Соня Сойер-Джонс - Крыса-любовь
— Правда, классная машина, Джули? — спросила Софи, наклоняясь к нам с заднего сиденья. — Просто супер, Томас! Такая шикарная!
Софи делала то, что ей удается лучше всего: внедрялась в окружающую среду. И, как всякий новый биологический вид, нарушала природное равновесие. Однако Томас растаял от ее комплимента и позабыл упомянуть, что машина, по сути, не его.
— Можешь притормозить тут, Томас? — спросила я, едва удалось вклиниться в их беседу. — По-моему, тебе удобно выйти здесь, Софи.
— Разве? — с недовольной гримаской отозвалась Софи.
У нее был разочарованный вид. У Томаса тоже. Он бросал на нее восхищенные взгляды в зеркальце заднего вида с той самой минуты, как она села в машину. Что при его росте было нелегко, даже с тремя словарями под задом.
— Рада была познакомиться, Томас.
Софи не отрывала от него глаз, пока Томас наконец не заглянул в них. Но взгляд у нее был вовсе не зазывный. Почти целомудренный. Совсем не тот, какого я от нее ждала. И еще одна странность: куда делся знаменитый бюст? Исчез, сдулся — пуф, и все! Осталась невыразительная, почти плоская грудь. Не рельефная карта, а настенная. Не потаскушка, а школьная училка. Как ей это удавалось? Как научиться управлять грудью, чтобы она то пропадала, то появлялась? Может, дело в осанке? Или к Софи прилагался насос?
Томас все оглядывался на нее, даже когда мы уже отъехали. Он чуть не врезался в машину, которая выскочила откуда-то сзади. Ему пришлось ударить по тормозам, «ситроен» встал так резко, что от толчка из-под Томаса посыпались книги. Тяжеленный справочник — «Желтые страницы от А до Z» — грохнулся прямо на педаль газа. Мы рванули с места.
Томас не видел выше приборной доски. Он только успел вынырнуть из-под руля, как перед нами внезапно затормозило такси. Поздно. Краса и гордость Арта въехала носом прямо в чужой багажник.
Вот почему Томас теперь отлеживался дома, и на голове у него красовались две шишки, формой и размером смахивающие на соски Софи — в их обычном состоянии. А маэстро психоанализа гнулся в крохотной машинке Томаса, как клоун на детском велосипедике.
— Боже мой, теперь ключи куда-то делись, — простонал он.
Если бы его голова не упиралась так плотно в крышу, он, наверное, уже бился бы ею об руль.
— Ну что я за раздолбай! — Арт попытался развернуться и достать с заднего сиденья пиджак. — Вот ведь кусок дерьма!
Я дотянулась до пиджака, но ключей там не оказалось. Когда Арт понял, что ключи, видимо, у него в кармане джинсов, то стал загнанно оглядываться — как крыса в мышеловке в поисках несуществующего сыра. К счастью, унывал он недолго. Именно это мне больше всего в нем нравилось. Может, он и напоминал крысу. Но такую, которая нипочем не сдастся.
— Ну что, солнышко, попробуем так. Если вы поможете…
Он повозил головой по потолку, уперся плечами в подголовник, а ступнями — в пол. Ему удалось оторвать зад от сиденья и выгнуться так, что его бедро оказалось почти у самого моего лица.
— Теперь попробуйте… ой… сунуть руку мне в карман и достать их. Давайте, солнышко. Постараюсь удержаться.
Я просунула пальцы в узкий и тугой карман, но под таким неудобным углом ничего не могла нащупать.
— Можно быстрей, солнышко? Ой, голова! — Его шея совершенно нереально вывернулась, и макушка впечаталась в лампочку.
Я собралась с силами и глубже пропихнула пальцы ему в карман. Ничего. Видимо, ключи в самом низу. Ничего. Еще дальше?
— Нет? Твою мать! Пардон, лапочка. Значит, в другом кармане.
С другой стороны?
— Гордон, по-моему, вам лучше выйти. Так будет проще.
— Если я вылезу, то назад уже не влезу. Мое тело знает, что сейчас чувствует эта машина. Второй раз она меня не впустит. Так что это наш единственный шанс. Давайте, золотце.
Я встала коленками на сиденье — так легче было добраться до дальнего кармана — и навалилась всем телом Арту на грудь…
— Ой, простите, Гордон!
— Ничего— ничего. Действуйте, солнышко. Мои расплющенные пальцы втиснулись в другой карман и ползли по бедру Арта — вниз, вниз, все дальше и дальше…
— Вроде что-то есть.
Там что-то было. Там явно что-то было. Вот только ключи или?.. Ой!
Будь это в кино, мы, конечно, уже вовсю целовались бы. Ключи ключами, но… Мы заглянули бы друг другу в глаза и поняли, что настал час— тело льнет к телу, сердца полны надежд, карманы полны… И тут-то бы все свершилось: мощный аккорд и не менее мощный взрыв.
Признаюсь честно: пока я прижималась к Арту и шарила у него в штанах, мне подумалось — а может… Я вдруг заново ощутила, что у меня есть тело. И что мое тело свободно.
Ах, как бы это было просто! Просто поддаться чувствам. Я закрыла глаза и представила, как проведу пальцем от ямочки между его ключицами вниз, по груди, потом по животу, проберусь под пояс джинсов. Как у него втянется живот, будто приглашая мою руку скользнуть дальше, по этой голодной впалости. Дальше… ниже… еще… еще ниже… Сексуальное напряжение снято.
Вот только трепет у меня в паху быстро сменился нехорошей тяжестью в желудке.
Потому что я поняла: мои чувства — жалкая банальность, и ничего больше. Просто он первый мужчина, который подвернулся после Хэла. А я одинока. Когда все кончится, я раскаюсь. Мне станет стыдно и противно. И я задавила свой порыв.
— Есть! — Я побренчала ключами перед Артом.
И тут-то заметила, что он смотрит не на ключи. А на меня. И что лицо у него странное, чуть ли не страдальческое. Ох. Он обеими руками взял меня за плечи, я и вдруг осознала: это мне все кажется банальным. А ему, может, и не кажется.
Арт приблизил губы к моему уху. Я почувствовала его теплое дыхание. Его бедра ходуном ходили подо мной. А он оказался не таким тощим, как на вид. У него были мускулы, о которых я нипочем бы не догадалась.
Что-то все слишком запутано для профессиональных отношений. Даже таких нестандартных, как наши.
— Боже мой, детка… — голос Арта шел из самых глубин его существа, — я… вы…
Молчи! Не надо!
— Вы меня сейчас локтем проткнете!
Запах растительного масла или новогодней елки напоминает мне тот наш обед в машине (воспоминаниями я обязана остаткам жареной картошки и хвойному освежителю воздуха, который Томас держал в салоне).
— По-моему, здесь не курят, — сказала я, когда Арт полез в карман за сигаретами. — Томас убрал пепельницу. Видите дырку?
— А по-моему, курят, солнышко. Дырка, наверное, просто для красоты. Или для мелочи. Или для атласа. А может, даже для сигарет. Вот, глядите. В самый раз! — Он затолкал в дырку пачку сигарет. — Явно специальный держатель для курева.
— А вам не кажется, что пора бросить? Вы много курите.
— Сам знаю, солнышко.
— Вот и поставьте себе цель. Я буду стремиться к своей цели, а вы — к своей. Могу вам помочь. У меня очень хорошо с самодисциплиной. Это мое сильное место.
Предложение не вызвало энтузиазма, скорее одну только неловкость, а Арту и без того уже было не по себе. Маэстро явно любил простор. Для тела и для мысли. Он никогда не сидел на стуле, предпочитая разваливаться на нем, почти что укладываться поперек. В крошечной же машинке Томаса разгуляться было негде — и настроение у Арта стремительно портилось.
— Кстати, о целях. От вашей Томас не в восторге. — Маэстро завел машину и задом подъехал к окошку раздачи. — Кофе будете?
Томасу не нравилась моя цель? Он ничего такого не говорил во время нашей встречи. Правда, нас быстро прервало столкновение, так что, может, он просто не успел высказаться.
— Лично я считаю вашу цель великолепной, но Томас… ну, думает, что вы способны на большее. Он о вас очень высокого мнения, поэтому хочет предложить дополнительную задачу.
— Например?
— Да что хотите, только бы вам стало лучше.
— Все равно что?
— Да. Лишь бы вы ощутили, что жизнь налаживается.
— Я уже однажды придумала замечательную цель, и что вышло?
— Да это не цель, а хренотень какая-то. — Арт замахал продавцу.
— Разве можно так с клиентом? Это мое личное дело.
— Какая разница, личное или не личное? Все равно это цель неудачника. Я вам помогать не стану, и не надейтесь! Придумали тоже! Генеральная уборка во всем доме! Это не цель. Она вас недостойна. Разобрать гардероб? Пожалейте свое время. Что-то вы скатываетесь на всякую ерунду. Ну, соображайте!
Я молчала.
— Ну же, — не отставал он. — Что вы всегда мечтали сделать? Заветная мечта? Ну?
Испепеляющий взгляд у меня, надеюсь, получился, но лишь подлил масла в огонь.
— О чем тайно мечтали? Научиться на чем-нибудь играть? Ну хоть на гитаре. Все хотят играть на гитаре. Написать книжку? Разве это так трудно? Разбить сад? Выучить итальянский? Влюбиться? Солнышко, нужно придумать что-то творческое, чтоб грело душу. Теплое. Чтоб в него можно было зарыться носом. Или укутать сердце. Что-то такое, чтоб осталось с тобой на всю жизнь. А то — уборка! Господи, отдраить дом! Да что за цель такая гребаная? Отстой!
