Джон Шемякин - Дикий барин в диком поле (сборник)
За старую веру муки принимаю.
Закрыл лицо ладонями и понял, что в ладонях моих изящных лицо помещается совершенно без остатка, и много места, свободного от щёк, остаётся. Скоро одной ладонью буду лицо своё обнимать аскетичное.
Пёс с миской в зубах мечется меж приплясывающих ног, тоже проголодался, хочет лаять, но миска, миска! миска мешает! буду рычать! покормите меня, сваво пёсика милаго! харошева! да! дайте жрать! жрать дайте! жрать! начальники, грев где?! всех сейчас! а-а-а-а-а! корма! корма дайте! устрою! дайте жрать! обожаю всех вас! дайте!..
Федюнин скромно спустился в кухню, запинаясь от смущения, попросил котлет, робко взял всю кастрюлю и несмело вышел. Он любит, чтоб он один и кастрюля.
А я зеленей фикуса уже. Некурящий, нежрущий, непьющий, судя по всему, идиот. Кроваваго всем воздаяния, ангела за трапезой, покарай вас всех Господь…
Ужин
Ужин в моей семье сегодня будет проходить под неброским лозунгом: «Ад, где твоя победа? Смерть, где твои плоды?!»
А всё из-за некурения. Продукты, привычные с детства, с пяти лет, с возраста, когда я начал небрежно сосулить папиросы и махру, оказывается, имеют какой-то неожиданный вкус. Но это не так страшно, как то, что продукты стали внезапно обретать противоестественные запахи. Всё новое, неожиданное.
Растирал, нюхал, пробовал, схлёбывал. С каждым разом новая гамма вкусов и запахов. Чуть не рехнулся. Бесновался у плиты с двух часов дня. В четыре часа дня спустился в подвал своего замка на горе и трясущимися руками вскрыл ящик с гороховым концентратом, нашарил консервов мясных три банки, оторвал от связки крупную луковицу.
На кухню вернулся с полной охапкой будущей вкусноты, ногами катил перед собой тыкву. Будет тыквенный суп. Консервы. Горох. Семья голодной не останется с некурящим папашей, вернувшим себе вкус, обоняние и подозрительную весёлость, найденную в подвале.
И макароны ещё отварю! Макароны с хлебцем – они до ужаса вкусные.
Женщины-с
Рыжая
Наделил меня Господь счастьем жить с удивительными людьми.
Сам я прост. Талая вода и пророщенный овес – вот предел моих дерзких мечтаний. Ещё одеяло. Может быть, печечка теплая. И, конечно, дикая, несусветная, ничем не ограниченная власть. Чтобы бросать в пекло сражений визжащие от ужаса миллионы. Вот, собственно, что мне нужно, то малое, на что я согласен. И всё! Больше ничего не жажду.
А люди, с которыми я живу, они хитры. Ухватишь одну из них, буквально рукой ухватишь за рыжий хвост. Выдернешь её, говорю, за хвост, чуть облезлый от употребления, из норы, в которую она почти что скрылась. Собаки заходятся кашляющим лаем, кругом потные лица моих пособников, жар поднимается от голов, стылый лес кругом, иней, пни, кривые клёны. Выдёргиваешь, значит, за хвост рыжую, а она эдак складывает лапы на многообещающей груди и говорит умильно и с непередаваемой нежностью ко всему сущему, вися вниз головой:
– Боже! Боже! Как же прекрасен осенний лес!
Смотрит с искренностью блестящей и чуть ранимой. Носом шмыгает.
А сама передушила прошлой ночью десяток кур и лошадь укусила.
Чувствую свое бессилие.
Тату
У моей бабушки была татуировка.
У моей мамы была татуировка.
Господи, у матери Черчилля была татуировка на руке в виде змеи! Татуирована была к началу XX века добрая половина дам петербургского света.
Отчего я так не выношу татуировок на женщинах?! Не так, чтобы с воем крутиться волчком, но очень близко. Всякий раз хочется посоветовать набить между лопаток: «Иду резать ссученный актив».
P. S. Как только в школах отменили преподавание логики, заменив его рисованием, – всё, по моему мнению, Антихрист жадно попил водички.
Для иллюстрации мозгоподтекания современников можно опустить глаза на предыдущее сообщение и затем зачесть комментарии.
Люди читают, видимо, мои короткие предложения ещё более короткими морзяночными выхватами не пойми чего. Многие нашли в сообщении осуждение татуированных женщин, например.
Вселенная, Вселенная, когда ты возьмешь к себе своих героев?! На корм, к примеру.
Девушка
Рано или поздно в мужской компании заведётся если не общая, подхваченная на охоте чесотка, то дьяволица-девушка.
Это аксиома. О ней говорить не принято, потому что последствия возникновения такой девоньки в компании друзей бывают настолько печальны и непредсказуемы, что куда там чесотке.
Взять ту же, скажем, лыжную мазь. Это я для примера. Мазь лыжную раньше использовали строго для лыжного натирания, для лыж это была мазь. С появлением диаволицы употребление мази вырастает, но не за счёт дополнительных кроссов по заснеженным сосновым лесам, нет. То есть, с одной стороны, конечно, горизонты употребления мази расширяются, не побоимся признаться, но становится ли от этого легче и спокойней на душе?
Нет. И ещё раз – нет!
Взвинчивание цен на мазь от геморроя – тому лишнее подтверждение. Мне друзья рассказывали. Раньше мазь для снижения геморройных страданий продавалась чуть ли не на вес, небрежно завёрнутая чуть ли не в газету, купить её можно было на каждом углу. Удобно!
А теперь?.. Стоило намекнуть на нецелевое использование мази – всё! Сказка о геморрое закончилась трагедией при обещанном радостном финале с демонстративными приседаниями главных героев на фоне бордового занавеса.
От Федюнина баба ушла! Ахъ, трагедь! Ахъ, «Феатр, полный обманной игры натуры. Сочинение Николая Греча и Феодора Христраки»!
Федюнин теперь загрустит, будет печально бродить по округе, свесив руки вдоль своего старенького тела, горько вздыхать и изливать душу кустам и логовам небольших лесных обитателей.
Судьба старенького брошенки известна. Мужчина, брошенный в преддверии новогодних праздников, обречён. Любовные отношения, завершившиеся до боя курантов уже не воскресить.
Если баба бросает накануне подарочной недели, в пик сентиментального пения под елями и чертовски романтического сидения у камина на жестковатых шкурах, то это похоронный знак. Жестокость такой бабёнки поражает. Ну, посидела бы с нами в праздничек, выпила бы портвешка, настругала б нам того-этого по мискам, а потом всё, иди, бросай своего плесневелого Федюнина, нам-то что!
Нет, надо всему обществу в глаза плюнуть – выбросить Федюнина за борт именно сейчас, когда он никому особенно не нужен! Чтоб он вис на наших дружеских руках и закатывал в муке глаза к потолку. Вот интересно мне, о чём эта дура думала, когда собиралась прочь из федюнинского дома? Почему в её курячьем сознании не промелькнул мой зыбкий образ, образ Б-ча, фата-моргана из супругов Сальниковых, Евгении и Александра?
Казалось бы – сядь, идиотка, на чемодан в прихожей, потряси мысленно шарик со снегом и домиком внутри. Видишь, как малюсенький я волоку пьяного миниатюрного Федюнина от крошечных пожилых проституток, к которым его притащит ложно понятое желание душевного тепла? Наблюдаешь, как супруги Сальниковы, Евгения и Александр, в домике, заносимом синтетическим снегом, пытаются познакомить Федюнина со свояченицей, чтоб Федюнин уже перестал ныть по полночи в трубку, что умирает? Вон и Б-ч, тоже заключенный в шар, достаёт свой кошелёчек из портфельчика и, плача, отдаёт деньги киллеру Серёже на «чтоб никто не мучался уже». Потряси шар, дура, глянь, как тихонько качаются в петельках, стукаясь ножками, сотрудники подразделения, возглавляемого брошенным женишком в Доме на набережной…
Нет, не сядет, не подумает, не потрясёт.
Наступило время баб – матёрых предательниц.
Вот и в нашей железной когорте завелась меж бойцами девушка-предатель Катя. Будет теперь в офицерском казино при вокзале петь развратные песни и водить плечами для полицаев.
Имя для девушки, специализирующейся на уничтожении мужских коллективов, очень важно.
Вот произнеси имя Жанна или (в модифицированном противоракетном обвесе) Снежана. Или Виолетта. Тут всё сразу понятно, на свои места всё встает, что сможешь вспомнить, методично биясь утром головой об угол кровати. Клуб, туалет, шампанское, туалет, затем зачем-то домой, там беготня по комнатам с включением всего, что может быть включено, «а эта дверь куда?», «а тут задёргивается? я такая пьяная!», «нет, я студентка, честно!», «я подругам позвонить!», заливанием дивана мартини, прорубанием на пожрать, шоколад с конфетами вперемешку. Итогом – ненаигранная тошнота и невнятное бурчание под шум воды над унитазом: «Подержи мне волосы!»
Как такая светошумовая граната может повредить мужскому братству? Только тем, что спецом забросит часть своего кружевного синтетического на шкаф. А квартира друга, и друг тебе звонит через месяц-другой оттого только, что другова жена полезла на шкаф и внезапно прозрела на предмет мужской природы.
А что она там надеялась увидеть, на шкафу? Словари?! Она туда за набором карбоновых удилищ полезла? На что ты, старая, рассчитывала, подтягиваясь и глазами зыркая по крышке шкафа, как фашист из-за бугра на нашу родину? Ладно, что нашла лифчик, безнадёжно скомканный за фальшивым ореховым узором мебельного бортика. Могла бы и другое что увидеть. Так бы и ходила потом по этажу, расставив руки да шаркая, головой трясла бы ещё полгода, любопытка любимая.
