Георгий Марчик - Наследник фаворитки
К удивлению своему, еще перед началом соревнований он встретил в вестибюле Грошкина.
— Я буду болеть за вас! — многозначительно сказал Грошкин. Почему вдруг Грошкин вздумал болеть за него? И вообще, какое отношение имеет нормальная анатомия к боксу? Удивительно! Вот Лавровский пришел болеть за Кима. Это понятно. Он его любит…
Ох уж эти болельщики! Всякую мелочь возведут в степень. Велика важность — институтские соревнования. Они уже разбились на партии, у каждой свой фаворит. Особенно рьяно болеют первокурсники. В понедельник разговоров о боксе будет на целый день.
Судья — высокий мрачный мужчина с глубоким шрамом на щеке — жестом пригласил их на середину ринга. Ким от самого своего угла шел навстречу Жене с протянутыми вперед руками и со всей сердечностью пожал ему руки. Судья предупредил, чтобы внимательно слушали его команды и четко выполняли их, легким толчком в плечо направил каждого к своему углу, затем повернулся к длинному судейскому столу и отрывисто сказал:
— Боксеры готовы!
Дзинь! — звонко прозвучал удар молоточком о медную тарелку. Ким и Женя стали сходиться в центре. Они действовали строго по правилам, так, как на тренировках учил тренер Леонид Михайлович. Сначала разведка боем, нащупывание уязвимых мест противника, потом атака. Продуманная до каждого удара тактика. Они боксировали на ярко освещенном, огороженном канатами квадрате ринга под наблюдением строгих судей и сотен внимательных глаз.
Все рассчитано по минутам. Все по правилам.
…А вот тогда вечером в безлюдном парке не было никаких правил, никаких судей и зрителей и надо было мгновенно принимать решение.
Недавно по привычке он забрел сюда вечером. В парке в этот час было пустынно. Со стороны полянки еще издали услышал тревожные голоса. Повинуясь безотчетному импульсу, поспешил вперед, на шум.
— Пустите меня! — жалобно просила девушка где-то в темноте за кустами и деревьями. — Пустите меня!
— Заткнись! Чего орешь?! — напряженно хрипел мужской голос. — Молчи, а то хуже будет…
— Не надо! Не трогайте меня! — умоляла девушка.
Женя, не раздумывая, бросился напролом через кусты к полянке. Он второпях проломился через кусты, хотя можно было и обойти их, и оказался на той самой своей заветной полянке лицом к лицу с тремя парнями. Один из них вытащил нож, блеснувший в свете месяца холодной льдинкой, и шагнул навстречу ему.
— Пустите меня! — отчаянно птицей рванулась из рук другого девушка. Третий бросился ему, Жене, под ноги.
…Они с Кимом еще раз коснулись друг друга перчатками — это было по неписаным правилам уже их личным приветствием. Оба тотчас отскочили друг от друга и вновь устремились вперед, и каждый ударил прямым левым. Оба попали точно в цель, но удары лишь коснулись лиц. Это была пока еще пристрелка. Снова заскользили, финтуя, по рингу в каком-то замысловатом танце, будто связанные невидимой нитью…
Обменялись еще несколькими легкими ударами, примериваясь друг к другу и выбирая момент для начала стремительной атаки. Оба тонкие, мускулистые, они легко двигались по рингу, делали ложные выпады руками, нырками уходили от ударов, умело работали корпусом и головой.
Ким чуть тяжелей и коренастей Жени, и ему было выгодно вести ближний бой. Жене, напротив, более удобны были средняя и длинная дистанции. И он не подпускал близко к себе Кима, обстреливая его прямыми левой и правой и отступая назад или в стороны при атаках Кима. В свою очередь, Ким стремился лишить Женю его преимущества в быстром и резком прямом ударе. Он беспрерывно атаковал и сам уже получил несколько «штук» в голову.
Агрессивный стиль, как всегда, по душе болельщикам. Кима стали подбадривать криками и аплодисментами. Громче всех: «Ким, давай! Ким, бей!» — кричал Лавровский.
Женя знал — во время боя Ким горячится: забывает о защите и раскрывается. «А ну-ка я тебя сейчас обману», — подумал он, совершенно успокаиваясь. Бой с Кимом постепенно терял свое напряжение и становился тем, чем он должен был быть — просто спортивной игрой. Женя опустил руки к корпусу и сделал вид, что отступает. Ким тотчас же бросился вперед в расставленную для него ловушку. Р-р-раз! — и резким прямым ударом левой руки Женя остановил кинувшегося на него соперника. Тот помотал головой, словно стряхивая с себя этот удар.
Неожиданно для Жени, забывшего на миг о бдительности, Ким наклонился вперед и резко выбросил правую руку. Сильный удар пришелся точно в корпус. Все туловище Жени словно молнией пропилило нестерпимой болью. Боль разрослась до гигантских размеров, парализовала дыхание, оглушила, сковала все тело, Женя согнулся и опустился на одно колено.
— В угол! — скомандовал рефери, быстро указав Киму на дальний угол, и, приблизившись к Жене, начал четко считать: — Раз. Два. Три… — Одновременно он показывал ему на пальцах: — Четыре. Пять. Шесть. Семь… — и заглядывал в глаза, чтобы понять, способен ли боксер продолжать бой.
Женя вскочил на ноги, принял стойку, показывая, что готов к бою. Рефери махнул рукой и громко крикнул:
— Бокс!
Ким заспешил навстречу.
«Все ясно, — подумал Женя, — теперь будет стараться закрепить успех…»
Он сделал шаг назад и сразу же быстро с ударом левой шагнул навстречу Киму. Удар пришелся прямо в лоб. Ким остановился как вкопанный. В зале засмеялись. Прозвучал гонг. Первый раунд кончился. Боксеры направились каждый к своему углу, где их уже встречали секунданты с полотенцами.
«Пожалуй, раунд немного его, — прерывисто дыша, думал Женя, усаживаясь на табурет, услужливо подставленный секундантом. Он откинулся спиной на мягкий валик в углу, вытянул ноги. — Сбил мне дыхание. Хорошо, раунд кончился…»
Прозвучал гонг — второй раунд. Ким решительно двинулся к центру ринга. С первых же секунд он предложил высокий темп, работая руками, как крыльями ветряная мельница. Ему удалось-таки сразу навязать агрессивный стиль боя.
Боксеры обрушили друг на друга град ударов. Это, конечно, было немножко грубовато, ну да бокс не школа танцев. В ушах у Жени то и дело звенело, перед глазами рассыпались снопы искр, как при замыкании трамвайной или троллейбусной дуги. «А ну давай Ким, — азартно говорил он про себя, — бей, голубчик. А эта штука как тебе? Тогда получай еще!»
Оба они хорошо держали удары противника. Чтобы нокаутировать или хотя бы бросить соперника в нокдаун, требовался особо сильный и меткий удар.
Теперь Женя был начеку, бдительно защищал наиболее уязвимые места.
«А если и пропущу удар, ничего непоправимого не случится, — мимолетно подумал он. — Вот если бы ошибся тогда, на полянке, — это могло бы плохо кончиться».
…Все решила какая-то доля секунды — Женя успел перепрыгнуть через парня, бросившегося ему под ноги. В следующий момент он был уже вплотную к тому, кто вытащил нож. И здесь — страшно вспомнить! — он ударил и промахнулся: слишком близко друг от друга они оказались. Его удар лишь скользнул вдоль лица и виска бандита. Тот, в свою очередь, пытался ударить ножом, но тоже неудачно, и резко толкнул Женю в грудь, чтобы можно было пустить в дело нож. Отлетевший от его толчка Женя сбил поднявшегося на ноги типа. В этот момент детина, державший девушку, бросил ее и ринулся на Женю. Можно было, конечно, еще убежать. Тут уж не до ложного стыда. Но девушка? Она еще не успела скрыться. В этот мо…
…Отлично, Ким! Прекрасный удар. А как тебе мой?! Вот и обменялись любезностями. И эта серия неплохая. А теперь я попробую отступить и встречу. Видишь, как здорово получилось. А сейчас начну уже не ложную, а настоящую атаку. Держись, друг мой, Кимуля! Женя, раскачиваясь корпусом, пошел вперед.
По залу разносилась глухая дробь ударов, шлепки перчаток, быстрое шарканье боксерок о брезент настила да прерывистое дыхание спортсменов. Это был равный поединок равных соперников. Может быть, ему немного и не хватало страсти и злости, ну да ведь настоящий бокс не оголтелая драка. Это все-таки нечто близкое к искусству…
Машенька ни разу не изменила позы — кулачки все так же прижаты к губам, в глазах напряженное внимание и страх. Не бойся, глупышка, усмехнулся Женя. С нами ничего не станется. И носы и скулы — все будет целым. Ну а что до главного — то, как говорят, пусть победит сильнейший. Ему, конечно, делить с Кимом нечего, но все равно пусть не обижается — уж он постарается не отдать победу. Ох как она нужна ему! Маша чего-то ждет, не сводит с них испуганных глаз. Но все равно почему-то нет злости. У Кима тоже… Впрочем, и тогда, на полянке, ее не было. Как и страха. Было другое чувство, похожее на ожесточенное упорство. Он готов был держаться до последнего. Плевать ему на то, что их трое и что один из них с ножом. В нем закипело и поднялось что-то такое, что было сильнее его самого. Сильнее боли, страха, осторожности.
![Александр Дюма - Воспоминания фаворитки [Исповедь фаворитки]](/uploads/posts/books/19343/19343.jpg)