Виктор Белько - Легенды о славном мичмане Егоркине
– Местные мы, – отвечаю, уже вслух, – военные из поселка Загрядье.
Они вроде бы поняли, что я сказал, но как-то нехорошо переглядываются. Гляжу на их морды – мама моя, а они-то у них какие-то бледные, с зеленоватым отливом, и глаза здоровущие, прямо как у совы, нет, скорее как у кошки – косой разрез, и краешки как-то вверх приподняты. Но черные-черные, какой-то невероятной глубины, как колодец в пещере, а зрачков и не видно вовсе. Я даже подумал, что очки это у них, но нет – очки у них тоже были, видно защитные от чего-то, и приподняты к верху, под такие плоские береты. А один, из них, еще поздоровее меня, так и спрашивает:
– Вы что, нас не боитесь?
– С чего бы это, говорю, не больно-то вы здоровы, а сейчас еще наши подойдут, и, если что – так вам и мало совсем не покажется! – (со всякими прилипалами надо сразу решительный тон брать, у иных охота к приключениям тогда пропадает – пояснил, между делом, Егоркин).
– А Мишка наш так согласно кивает, хмель от себя отгоняет. Не той реакции они от нас ожидали, сразу видно. Один, длинноносый, прямо говорит другому, у которого нашивок золотых на полрукава:
– Я же вам говорил, командир, наш Мозг выдал анализ, что их всех, то есть местное население, хлебом не корми – а дай подраться, они всю свою недолгую историю только и делают что воюют. (Что интересно, я его тоже вроде бы слышу и понимаю).
Покоробило меня слегка от такой речи. С одной стороны – оно и так, я тоже не далеко от школы жил, учил историю, но все же – обидно. Не дикари ведь мы давно уже. Ну, не все, по крайней мере, и особенно – если трезвые. Это мы – самый нормальный народ. А у политиков, у них со временем ревматизм мозга все же наступает, и чем дольше они сидят на своих постах, так тем уверенней. Так мне тот самый психиатр объяснял, после того, как мы с ним на рыбалке вторую пол-литру “уговорили”. Да и то сказать, последним из известных мне наших правителей, только Петр I лично в сражениях участие принимал, сам на абордаж шведский корабль брал, да и вообще… Короче, что такое война в “живую”, они, современные политики, особо не представляют. Но это – к слову, значит. Слушайте дальше.. . Не надоело? – вопрос этот сам Егоркин считал риторическим, абсолютно не интересуясь ответом, и продолжал:
– А Мишка, значит, наш механик, ей-Богу, патологический фанат всяких железяк и устройств, и любой движок для него, как для нас, простых смертных, – букварь. На их рожи он вообще, как мне показалось, – ноль внимания, и видит только их “кастрюлю”, и удивляется, как же он такой машины-то не знает. Что, говорит, у вас там такое? Их мужик, который все с какими-то приборами бегал, да обшивку у люка раскручивал, какую-то панель снимал, хмыкнул только, да рукой махнул – куда, мол тебе, все одно не дойдет. Потом чего-то мерил, чего-то крутил, да и плюнул, бросил свой инструмент, да и докладывает своему, как мне показалось, офицеру:
– Абзац, говорит этому двигателю, причем – самый большой и полный, надо новый десантный катер с запасным блоком вызывать, или самим эвакуироваться а эту колымагу – тут он презрительно пнул по стойке опоры – взорвать к едрене матери. Ну, может и не совсем точно, но я так уж для себя запомнил его пламенную речь. И тут наш Михаил подошел к открытому лючку под обшивкой, из-за спины что-то разглядывал, затем подвинул их механика в сторону, достал из нагрудного кармана отвертку, с которой он никогда не расставался, быстро ей куда-то ткнул. Да так, что обалдевший “зеленый” не успел ему помешать. Вдруг внутри “кастрюли” что-то мявкнуло, хрюкнуло, затем пошел ровный такой писк, как будто сельсины запели куплеты из оперетты, а по всей верхней кромке корпуса побежали разноцветные огни, а кастрюля стала как-то бледнеть и таять. “Е-К-Л-М-Н! – вдруг прошибло меня, догадкой, словно током, прямо как живых контактов голой рукой хватанул. Так ведь эта “кастрюля” и не кастрюля вовсе – а “летающая тарелка”, НЛО, едрит ее и ангидрид в медный громоотвод, в астрал и в теорию поля! А эти, зеленоватые – их ведь не укачало на волне, и не с перепою они трехдневного, конечно, а, тогда, значит, это – инопланетяне! Во, думаю, сходили на шашлычки-то! Сразу протрезвел, как будто и не пил. Но виду не подаю, посмотрим, думаю, что дальше будет. Но теряться и паниковать никогда негоже! Вот что главное, это я понял на службе. Сам я прикидываю тактические возможности – у меня-то в вещмешке – пару больших банок говяжьей тушенки (не пригодились, закуски хватало и без нее), это уже полтора килограмма! Да бутылка сюда же “ноль-семь”, почти полная, – с шилом (чтобы “компас в башке” утром в меридиан ввести, если приспичит), да хлеб остатки (не выбрасывать же – грех!), пара-другая эмалированных кружек. Общий вес – килограмма три, и если ее за ремни в обе руки взять – палица получится приличная. Это – уж если дойдет дело до мордобоя с превосходящими силами противника. Но лучше бы не дошло, думаю я, ведь их блестящие трубки навряд ли слабее автомата Калашникова. Но в звездный зоопарк или в пробирку с формалином совсем не хочется, ибо вспомнил я сразу вдруг все книги с мрачной фантастикой. Большая, думаю, пробирка-то мне понадобится! Но ведь они-то могут и по кусочкам порезать меня, нашинковать да по маленьким баночкам расфасовать! Кто их знает, что у них там на уме, и какую там задачу им их штаб на эту высадку поставил? Вдруг у них технический прогресс попер вперед социальных и нравственных? Это как если бы рабовладельцам дать танковую бригаду с авиаподдержкой или Дрейку – ракетный крейсер…
Но тут надо было видеть их вытянувшиеся зеленые лица, а у их командира даже берет дыбом встал! Теперь-то я соображаю, это если бы какой-то бушмен с копьем, прямо при мне, починил гирокомпас, я бы тоже ох… ох… ох, и удивился, бы наверное, сильно! Михаил тут говорит своему зеленому коллеге – нечего, дружок, механизм всякой фигней нештатной крепить, проволочками и изолентой детальки прикручивать, себе дороже выходит. Если технику ремонтировать – так основательно, надо расклепать, расточить и оцентровать, что нужно, сразу, и подшипнички нужные найти и поменять! Железо – оно, если не любви, то уважительного к себе отношения требует. Вот! А, вообще-то, у нас бы на флоте за такое твое отношение к матчасти – за борт бы выбросили, и спасать не дали! Это не то, чтобы намек, но на заметку некоторым гамадрилам от маслопупии…
При этих словах их командир сразу же так и загорелся: – какая, мол, интересная и свежая мысль, говорит. Надо тоже взять себе на заметку, как передовое веяние в воспитании инженеров и механиков… Но зеленоватый механик Мишкиной идеи явно не оценил, и стал оправдываться, что времени-то толком не дают сами же эти отцы, блин, командиры. Только встанешь, мол, в ППР, разберешь железо, как тут же орут, давай, шевелись, механик, со своими обормотами, чтоб через час твоя колымага на ходу была, а то на втором катере хаф касдер (наверное, у нас пока аналога нет, я это слово не понял) опять накрылся, а лететь надо. Например, везти командора эскадры со штабом на соседний гравокрейсер задачу принимать… мать-в-перемать! А не то летнего отпуска не увидишь и на классы или в академию какую в центр империи, на учебно-курортную планету точно не отпустят в этом году. А эти хитромордые козлы из второго отряда всегда говорят, что их катера именно сегодня не в строю, и собрать их ну никак не смогут, хоть стреляйся. И никто ни разу их за это самое место не взял – за такие подлые штучки, а мы за них всегда отдуваемся. Особенно – механические силы. Вот и подумаешь, стоит ли становиться лучшим отрядом в нашей межзвездной эскадре еще раз в следующем периоде. Опять же, всякие дурацкие идеи разведчики только на нас и пробуют и во все авантюры суют! Например, сейчас!
Короче, поет он точно такую же песню, как все наши флотские механики – своим командирам.
– Вот здорово! – восхитился Мишка, – точь-в-точь, как у нас! Сколько же у нас общего, не смотря на разный цвет лица. Флот – он везде флот, хоть морской, хоть – воздушный, хоть – космический!
– А запчасти и ремонтников, кстати, дают именно тем, кто чаще ломается и не стесняется верещать об этом на всю Вселенную – вставил к месту “тарелочный” механик, тудыт всех этих распределителей на сковороду сверхновой да в черную дыру!
– И у вас – тоже? – как-то радостно – удивленно воскликнул наш Загрядский гений механического дела. И чувствую я, стало налаживаться кое-какое взаимопонимание и потепление межпланетной обстановки.
– А где стоят ваши гравокрейсера? – как-то вдруг совершенно не к месту, неожиданно и встревожено поинтересовался длинноносый инопланетянин. Он явно как-то не так, уж прямо совсем дословно, понял Криницина.
– Какие такие, на фиг, “гравокрейсера”? Вот еще знать бы, что это такое, хотел сказать я, но вдруг на меня нашло какое-то наитие.
– Тебе расскажи! – неожиданно для самого себя, возмущенно сказал я, – Штирлиц ты хренов! Ты-то про свою эскадру мне тоже не скажешь, как вы ее за темной стороной Луны, где пространство-то не сканируется, вон, крейсер прячете, дежурный, а за Марсом – сторожевые фрегаты, которые валят почти все земные научные станции, которые туда с таким трудом по полгода добираются! Все-то нельзя, чтоб не заподозрили, вы еще так думаете, что хитрые, но мы уже давно это знаем! Мы про ваши все знаем, про свои – ни черта, потому что все у нас от самих себя так секретно, чтобы вам не выдать случайно, под наркозом или “волнами правды”.
