Дьердь Микеш - Архивы Помпеи
— А что происходит теперь? Знаешь?
— Теперь? Погоди-ка! Гномы танцуют в лесу.
— Черта с два! — сердито сказала Хедикэ. — Это султан, огромный, толстый султан. Не слышишь, как торжественно звучит музыка?
— Ты уверена, что это не гномики?
— Уверена, — ответила девушка. — Прислушайся к литаврам!
— Восхитительно! На языке музыки можно сказать все. Мне кажется, я вижу, как он появляется со свитой придворных…
— Тише! Да не мели ты все время!
— Прости, но ты начала!
— Тсс! Я хочу слушать музыку!
В тот вечер я был в плохой форме: ничего не мог отгадать, не ответил ни на один вопрос. Это сделало меня раздражительным. «Как безбожно длинна эта симфония», — думал я. «Если Хедикэ захочет прослушать до конца все пятнадцать симфоний этого Шнуреггера, я сойду с ума!»
— А что происходит сейчас?
— Сейчас в лесу танцуют гномы.
— Черта с два! — ответила девушка. — Река вышла из берегов. Ударили в набат. Слышишь?
— Ничего я не слышу.
— Ты просто глухой. Вода прорвала плотину…
— А по-моему, это гномики. Гномики танцуют в лесу,
— Т-с-с! Ни слова! Я хочу наслаждаться музыкой!
— Пожалуйста. Извини.
Мы слушали музыку, одиннадцатую симфонию Шнуреггера. А может, десятую. Я постоянно путаю эти два опуса, хотя уже много раз слышал их по милости Хедикэ.
— А что происходит сейчас? — взволнованно спросила она, когда духовые подхватили мелодию, которую вели смычковые.!
— Сейчас я ухожу. Ухожу, и ты никогда больше меня не увидишь!
— Черта с два! Гномики танцуют в лесу, — произнесла с закрытыми глазами Хедикэ и не заметила, как я вышел из комнаты.
Продолжение следует
Я зашел к своему другу Гезе и застал его за сочинением стихов.
Увидев меня, он спрятал рукопись. Я спросил, что он пишет. Он ответил: список белья, которое надо сдать в прачечную. Однако под огнем моих перекрестных вопросов признался, что работает над пьесой в стихах. Если б я услышал, что Геза построил из спичек здание парламента, я ни капли не удивился бы, но то, что он работает над пьесой, ошеломило меня.
— А как она называется?
— «Ромео и Джульетта», — опустив глаза, ответил Геза.
— Если я не ошибаюсь, кто-то уже написал пьесу с подобным
названием, — тактично произнес я, памятуя об особой чувствительности поэтов.
— Знаю, но Шекспир написал только пять актов, а я допишу еще два-три действия… Ради Хедикэ…
Геза видел, что я ни слова не понял из его объяснений, и чистосердечно признался:
— Я обручен с Хедикэ. Я люблю ее и женюсь на ней. Мы познакомились в библиотеке. Хедикэ очень любит читать. В тот день она сдавала «Красное и черное» Стендаля. Мы разговорились, и Хедикэ со слезами на глазах спросила у меня, не знаю ли я о том, как сложилась дальнейшая жизнь Матильды де ла Моль и мадам Реналь. Она уже несколько ночей не спит, все думает о них и гадает: что с ними произошло после окончания романа? Хедикэ — девушка с чувствительным сердцем, если кого полюбит, не может легко расстаться. Я узнал, что она уже писала умоляющие письма Льву Толстому, Диккенсу и Ромену Роллану с просьбой, чтобы они продолжили свои романы, но ни один писатель почему-то не ответил. Я пожалел Хедикэ и рыцарски взялся продолжить роман Стендаля. Бумага, перо и чернила дома были, почему ж не продолжить? Три месяца я работал над романом, затем Хедикэ пришла ко мне, и я прочел ей продолжение «Красного и черного». Награда не заставила себя ждать: я получил поцелуй. С тех пор я, писал вместе с многими писателями, был соавтором Мопассана, Ажаева и Драйзера. Сейчас я пишу «Ромео и Джульетту». Хедикэ оплакала молодых, а теперь хочет знать, что случилось с другими действующими лицами: няней, отцом Лоренцо, первым, вторым, третьим музыкантами и так далее и так далее. Вот я и пишу шестой, седьмой и восьмой акты об их дальнейшей судьбе. Отец Лоренцо бросит орден и женится на няне Джульетты. Они будут жить счастливо и умрут в глубокой старости. Обе семьи так сдружатся, что организуют общий хор и по воскресеньям на главной площади Вероны будут давать бесплатные концерты. Два старика — Монтекки и Капулетти — каждый вечер будут играть в карты. Интересно, правда?
— Очень, — кивнул я. — А потом?
— Хедикэ тоже спросила бы так, — ответил Геза. — Не знаю пока, что с ними будет. Зависит от моего времени и настроения. Может, доведу историю двух семей до наших дней, может, при удобном случае отравлю их. Но придется быть очень внимательным, чтобы никто в это время не отсутствовал и все получили свою долю яда. Ведь если даже судомойка спасется, я вынужден буду продолжать пьесу… А теперь послушай, я прочту тебе несколько готовых сцен…
Напрасно я протестовал, Геза насильно усадил меня в кресло и дрожащим голосом начал:
— Ромео и Джульетта. Авторы — Геза Лехак и Вильям Шекспир.»
Великие мыслители
Если Академия наук попросит и у меня будет немного свободного времени, я напишу книгу под названием «Великие мыслители».
О ком я напишу в этой книге?
Например, об Артуре Шопенгауэре, который часто меня навещает. Разумеется, не о знаменитом философе-пессимисте (1788–1860), а об Эрнэ Лидеруе, которого я прозвал Шопенгауэром и включил в свой труд «Великие мыслители» потому, что он регулярно в воскресенье утром заявляется ко мне со словами:
— Я проходил мимо и подумал: «Дай заскочу к тебе».
Много раз я давал себе слово пристрелить его прямо на пороге, но в субботу вечером, ложась спать, забывал о том, что следовало по меньшей мере вооружиться до зубов. К тому же у меня нет пистолета. А если бы был, то спать с ним неудобно. Жестко. И потом Шопенгауэр человек семейный. У него трое детей. И вот приходится мне громко говорить, что, мол, ах, как я рад, как я рад, а про себя бормотать: «Ну, погоди, Шопенгауэр! Когда-нибудь я тебя уничтожу! Он, видите ли, проходил мимо и подумал, дай заскочу! Подумал! А ведь думать можно о стольких вещах: о жизни, о смерти, о любви».
Канты — то есть Ласло Кюрти с супругой — тоже принадлежат к группе великих мыслителей. Они всегда приходят в то время, когда у нас уборка.
— Мы думали сделать вам сюрприз. Правда, вы не сердитесь?
Нет, не сердимся. Но если бы у меня под рукой был отряд
гусаров, я скомандовал бы: «Сабли наголо! В атаку! Вперед, ребята!» И с двух сторон напал бы на Кантов, чтобы они не могли спасаться бегством. Но где раздобыть дюжину гусар с раздувающими ноздри скакунами? И жена не позволит превращать квартиру в конюшню. Поэтому я распахиваю перед Кантами дверь и говорю:
— Это очень мило с вашей стороны, очень-очень мило!
Супружеская пара великих мыслителей думала сделать нам
сюрприз! Это ей удалось. Но откуда они всегда узнают, что у нас уборка?!
— Как вы догадались к нам прийти? — спрашивает моя жена.
— Даже не знаю. Подумали и пришли. Правда, милый? — отвечает жена Канта.
Значит, пришли они к нам не случайно, а в результате мыслительного процесса. Подумали! Вдвоем. Кант и Кантиха.
И в заключение упомяну о Томасе Море, то есть Яноше Коваче, который всегда приходит, когда мы собираемся уйти. Увидя, что мы стоим в пальто и шляпах, он оскорбленно восклицает:
Вы хотите уйти именно сейчас, когда я пришел вас навестить?
Мы не уходим. Остаемся. Но если бы у меня был бомбардировщик, я взлетел бы ввысь и…
— Почему ты не позвонил, что придешь?
— А зачем? Если вас нет дома, значит, нет, а если вы дома, значит, дома.
Мудрое утверждение. Железная логика! Так мог сказать только великий мыслитель.
Если Академия наук попросит и у меня будет немного свободного времени, я напишу книгу.
Клянусь честью!
Обед—76
— Завтра у нас будут гости, — не терпящим возражений тоном заявила жена Верпелети. — Надеюсь» ты ничего не имеешь против.
— Я? А почему я должен быть против? — спросил муж. — Я рад, что к нам придут. Сколько нас будет?
— Вместе с мамой восемь. Или девять. Надеюсь, у тебя нет возражений против того, что мама тоже будет с нами?
— У меня? Почему у меня должны быть возражения? Маме я особенно рад. У нее фотогеничное лицо.
— Что у нее?
— Я забыл тебе сказать, что завтра нас будут снимать для телевидения. Фильм под названием «Обед-76». Киношники-документалисты будут в восторге от мамы. Седовласая старушка. С миллионом морщин на лице. Вблизи — словно гравюра на дереве. Однако морщины ее прорезаны временем…
— Мог бы сказать раньше!
— Я намеренно не говорил. Они хотят, чтобы все было естественно, будто мы дома одни.
— Как будет называться фильм?
— Я уже сказал: «Обед-76». Дядюшка Лайош придет?
— Сказал, что придет.
— Прекрасно! Дядюшка Лайош появляется в дверях. На шляпе его болтаются ленточки. В правой руке бутылка вина. Увидев нас, он воскликнет: «Много счастья, боже, дай-ка сему дому и хозяйке!»
