Роальд Даль - Мой дядюшка Освальд
Мы сделаем запас в двести пятьдесят соломинок спермы от каждого мужчины.
– Зачем?
– Вернитесь назад лет на шестьдесят, – предложил я. – Кого бы из гениев, живших в 1860 году, вы выбрали в качестве донора?
– Диккенса, – сказал А. Р. Уорсли. – И Рескина, и Марка Твена.
– Брамса, – добавил я, – и Вагнера, и Дворжака, и Чайковского. Можно уйти к началу столетия и перейти к Бальзаку, Бетховену, Наполеону, Гойе. Разве не потрясающе было бы, если в нашем банке из жидкого азота стояла бы пара сотен трубочек с живой спермой Бетховена?
– Что бы мы с ними сделали?
– Продали бы, конечно.
– Кому?
– Очень богатым женщинам, которые хотят ребенка от одного из величайших гениев всех времен и народов.
– А что скажут их мужья?
– Их мужья не узнают. Только мать будет знать, что она беременна от Бетховена.
– Это же жульничество.
– Представьте себе, – сказал я, – эту богатую, но несчастную женщину замужем за каким-нибудь редкостно безобразным, грубым, невежественным и неприятным промышленником из Бирмингема. И вдруг в какой-то момент у нее появляется смысл жизни. Представьте, как она прогуливается по ухоженному саду огромной виллы мужа, напевает медленную часть "Героической симфонии" Бетховена и думает про себя: "Это же чудо, я беременна от мужчины, который написал эту музыку сто лет назад".
– Но у нас же нет спермы Бетховена.
– Необязательно Бетховена. Я просто пытаюсь заставить вас понять, как будет выглядеть наш банк спермы через сорок лет; если мы начнем сейчас, в 1919 году.
– А кого мы туда можем включить? – спросил А. Р. Уорсли.
– Кого бы вы предложили? Кто гений нашего времени?
– Альберт Эйнштейн.
– Хорошо, – согласился я. – А еще кто?
– И Дебюси, – добавил он.
– А еще кто?
– Зигмунд Фрейд из Вены.
– Он великий человек?
– Он будет великим, – сказал А. Р. Уорсли. – Его уже знают в медицинских кругах всего мира…
– Я бы предложил художника Пикассо из Парижа, – сказал я. – И нашего собственного короля Георга V.
– Короля Георга V! – закричал Он. – Он-то здесь при чем?
– В нем же королевская кровь. Представьте себе, сколько способны выложить некоторые женщины за то, чтобы иметь ребенка от короля Англии.
– Вы ерунду городите, Корнелиус. Не могу же я ворваться в Букингемский дворец, чтобы спросить Его Королевское Величество, не будет ли он столь любезен и не одолжит ли нам немножечко своей спермы?
– Подождите, – остановил я его, – вы еще и половины не слышали. Мы не остановимся на Георге V. У нас будет полный набор королевских сперматозоидов от всех королей Европы. Давайте посмотрим, что у нас есть: Хакон в Норвегии, Густав в Швеции, Христиан в Дании, Альберт в Бельгии, Альфонс в Испании, Кароль в Румынии, Борис в Болгарии и Виктор-Эммануил в Италии.
– Вы чушь несете!
– Вовсе нет. Богатые испанские дамы готовы будут на все ради ребенка от Альфонса.
– Вы с ума сошли?
– Вы сказали бы, что я сошел с ума, если бы увидели, как в семнадцать лет я отправляюсь в Судан в поисках порошка волдырного жука, не так ли?
Это его слегка поколебало.
– А сколько вы будете запрашивать за сперму?
– Целое состояние, – твердо ответил я, – никто не станет за бесценок покупать ребенка Эйнштейна. Или сына короля Бельгии Альберта.
А. Р. Уорсли сидел, откинувшись на спинку стула, и потягивал понемножку свой портвейн.
– Ну хорошо, – сказал он, – если предположить, что мы в самом деле соберем замечательный банк спермы, кто отправится на поиски богатых покупательниц?
– Я.
– А кто их будет оплодотворять?
– Тоже я. Я быстро научусь. Это, должно быть, занятно.
– В вашей схеме есть просчет, – сказал А. Р. Уорсли.
– Какой?
– Действительно ценная сперма – это не сперма Эйнштейна или Стравинского, а отца Эйнштейна или отца Стравинского. На самом деле гениев произвели эти люди. Значит, ваша схема – мошенничество.
– Мы собираемся делать деньги, – возразил я, – а не плодить гениев. Кроме того, женщины никогда не захотели бы получить сперму отца Эйнштейна. Им нужна инъекция живых сперматозоидов самого знаменитого мужчины.
Теперь А. Р. Уорсли закурил, и клубы дыма окутали его.
– Да, я готов признать, – сказал он, – что вы сумеете найти состоятельных покупательниц для сперматозоидов гениев и коронованных особ. Но вся ваша причудливая схема, к сожалению, обречена на неудачу по той простой причине, что вы не сможете добыть такую сперму. Вы что, серьезно полагаете, что великие люди и короли согласятся пройти через процедуру получения порции спермы ради какого-то совершенно неизвестного молодого человека?
– Нет, я собираюсь устроить так, что никто из них не будет в состоянии сопротивляться тому, чтобы стать донором.
– Глупости. Я бы стал сопротивляться.
– Нет, не стали бы. Дайте мне три дня, и я гарантирую, что в моем распоряжении будет подлинная порция вашей собственной спермы вместе со справкой, удостоверяющей, что она ваша, и подписанной вашей же рукой.
– Не валяйте дурака, Корнелиус, вы не можете меня заставить сделать то, чего я не хочу.
– Предлагаю пари, – сказал я, – если вы проигрываете, вы обещаете мне следующее: во-первых, воздержаться от всех публикаций, прежде чем каждый из нас не сделает по миллиону; во-вторых, стать полным и активным партнером; в-третьих, передать мне все технические сведения, необходимые, чтобы организовать банк спермы.
– Мне легко дать обещания, которые никогда не придется выполнять, – пожал он плечами.
Я расплатился по счету, профессор покатил на велосипеде домой, а я отправился в Гертон – университетский женский колледж. В 1919 году в его суровых стенах проживали юные леди-дурнушки, столь толстошеие и длиннолицые, что с трудом можно было заставить себя взглянуть на них. Мне они напоминали крокодилов и вызывали дрожь в нижней части затылка при встрече на улице.
Но за неделю до описываемых событий я обнаружил среди этих зоологических особей создание такой ослепительной прелести, что отказывался верить, что это девушка из Гертона.
Я встретил ее в кафе во время обеденного перерыва. Она ела пончик. Я спросил, могу ли я присесть за ее столик. Она кивнула и продолжала есть. Я сидел, глазея на нее, как будто бы она была воплощением Клеопатры. Звали ее Ясмин Хаукомли. Ее отец был англичанином, а мать – персиянкой.
Не имеет никакого значения, что мы сказали друг другу. Прямо из кондитерской мы отправились ко мне и оставались там до следующего утра.
Эта девушка была насыщена электричеством и раскована сверх всякой меры.
К ней я и отправился сразу же после того, как расстался с профессором. Отловив ее в Гертоне, я привез ее домой.
– Раздеваться не надо, – предупредил я, – это деловой разговор. Как бы ты отнеслась к тому, чтобы разбогатеть?
– Мне бы это понравилось.
Я рассказал историю открытия А. Р. Уорсли и свои планы.
– Занятная идея, этот твой банк спермы, – сказала она, – но боюсь, что это нереально.
Она стала приводить те же возражения, что и несколько раньше А. Р. Уорсли. Не перебивая, я позволил все высказать, а затем выложил свой козырной туз: историю своей парижской авантюры с порошком волдырного жука.
– Мы будем давать им порошок, и они каждый раз будут нам выдавать по тысяче миллионов своих маленьких живчиков. А ты будешь в роли приманки.
– Мне это нравится, – согласилась Ясмин.
– Мы встряхнем все коронованные головы Европы, – пообещал я. – Но сначала мы должны встряхнуть Уорсли.
Если я выиграю пари, у нас будет отличная команда.
– Нужно, чтобы он был один.
– Он всегда бывает один в лаборатории, каждый вечер между половиной шестого и половиной седьмого.
– А как я это ему скормлю? – спросила она.
– В шоколадке, – сказал я. – В прелестной вкусной маленькой шоколадке.
Я открыл ящик и вынул коробку шоколадных трюфелей – все они были совершенно одинаковыми и походили на шарики. Я взял одну, сделал в ней булавкой маленькую дырочку, потом той же булавкой отмерил одну порцию порошка из волдырного жука, засунул в дырочку, отмерил вторую дозу и присоединил к первой.
– Эй! – воскликнула Ясмин, – это же две дозы!
– Знаю. Я хочу иметь полную уверенность, что мистер Уорсли расколется.
Я надавил на мягкую шоколадку, чтобы дырочка закрылась, положил шоколадки в бумажный пакетик и передал ей.
… В половине шестого следующего дня я удобно устроился на полу за деревянными полками лаборатории.
Уорсли обычно работал в дальнем углу комнаты на расстоянии футов двадцати от того места, где я расположился. Он и сейчас был на месте и занимался какими-то глупостями с набором пробирок, пипеткой и голубой жидкостью. Сегодня он был без обычного халата, в рубашке и серых фланелевых брюках. Раздался стук в дверь.
– Войдите, – сказал он, не оборачиваясь.
