино и смотрел телевизор, вот именно этот эпизод показался мне самым правдивым в прозе Пушкина, а потом в финале у этой страстной парочки родился мертвый ребенок с хвостом и рогами.
Еврейский негр Денис Давыдов не захотел дальше слушать, он выскочил из комнаты, хлопнув дверью, а я, наконец, захохотал, ведь мне уже давно не удавалось поприкалываться над интеллигентными людьми, потому что они встречаются на моем пути чрезвычайно редко. Похоже, мне повезло с соседом.
Я закончил переодеваться и тоже вышел из комнаты и спустился на улицу.
Девятнадцать серьезных переодетых мужчин и оптимист прораб уже стояли перед входом. Увидев меня, прораб сказал:
– Подсобник Арбатов-Спирин опоздал на пять минут. На первый раз я ему это прощаю, но в следующий раз накажу штрафом. Учтите, бойцы, за опоздания, за халтуру на работе, за разгильдяйство я буду бить вас долларом по карману, иначе мы никогда объекта не закончим. А если мы не впишемся в два месяца, то депутат Палкин накажет деньгами и меня, а это не входит в мои планы. А сейчас быстренько идем в прорабскую, берем инструмент и начинаем ударно трудиться.
Мы сходили в прорабскую, взяли инструменты, и работа закипела. Четыре человека месили перед домом цементный раствор, четыре – таскали наверх этот раствор и кирпичи, а двенадцать специалистов делали стены. Я вначале месил раствор, но потом один раз ошибся в пропорции песок-вода-цемент, за что приветливый Пересветов оштрафовал меня на сто баксов. Он записал это в свою записную книжку, и после этого я начал таскать наверх кирпичи. А в конце дня выяснилось, что прораб умудрился оштрафовать все двадцать человек – кого на сто, а кого и на двести баксов. Если так пойдет и дальше, то в конце срока мы будем должны депутату Палкину, а не он нам.
Зато кормили нас действительно хорошо: в обед на столах стояли большие белые эмалированные тазы с бананами, яблоками и виноградом, и при желании можно было наесться одними фруктами, но они были лишь прелюдией к обеду – хорошо сваренным щам с мясом на первое и целой курицей с рисом на второе. Да, да, на каждого работника пришлась целая, жареная с морковью курица. А ужин состоял из четырех блюд, с которыми даже я не справился. Сильнейшая усталость отбила аппетит у всех двадцати бойцов бригады. Да, в течение дня мы пахали, как заведенные, без перекуров и болтовни, и выполнили три нормы. Улыбающийся прораб похвалил всех в конце дня:
– Браво, бойцы-молодцы, такого энтузиазма в первый день работы я от вас не ожидал. И это все потому, что вы правильно оценили ситуацию: против лома нет приема, окромя другого лома, а у вас его нет.
Один из мужчин нашей бригады спросил:
– А нашим родственникам мы можем как-то сообщить о том, что мы живы-здоровы? Ведь если мы не появимся до ночи, они начнут звонить в милицию.
Прораб его успокоил:
– Этим вопросом занимается начальник охраны Небаба, можете не беспокоиться, он обязательно найдет нужные слова для ваших родственников, и никуда звонить они не будут.
Потом мы встали из-за стола и ушли наверх в свои комнаты – двадцать уставших молчаливых мужчин, взятых в заложники депутатом Палкиным для строительства его дома. Он вполне мог бы сделать это без насилия: за тройную оплату нашлось бы много желающих у него поработать, и все они были бы специалистами в строительстве, в отличие от нас, но поступки депутатов не поддаются логике.
Я лег на кровать, закинув на спинку уставшие ноги, а хмурый Денис сел на стул и мрачно произнес:
– Никогда еще так сильно не уставал, так пахать могут только негры в Африке, а я образованный петербуржец с двумя высшими образованиями, у меня даже гвозди забивает жена, потому что она практик, а я теоретик. Ах, мое бедненькое тельце, как же сильно ты сегодня набегалось. Так хреново я чувствовал себя только однажды, когда бежал кросс на десять километров, ах, боже мой, за что бедненькому Дениске такое унижение, жена бы сейчас сделала мне массаж. Игорь, пожалей бедного еврея, сделай ему массаж, иначе я не смогу уснуть и умру этой же ночью.
Денис так жалобно это сказал, что я не мог ему отказать, тем более что был менее уставшим, чем он, работа токарем на заводе сделала меня физически сильным и выносливым. Я встал с кровати и сказал:
– Раздевайся, сосед, и ложись на живот, попытаюсь помочь твоему горю.
Денис поспешно разделся до трусов в черно-белую клетку, лег на кровать спиной вверх и сообщил:
– А моя дорогая Сара сейчас бы посмеялась надо мной, она любит надо мной насмехаться.
Я сел рядом, начал массировать его темную спину и поинтересовался:
– Сара – это твоя жена?
– Нет, – ответил Денис. – Сара – это любимая собака, а жену зовут Лена, она наполовину китаянка, наполовину еврейка. Ее папа тоже в свое время учился в Петербурге, бросил свое семя в одну коренную петербурженку и уехал к себе в Китай... ах, как хорошо ты массируешь... кстати, еврейская кровь в моей жене, так же как и во мне, оказалась главной, и мы ощущаем себя евреями... А ты, урод, Пушкина не читал, с такими я еще не встречался, говорят, даже Гитлер и Муссолини очень уважали Пушкина. Помоги нам, боже, выдержать здесь целых два месяца. Сейчас ты закончишь, и массаж уже тебе сделаю я, у меня тоже неплохо получается, Сара его очень даже уважает, а вот Ленке не нравится...
Денис произнес эту фразу и захрапел. Намучился, бедолага, на непривычной работе. Я перебрался на свою кровать и через минуту тоже крепко уснул.
А утром в шесть часов в комнате громко заговорило радио, которое было вделано в стену и которое нельзя было выключить. Почти сразу в комнату вошли два здоровяка из охраны, и один из них прорычал:
– Подъем, урроды, сейчас у вас время утренней зарядки, сам Небаба будет с вами заниматься бегом. Срочно надели спортивные костюмы, поссали в туалете и выскочили на улицу. Небаба ждать не любит.
После такой прелюдии мы с Денисом быстренько вскочили со своих кроватей, натянули принесенные кем-то ночью спортивные костюмы, сбегали в туалет по малой нужде и выскочили на улицу, где нас ожидал высоченный и здоровенный начальник охраны, тоже облаченный в спортивный костюм. Он построил нас по росту в одну шеренгу, и мы побежали за ним по большому кругу вдоль забора. Небаба припустил довольно быстро, крикнув нам:
– Не отставать, козлы! Кто отстанет, того я оштрафую на сто баксов.
После этого предупреждения наша бригада приободрилась и увеличила скорость. Накрутив не менее пяти километров, начальник охраны остановился и заставил нас приседать, потом отжиматься от земли, потом прыгать через поставленное на бок корыто, потом нас отвели в душ, потом в столовую, где нас встретил улыбающийся, курящий папироску прораб Пересветов со словами:
– Доброе утро, любимые бойцы, сегодня нам предстоит сделать не меньше, чем вчера, предлагаю всем настроиться на такой график жизни, и победа будет за нами. Кушайте на здоровье то, что послал депутат Палкин.
А депутат Палкин послал очень даже немало, он кормил нас так же хорошо, как потчевала меня моя Полина. Ах, Полина, любовь моя, как же сильно я по тебе соскучился, ведь мы не виделись уже целых двое суток, а это для любящего человека кажется вечностью.
Весь второй рабочий день мы с Денисом и Михаилом, еще одним мужчиной из нашей бригады, таскали кирпичи с первого этажа на второй, где клали кладку двенадцать специалистов, от которых не отходил прораб; как и в первый день, мы трудились без перекуров, в хорошем темпе. Михаил, который до этого служил начальником компьютерного отдела в каком-то институте, плакался, что так он пахал только в армии двадцать лет назад. Денис сочувствовал ему и радовался, что его миновала такая участь:
– А вот меня в армию не взяли исключительно из-за цвета моей кожи, ведь в армию берут только дураков и белых негров, а евреи всегда это понимали и уходили в музыку, в писательство, в художники, и поэтому девяносто процентов гениальных художников-писателей-композиторов – это евреи: Микеланджело – еврей, Леонардо – еврей, Рафаэль – тоже еврей, Андрей Рублев – еврей, Пушкин и Лермонтов – тоже евреи.
Михаил, бежавший чуть впереди Дениса со стопкой кирпичей в руках, спросил:
– А ты, чернокожий, кем работаешь на воле?
– Директором супермаркета, и видя, как вы можете ударно работать, я готов потом вас обоих взять к себе грузчиками. У меня вы будете получать не меньше, чем здесь, если, конечно, не будете пить водку, хотя я еще не встречал русского человека, который бы не пил водку.
Михаил тут же похвастался:
– А вот я водку не пью, потому что мне выдают технический спирт для протирания компьютеров, я уже пятнадцать лет пью только его и чувствую себя прекрасно.
