Александр Шляпин - Приключения Буратино
— Это кто? — спросил я, открыв свой рот от увиденного чуда. Арлекин улыбнулся и прошептал мне на ухо пьяным голосом:
— Это Бур, сеньорита Мальвина. Эта девка тебе не по карману. Видишь вон того перца в кожаной белой куртке, что сидит за тем столиком.
— Ну, вижу….
— Это Пьеро Провенцано, сынок мэра нашего города. У него такие связи… — Арлекин даже присвистнул. — Еще в колледже я как-то пнул его пару раз для профилактики, так мне полицейские через задницу достали, всю печень. Его здесь ни кто не трогает. Сам сеньор Карабас взял этого ботаника под свою крышу.
Все что сказал Арлекин, уже для меня не имела никакого значения. Образ Мальвины, словно фотокарточка запечатлелась внутри моих мозгов, и теперь этот образ никакие силы не могли оттуда вырвать. Я влюбился сразу, бесповоротно и на всю жизнь. В тот же миг воздушные пузырьки стали подниматься из моего желудка и так щекотали мне душу, что захотелось петь, как пел великий Робертино Лоретти.
— Она будет моя, — сказал я, твердо уверовав в истинность свои слов.
— Не дури Бур, этот ботаник вонюч и гадок, подобно американскому скунсу, — сказал Арлекин, стараясь оградить меня от надвигающихся на меня неприятностей.
Но я стоял на своем. Цветные лампочки сцены вдруг померкли и слились в один размазанный калейдоскоп, а среди них ярким пятном танцевала настоящая богиня, снизошедшая на землю. Все в тот миг как-то замерло, и только она, кружилась около шеста, возбуждая во мне кипучее желание женской плоти. Голубые волосы крупными локонами спадали на ее плечи, а девичья грудь приятно радовала глаз своими идеальными формами, которая, по моему мнению, была схожа с нежными плодами персика в теплый вечер августа. В ту самую секунду я уже не контролировал своих действий. Вино туманило мне мозг, а дым марихуаны взывал к подвигам, подобно боевому кличу древнеримского центуриона. Я вскочил из-за стола и полез на сцену, чтобы обнять этот цветок, который подобно мотыльку порхал предо мной, трепыхая своими крылышками.
— Бур, Бур, Бур — услышал я, словно сквозь вату, но я ничего не желая слышать, лез вперед. Арлекин держал меня за туфель, а я подобно жеребцу, лягал его ногой, чтобы освободится и продолжить свой путь к объекту обожания. В какой-то миг я почувствовал, что меня уже ни кто не держит. Собрав все свои силы в кулак, я прыгнул на сцену, и на четвереньках подполз к Мальвине держа в зубах сто евро. Я помню, она склонилась надо мной, а ее глаза в тот миг блеснули какой-то странной девичьей грустью. Она тронула меня за плечо и помогла подняться. Все это время я смотрел в ее глаза и чувствовал, что я уже влюблен в неё до самых печенок.
— Мальвина, — прошептал я.
— Пиноккио, — ответила мне она, и в этот миг чья-то рука схватила меня за плечо. Я обернулся и увидел бледное и болезненное лицо Пьеро Провенцано. Этого обласканного властью хлюпика. Я, ничего не говоря, ударил его прямо в нос. Словно в замедленном синематографе я увидел, как мой кулак с гулом самолета пролетел от меня до Пьеро и со всей силы впился в его нос, размазывая его по физиономии. Его рожа, исказилась от боли, а кровь брызнула из разбитого носа, окропив его белоснежную кожаную куртку багровыми каплями. Я видел, как Пьеро стал падать на спину, и в этот миг моя нога достигла своей цели. Мыс ботинка угодил ему прямо в солнечное сплетение. Пьеро рухнул. Рухнул как подкошенный пулеметной очередью. Я не заметил, как «гориллы» сеньора Карабаса подскочили ко мне со спины и, схватив, заломили мне назад руки. Короткий удар в челюсть вверг меня в беспамятство, и с этой секунды тело мое погрузилось в пучину небытия. Я не помнил, что случилось со мной. Очнулся я в странной комнате на холодном полу. Челюсть болела, а где-то надо мной слышались голоса, которые почему-то были похожи на бульканье воды.
Я открыл глаза и увидел перед собой лаковые туфли из кожи амазонского каймана, которые сияли подобно солнцу. Мне захотелось видеть владельца этих туфель и я, поняв голову, увидел перед собой выпуклый живот сеньора Карабаса.
— А очнулся, дебошир, — сказал он, и присев на корточки заглянул мне в глаза. Я видел, как он щелкнул пальцами и двое «горилл» подхватив меня под руки, поставили перед ним на ноги. Вот тут я и рассмотрел этого знаменитого сеньора Карабаса, про которого по Палермо ходили настоящие легенды. Шикарный от Версачи костюм сидел на его объемной фигуре вполне достойно. Белоснежная сорочка, рукава которой были застегнуты на золотые запонки с бриллиантами, подчеркивала его высокий статус. Черная борода с проседью придавала его лицу настоящий сицилийский шарм. Передо мной собственной персоной стоял босс клана Амузо.
— Ты кто таков будешь? — спрос он трубным голосом.
— Меня звать Пиноккио, — ответил я, ничуть не испугавшись этого знаменитого и безжалостного мафиози о котором слух разошелся по всей Италии.
— Кто дал тебе Пиноккио, право устраивать в моем заведении драку? Ты, как житель Палермо, должен, наверное, знать, что такие поступки строго пресекаются моими людьми.
Услышав это, я в свое оправданье только и мог сказать:
— Сеньор Карабас, мне сегодня исполнилось восемнадцать лет, и я первый раз вошел в ваше заведение.
— Так что тебя можно поздравить с дебютом!? — спросил Карабас и, щелкнув зажигалкой, прикурил толстую гаванскую сигару, больше похожую на торпеду.
— Я сеньор Карабас, только защищался, — стал врать я, забыв, что в каждом углу ресторана стоят камеры наблюдения. Карабас улыбнулся и, нажав на кнопку пульта, вывел на монитор снятый момент моей драки с Пьеро.
— Полюбуйся Пиноккио, как ты, бьешь самого почетного гостя моего заведения и сына нашего мэра города Палермо Пьеро Провенцано. Это удар не по роже этого влюбленного лузера Пьеро, а по престижу моего ресторана, куда люди приходят, чтобы приятно провести время и выпить хорошего вина. Вы что, не поделили с ним Мальвину? Джованни приведи мне эту распутную девку — сказал Карабас обращаясь к «горилле».
— Я не люблю сеньор Карабас, когда кто-то трогает меня за плечо. Я Сицилиец, и этим все сказано.
— Как твоя фамилия Сицилиец Пиноккио, — спросил сеньор Карабас, с блаженством пуская сигарный дым.
— Я Пиноккио, сын Карло Дженавезе по прозвищу «шарманщик».
В эту секунду Карабаса Барабаса, словно стукнули обухом топора по голове. Он моментально бросил сигару на пол и, изменившись в лице, переспросил.
— Так как говоришь звать твоего папашу?
Я снова повторил:
— Моего отца звать сеньор Карло Дженавьезе по кличке «шарманщик».
— Твой папа знаменитый Карло «Шарманщик».
— Да сеньор Карабас.
— А в твоем доме висит картина красивой женщины с золотым ключиком на шее? — спросил Карабас, льстиво заглядывая мне в глаза.
— Да висит. Это моя мать Луиза Тортила.
— О, святая дева Мария. Почему ты Пиноккио, сразу не сказал, что ты сын шарманщика Карло! Что ты стоишь кретин, — обратился Карабас к горилле. — Сними с него браслеты и дай кресло этому почетному гостю!
Метнувшийся ко мне вышибала с ловкостью снял с меня наручники, и ловко подцепив ногой кресло, подтянул его ко мне под зад. В это самое время синьор Карабас странно прогнулся и, расплываясь в улыбке, подал мне коробку с ароматными сигарами. Откусив кончик, сигары я прикурил от зажженной Карабасом зажигалки и глубоко затянулся вдыхая в себя дым далекого острова свободы.
— Я знавал твоего папашу, когда он был молодым гангстером. Мы вместе промышляли в Нью-Йорке еще во времена великой депрессии, когда виски текли рекой, а деньги от их продажи бурным потоком. Позже нас развела судьба, и он уехал со своей семьей поднимать бизнес в Лас-Вегасе. А я — я покинув штаты, решил обзавестись бизнесом здесь на родине.
— О, так вы, сеньор Карабас, знакомы с моим папой? — спросил я, совсем не подозревая какие планы, строит коварный Карабас.
— Ну, друзьями мы не были, но довольно хорошо знали друг друга, — сказал Карабас, наливая мне в бокал Хенеси. Выпей малыш за наше знакомство и прости старого скрягу за то, что испортил тебе вечеринку.
Я был приятно удивлен изменившимся ко мне отношением. В моей душе мгновенно появилась гордость за своего отца который как оказалось, был бесстрашным гангстером времен Аль Капоне. В это время Джованни привел заплаканную Мальвину. Карабас сурово взглянул на Джованни и спросил:
— Ты безмозглая обезьяна, скажи мне, почему любимая танцовщица всего города рыдает как малое дитя? Ты что, морда дохлой сардины, обидел ее?
— Так вы сеньор дали приказ привезти эту шлюху. Она упиралась, не хотела идти, вот мне и пришлось….
— Мне придется Джованни, залить тебе ноги бетоном и сбросить в море. Эта как ты говоришь шлюха, зарабатывает деньги, чтобы кормить не только себя, но и нас всех. Все уважаемые господа нашего города ходят, чтобы поглазеть на её голые сиськи. Ты Джованни, что можешь показать такое, чтобы на тебя ходил весь город? Может это твои кривые и волосатые ноги?
