Анатолий Вилинович - Остап Бендер и Воронцовский дворец
— Ага, это уже на что-то похожее, — промолвил Остап.
Он просмотрел еще несколько пластинок с такими изображениями и не находил ответа на то, что интересовало поручика-старпома Загребельного. Он вскрывал пачки с такими негативами и вскрывал. А когда пересчитал, то их оказалось двести семьдесят девять.
— Ого, как и у Мацкина, около трехсот. Не иначе это таки негативы, с которых печатались фотографии подпольщиков-большевиков в подарок врангелевской контрразведке, как можно предположить, — сделал вывод Бендер.
Во втором ящике он нашел еще несколько таких пластинок. А дальше снова пошли ничего не значащие снимки дам и господ того времени. Если в первом ящике негативы хорошо сохранившиеся, то этого нельзя было сказать о пластинках в этом ящике. Многие были с пятнами пожелтевшими от времени.
Так продолжался просмотр негативов до средней пачки второго ящика. И когда Остап, вздыхая начал отчаиваться, что ничего путного в этих пластинках не увидит, он извлек очередную пачку тонкую, но значительно большего размера, чем другие. На пластинке из этой пачки могли разместиться четыре открытки. «Не иначе портрет» — подумал он и поднял, одну пластинку на просвет. Поднял, всмотрелся и затаил дыхание. Это был негативный снимок какого-то чертежа. Но не всего, так как объект для фотосъемки, очевидно не вмещался своими размерами в ракурс фотоаппарата. Торопливо извлек вторую пластинку из этого же пакета, разделенную от первой пергаментной бумагой. И когда всмотрелся в неё на просвет, то понял, что она составляет ровно половину всего сфотографированного чертежа. Состыковав эти две чертежные пластинки, он получил подтвержение, что объект снимали дважды: одну половину, а затем и вторую. А после отпечатка с них уже позитива на фотобумаге, эти половинки чертежа меж-но было состыковать и получить уже чертеж цельный. А чертеж этот был не иначе, как планом какого-то строения, как понял он, бережно поклав пластинки на стол. — Вот это да, вот это да, — возбужденно заходил по комнате взад-вперед Бендер, говоря вслух. — План чего же это? — спрашивал он сам себя. — Не спроста же этот план фотографировали, Ося. Здесь какая-то надпись, — взял пластинку снова Остап. Но сколько не всматривался в буковки, доводя глаза до слезливости от напряжения, прочесть текст он не мог. И он сказал: — Срочно нужна лупа, увеличительное стекло… Но где достанешь, за окном вечер. Придется отложить до завтра… Ося, ты же не страдаешь минусовым или плюсовым зрением, ну-ка, ну-ка, еще раз всмотрись, — подбадривал он себя. И приложив пластинку совсем близко к лампе, вдруг, увидел слова: «План подвальной»… — а дальше второй строкой после рыжего пятна, уже туманно: — «…дворца…» — План конечно же, Воронцовского, — пристукнул он кулаком по столу. — Зачем же нужно было охотиться Загребельному за фотоальбомом. И, наверное, он думал, что снимок в этом самом фотоальбоме, а он в негативах, — хохотнул Бендер победоносно. — Да, а почему в фотоальбоме? Что кроется всё же в нем? Какая тайна ведущая к сокровищам графини? — говорил всё это вслух, сам того не замечая, так был возбужден великий искатель-исследователь.
— Вот уж загадка из задач. Поручик Загребельный не искал же негативы, а фотоальбом, как же это он мог при помощи какой-то одной фотокарточки из этого фотоальбома получить ответ на его вопрос. А вопрос у него один: где спрятаны сокровища графини, в каком месте дворца? — так говорил сам себе Бендер. Но затем прилег на софу, закрыл глаза, так думалось лучше. И уже мысленно рассуждал:
«И зачем это понадобилось фотолаборанту сохранять эти негативы? Возможно, чтобы попользоваться самому этим планом, найти клад? Но хорошо, план, то план, но он ничего пока не дает, без указания места самого клада. Такой план можно перерисовать в том же дворце-музее, он висит, насколько я помню, там, в рамке. Попробуй найти его там. Нет, эти негативы надо изучить досконально. Отложим это до утра, камрады-детушки».
Так он решил, но тут же вскочил, спрятал негативы так, что их мог найти только он, и выбежал из комнаты. Драмадерским шагом понесся к аптеке, которая должна была еще работать.
— Очки, а очки, у вас есть? — запыхавшись спросил он.
— Вам плюс или минус? — спокойно ответил аптекарь. — Вот в оправах, — указал он на витрину прилавка.
— Плюс, плюс, товарищи, — заторопился ответить Остап. — Чтобы я мог прочесть письмо с самым мелким почерком.
— Вот здесь у нас есть, три с половиной, и даже четыре с половиной, плюсовые, товарищ. Ну-ка, примерьте.
Бендер одел очки и сквозь них увидел окружающее как в белом тумане, размытое всё в очертаниях.
— А чтобы прочесть, как же?
— А вот вам бумажечка с буковками, читайте… — подал страничку аптекарь.
Остап, конечно, ничего не смог прочесть, но когда он отрегулировал расстояние между шрифтом и очками, то мелкие буковки превратились в крупные и более четкие.
— Так, беру, беру, заверните, — полез за деньгами Остап.
— Вам и футлярчик изволите предложить?
— И футлярчик… — нетерпеливо переступил с ноги на ногу Бендер.
Не пришел, а прибежал домой, Остап вновь начал изучать фотопластинку с надписью. И когда отрегулировал расстояние между ней и глазами в очках, то победоносно выговорил:
— Вот тут она ему и сказала: за мной мальчик не гонись!
В уголку первой части сфотографированного чертежа он явственно увидел чертежный штамп: «План подвальной части Воронцовского дворца. Архитектор Эдуард Блор».
— Так, но это Ося, как я и говорил, план. А что же дальше камрады? Где место самого клада? Ведь во дворце 150 комнат!
Походив снова по комнате, он присел к лампе и, вооружившись очками-увеличителями, начал еще раз по сантиметру тщательно просматривать первую пластинку.
Но сколько не смотрел, ничего указывающего на какое-то определенное место в подвале, он не находил. Были размеры чисто архитектурно-строительного назначения. Тогда он принялся изучать вторую пластинку. И вглядываясь в просвет её, он вдруг заорал:
— А-а, вот почему! Вот почему делали этот снимок! Вот почему, детушки-искатели!
На чертеже в восточной части подвала на рыжем пятне негатива он явно увидел стрелку с какой-то надписью на ней. Стрелка и надпись были сделаны неотчетливо. А от стены к острию этой стрелки шла другая, такая же с какой-то цифрой и словом. Эти стрелки стыковались у самой восточной стены подвала. И стык их был обведен кружком, хорошо просматривающимся на рыжем пятне негатива.
— Вот это место! Вот где тайник! Урр! Урра! — вскочил Бендер. — Ох, Ося! Ох, детушки-компаньоны! — запрыгал Бендер. А затем, прижал фотопластинку к груди заходил по комнате ритмическим шагом танго. Точно так же, как когда-то танцевал с папкой по делу Корейко, торжествуя свою победу. И вдруг остановился.
— Да, а сколько сажень откуда? Рано ты обрадовался Ося? Рыжие пятна сажени съели, как и другие листы на стенах… Что ж долбать всю восточную стену подвала? Мартышкин труд… Да и не те условия… Засекреченные условия, тайные…
Долго еще смотрел Остап на таинственный негатив, затем сел, откинулся на спинку стула, закрыл устало глаза и промолвил вслух:
— Какой-то очередной блеф. Близок локоть, да не укусишь — встал он. — Дурацкие альбомы. — Со злостью Остап пнул своим желтым ботинком стопку альбомов лежащих у стены.
От удара стопа фотоальбомов рассыпалась и Бендер, глядя на неё недобрыми глазами еще промолвил:
— Мацкин, Мацкин, ясно в чем секрет такого интереса к тебе? — и пошел из комнаты. Но в дверях столкнулся со своими компаньонами. Они с немым вопросом уставились на своего технического директора.
Бендер сказал:
— Если вы думаете, что в этом стекле подвальной части дворца нам указано точное место, то вы глубоко ошибаетесь, имеется только стена, камрады-сотоварищи — и вышел.
— Может, поужинать вам? — заботливо, как старший, спросил вдогонку Адам Казимирович. Но не получив ответа он посмотрел на Балаганова.
— Да, Адам Казимирович, наш командор сильно озадачен, — вошел в комнату бывший названный сын лейтенанта Шмидта.
— Да, братец, пока наше предприятие не радует нас, — вздохнул Козлевич, — постоял в раздумье он и хотел было выйти к машине, но услышал:
— Адам Казимирович, тут какое-то письмо.
Козлевич обернулся и увидел, что Балаганов держит в руке почтовый конверт.
— И что в этом письме?
— А оно запечатано, — почему-то понюхал конверт Шура. — Надорвать?
— Да, любопытно, конечно, но, может, подождем Остапа Ибрагимовича?
Но ждать главу их компании не пришлось, так как Бендер в самом, что ни есть прискверном настроении вошел в комнату в это время и спросил:
— Для чего «подождем», что тут у вас?
— Вот, командор, — подал ему конверт рыжий Шура.
— Откуда это? — повертел конверт Бендер, — без адреса…
