Сергей Романов - Байки под хмельком
К середине дня рыбацкий траулер к порту проскочил. Эти по сторонам в оптические приборы не смотрят, им бы улов успеть сдать на консервный завод.
Снова ночь наступила. Синюхин в лощинку сухих листьев натаскал. Залез в самую кучу: да разве листья согреют? Пришлось периодически гимнастикой увлекаться. Подпрыгивая, одно точно знал Синюхин: после двух суток отсутствия жена, Надежда, спасительница, все-таки проявит беспокойство. Обзвонит друзей закадычных, спросит гневно, где с авансом третьи сутки шляется мой Синюхин? И тогда Вадим-штурман вспомнит, что докер Синюхин на острове в кустах остался.
Почти весь третий день пребывания на острове, Синюхин на берегу камни отворачивал, мелких крабов-волосатиков ловил. Отрывал клешни и высасывал из них сырое мясо. Какая ж гадость, эти крабы!
Надюха, стерва, видимо и не думала волноваться по поводу отсутствия мужа. Наверное, посчитала, что аванс уже пропит. Так чего ж тогда беспокоиться? И на работе, в порту, Синюхина не хватились. Скорее всего, считают, что докер в загул ударился. Такое уже случалось, и начальник участка всегда строго предупреждал Синюхина: чтобы в последний раз. Иначе уволим. Уволят, как же! А кто ж тогда за такую смешную зарплату работать будет!
На четвертые сутки погранцы все-таки заметили подпрыгивающего на скале человека. Изменили курс, направились к острову. Синюхин кричать уже не мог, размазывал кулаками грязное лицо, бормотал: «Дорогие мои, спасители! Да пусть рука моя правая отсохнет, если когда-нибудь первый тост не в вашу честь подниму!»
Офицеры улыбались, матросы хлопали плачущего Синюхина по плечам:
— Ты как здесь оказался, мужик? А мы три дня подряд тебя наблюдали. Думали турист-робинзон. Ах, братишки по пьянке забыли! Ну, вы, ребята, славно погудели!
Робинзона отвели на камбуз, накормили. Радист тайком от начальства преподнес полстакана технического спирта, сэкономленного на протирке радиодеталек. Синюхин выпил, тепло на душе стало. Правда, гнев на друзей не прошел. По приходу решил стразу идти в порт, чтобы набить морду Вадиму-штурману.
Буксир стоял у причала. И Вадим был на мостике. Распахнул руки для объятий:
— О, Синюхин, привет! Сколько лет, сколько зим! Ну, ты здорово после того дня загулял! — он крепко обнял товарища, — Слушай, Синюхин, а зачем ты мою фуражку скоммуниздил? Попросил бы, я бы тебе и так дал её поносить.
«Врезать ему или не стоит? — думал Синюхин, — Ладно, пусть живет». Не специально же его на острове забыли.
— Водка у тебя есть? — только и спросил Робинзон…
Спецназ
Артемчик из армии вернулся. Два года оттянул. И не в каких-нибудь войсках связи или инженерных, а в войсках специального назначения! Парашютики в петлицах, голубой берет, тельняшка. Грудь вся в значках. У него третий разряд по бегу, второй по прыжкам в длину, первый по метанию гранаты. Но это все — туфта, по сравнению с тем, что он приобрел навыки настоящего рукопашного боя. Каратэ, дзюдо, самбо, джиу-джитсу… Короче владел целым комплексом всяких хитрых приемчиков. Раз — и нет противника. Одно движение — и враг повержен. Подавлен. Убит. Можно закапывать.
Вернулся Артемчик в родную деревню. На встречины вся молодежь собралась. Вынесли столы на улицу, и полилась рекой самогонка.
Артемчик во главе стола. Рюмка за рюмкой. И хотя бы в одном глазу. Потому что русский десант никогда не пьянеет. Половина его школьных товарищей уже на травке разлеглась. А на вопросы самых стойких Артемчик отвечал обстоятельно.
— А в деле приходилось участвовать?
— Было… — уклончиво отвечает Артемчик, — Но лучше об этом не вспоминать.
— А в рукопашную ходили?
— Было…
— И что прямо до смерти дрались?
— До смерти, — Артемчик закуривает, щурится и выпускает кверху струйку дыма.
— И ты убивал?
— Вот этим самым! — показывает огромный кулачище демобилизованный воин, — Раз, ребром ладони, и враг на небесах!
— Ребром ладони?
— Ребром.
— Блажь! Не верю!
— Показать? — снисходительно улыбается Артемчик.
Школьный товарищ, щуплый, но шустрый, маленького росточка, работающий комбайнером, тянется за бутылкой. Наливает по полстакана себе и Артему.
— На мне не надо. Я ещё жить хочу. Но чтобы хрясь по шее, и человек дух испустил — не верю. Это только в кино показывают.
— Дурак ты! Надо знать, куда бить. Да и сила, тренировки — дело не последнее.
Артемчик, лихо опрокидывает самогон, утирает губы рукавом парадного мундира и встает из-за стола. Оглядывается по сторонам. Заметив поленницу около забора, вытаскивает почти из середины полено среднего размера. Чинно кладет меж двух табуреток, засучивает рукав.
— Как думаешь, полено крепче позвоночника? — задорно спрашивает он у неверящего Фомы. — Тогда, смотри сюда!
Артем размахивает и резко опускает ребро ладони на полено, которое тут же разлетается на две половинки.
— Мощно! — с восхищением произносит щуплый комбайнер. — Убедил!
— Ну-ка, налей, — командует Артемчик и отряхивает ладони.
Самые стойкие снова тянутся к стаканам.
— Ну, а если, ты нарвешься на такого же, как и ты? — не унимается щуплый, — Он ведь тоже может тебя по шее. Раз — и все!
Артемчик снова ехидно улыбается:
— Во-первых, если успеет…
— А если успеет?
— Ну, а если успеет, то ничего не будет. Потому что моя голова плотно сидит на шее. Об неё даже кирпичи колоть можно.
— Кирпичи? Ну, это ты загнул!
— Налей! — приказывает Артем и снова закуривает.
Звон стаканов.
— А теперь ищи кирпич!
— Тебе красный или силикатный?
— Без разницы!
— Одинарный или полуторный?
— Любой!
Щуплый зигзагами уходит искать кирпичи.
— Я за два года службы тонну кирпичей на своей голове переколол! — не без гордости объясняет он товарищам. — Тонну! По несколько штук в день!
— Это сколько же вы их всем батальоном перекололи? — спрашивает кто-то?
— Много. Можно запросто небоскреб построить!
Щуплый, еле передвигаясь, бросает перед столом четыре кирпича.
Артем не спеша делает несколько затяжек и снимает мундир. Берет кирпич двумя руками. Глубокий вдох, выдох. Еще вдох… Раз, и опускает себе кирпич прямо на темечко. Две половинки! Берет второй. Раз — и ещё две половинки. Третий, четвертый… Четвертый почему-то не колется.
— Налей! — командует в воздух Артемчик.
Ему наливают полный стакан.
— Артемчик! Я тебе сейчас других принесу.
Но десантник снова принимается за четвертый кирпич. Раз! Два! Три!..
Щуплый появляется вовремя с пятью кирпичами.
— Вот специально самые сухие выбирал.
Десантник хватает кирпич из новой партий. Хрясь об темечко — и две половинки. Хрясь другой — опять две половинки. Так и перещелкал все пять кирпичей как орехи. Через пару минут перед ним образовывается груда разбитого кирпича. А тот, четвертый, — не колется. Словно из дамасской стали вылит.
— Налей! — зло бросает он щуплому комбайнеру. — Я их целую тонну в армии переколотил. И этот расшибу! Для нас, десантников, ничего невозможного быть не может. Лей, лей полный стакан!
…С третьей попытки, Артемчик потерял сознание. Хряснул кирпич о голову, закатил глаза и медленно осел на зеленую мураву. Пришлось на ферму за ветеринаром бежать. Но все равно: как порадовал публику!
Спецназ одним словом!
Экзамент по истории
То, что профессор Котомкин, преподаватель истории научного коммунизма, был неравнодушен к зеленому змию, знали все студенты. Впрочем, тут и знать нечего было: огромный фиолетовый нос Котомкина говорил о многом. Его и прозвали за глаза Фиолетом. Да и не раз студиозы видели, как профессор перед лекцией прикладывался к блестящей плоской фляжечке из нержавеющей стали. И тогда красноречию преподавателя не было предела. Он тебе и о борьбе с самогоноварением расскажет то, чего в учебниках не отыщешь. И о выпивохе Троцком вспомнит, и о том, какие спиртные напитки предпочитали советские вожди. Конечно, не отходил и от главной темы. Словом, лекции профессора Котомкина студенты посещали с охотой. Мало кто сачковал.
Зато, когда наступала пора экзаменов, Фиолет и спрашивал строго. Не зря же тратился на водку и распинался перед аудиторией. И особо свирепствовал, когда ему приходил принимать зачеты с похмелья. Валил студенческий народ, как говорят, по-черному. Ему было, видите ли, мало было слышать, какой главный вопрос стоял на том или ином съезде партии, так он ещё просил уточнить в какой последовательности выступали ораторы. А уж даты всех партийных форумов требовал знать наизусть. Даже отличники выли от таких требований и получить четверку у Фиолета считалось большой удачей.
Но со временем подметила молодежь одну особенность предэкзаменационную «коммуниста». Если он успевал перед экзаменом приложиться к фляжке, то и строгость его сбавлялась пропорционально выпитому. Чем большее окрашивался его нос в фиолетовую краску, тем лояльнее он был к экзаменуемым.
