Марк Твен - Янки при дворе короля Артура
Посрединѣ этого квадратнаго помѣщенія съ крестовыми сводами стоялъ дубовый столъ, который они называли Круглый Столъ; онъ былъ почти такъ же великъ, какъ кругъ въ циркѣ; вокругъ этого стола сидѣло большое общество мужчинъ въ одеждахъ такихъ яркихъ и пестрыхъ цвѣтовъ, что даже было больно глазамъ смотрѣть на нихъ. На ихъ головахъ были шляпы съ перьями; но если кто либо изъ рыцарей говорилъ непосредственно съ королемъ, тотъ снималъ шляпу.
Большая часть изъ нихъ пили вино изъ цѣльнаго воловьяго рога; нѣкоторые жевали хлѣбъ или глотали кости. Тутъ кромѣ того приходилось среднимъ числомъ по двѣ собаки на каждаго человѣка; собаки сидѣли на полу въ выжидательныхъ позахъ, пока не полетитъ на ихъ долю кость; но лишь только бросали со стола обглоданную кость, какъ собаки стремглавъ летѣли со всѣхъ сторонъ; начинался визгъ, лай, вой, словомъ, происходилъ такой хаосъ и шумъ, что на время замолкали всѣ рѣчи за столомъ; но на это никто не претендовалъ, такъ какъ драка собакъ всегда возбуждала большой интересъ; многіе мужчины вставали изъ-за стола, чтобы ближе посмотрѣть на эту собачью свалку; музыканты и женщины перевѣшивались черезъ свои балюстрады, желая лучше видѣть такое любопытное зрѣлище; время отъ времени зало оглашалось восторженными или одобрительными возгласами. Въ концѣ концовъ собака, одержавши побѣду, растягивалась на полу и, держа кость между передними лапами, начинала ворчать, грызть свою добычу, а вмѣстѣ съ нею и полъ, именно продѣлывала все то, что продѣлывали до нея десятки другихъ собакъ; придворные же снова принимались за прерванную бесѣду.
Однако, всѣ эти люди отличались вѣжливымъ обращеніемъ другъ съ другомъ; кромѣ того, я замѣтилъ, что всѣ они были очень серьезными и внимательными слушателями; если кто либо изъ нихъ начиналъ разсказывать, конечно, во время антракта между собачьими драками. Но въ сущности эти люди отличались ребячествомъ и наивностью; они говорили ложь въ самыхъ витіеватыхъ выраженіяхъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ и съ самою простодушною наивностью, а слушатели внимали этой лжи и дѣлали видъ, что вполнѣ ей вѣрятъ. Нельзя ихъ было обвинять въ безусловной жестокости и кровожадности, а между тѣмъ, они слушали разсказы о кровавыхъ подвигахъ съ самымъ пріятнымъ простодушіемъ, такъ что я почти забывалъ содрогаться и ужасаться.
Но я былъ не единственнымъ плѣнникомъ; насъ было болѣе двадцати человѣкъ. Бѣдняги! Многіе изъ насъ были изуродованы самымъ ужаснымъ образомъ; ихъ волосы, лица, одежда были запачканы черною запекшеюся кровью. Они, конечно, претерпѣвали ужасныя физическія страданія: и усталость, и голодъ, и жажду; наконецъ, никто не позаботился о какихъ либо удобствахъ для нихъ: имъ не дали умыться; никто не подумалъ о томъ, чтобы обмыть и перевязать ихъ раны: между тѣмъ, никто никогда не слышалъ отъ нихъ ни вздоховъ, ни стоновъ; никто не замѣчалъ у нихъ ни малѣйшаго признака тревоги или какого либо поползновенія къ жалобамъ. Все это невольно наводило меня на мысль:
«Негодяи, — въ свое время они порабощали другихъ людей, вотъ теперь пришла и ихъ очередь и имъ нечего ожидать лучшаго обращенія; ихъ философская выносливость вовсе не истекаетъ изъ ихъ умственнаго развитія, силы воли и разсудка, но это не болѣе какъ животная дрессировка; это бѣлые индѣйцы».
ГЛАВА III.
Рыцари Круглаго Стола.
Большая часть разговоровъ между Рыцарями Круглаго Стола состояла изъ монологовъ, въ которыхъ разсказывались приключенія съ плѣнниками, какъ ихъ полонили, а ихъ друзей и родственниковъ убивали и грабили, отнимая у нихъ и вооруженія и лошадей. И странное дѣло! Насколько я могъ замѣтить, всѣ эти убійства совершались не ради мести за какое-нибудь оскорбленіе или для того, чтобы прекратить старые споры или отразить новыя нападенія, а просто это было нѣчто въ родѣ дуэли между людьми, которые до этой встрѣчи вовсе и не знали другъ друга и уже ни въ какомъ случаѣ не могли нанести оскорбленій одинъ другому. Мнѣ нѣсколько разъ приходилось видѣть мальчиковъ, случайно встрѣтившихся другъ съ другомъ, и вотъ одинъ изъ нихъ говорить: — я могу побороть тебя! И тутъ же, на мѣстѣ, начинается расправа. Но я постоянно думалъ, что такія вещи могутъ происходить между дѣтьми и составляютъ отличительную черту ребячества; но между тѣмъ здѣсь это практиковалось среди взрослыхъ людей, которые еще гордились подобными подвигами. Однако, въ этихъ людяхъ громаднаго роста, съ простодушными сердцами, было что-то заманчивое, что-то увлекательное, милое. Конечно, вѣдь не требуется слишкомъ много ума для того, чтобы ловить на удочку рыбу, такъ и въ этомъ обществѣ не требовалось слишкомъ много ума, такъ какъ выдающійся умъ только нарушился бы симетріею этого общества, исказилъ бы его и сдѣлалъ бы невозможнымъ и самое существованіе такого общества.
Черты лица многихъ рыцарей отличались красотою и мужественностью; въ нихъ замѣчалось даже выраженіе кротости и достоинства, что невольно ослабляло вашъ строгій критицизмъ. Выраженіе благородной кротости наиболѣе всего замѣчалось въ лицѣ сэра Галагада, а точно также и въ лицѣ короля; величіемъ и выраженіемъ собственнаго достинства отличалось лицо сэра дю-Лакъ, а его благородная осанка и исполинскій ростъ довершали очарованіе.
Тутъ произошелъ случай, который сосредоточилъ всеобщее вниманіе на сэрѣ Лаунсело. По знаку, данному однимъ изъ придворныхъ, который былъ нѣчто въ родѣ нащего церемоніймейстера, шесть или восемь плѣнниковъ отдѣлились отъ толпы прочихъ, пали на колѣни и простерли руки по направленію къ женской галереѣ, прося снова милости у королевы. Дама, сидѣвшая на видномъ мѣстѣ въ этомъ цвѣтникѣ женщинъ, граціозно наклонила головку въ знакъ согласія; тогда выборный отъ плѣнниковъ отдалъ какъ самого себя, такъ и своихъ товарищей въ руки королевы, изберетъ-ли она по своему усмотрѣнію дать имъ полную свободу, или возьметъ за нихъ выкупъ, или отправитъ ихъ въ тюрьму, или же обречетъ на смерть; но лишь только онъ сказалъ это, какъ былъ остановленъ сэромъ Кэй сенешаломъ; они были его плѣнники и онъ покорилъ ихъ единственно благодаря своей силѣ и храбрости въ рѣшительной битвѣ на полѣ сраженія.
Изумленіе выразилось на лицахъ всѣхъ присутствующихъ; съ лица же королевы исчезла милостивая улыбка при имени сэра Кэя, а ея взоръ выражалъ отчаяніе. Пажъ, между тѣмъ, шепталъ мнѣ что-то на ухо насмѣшливымъ тономъ, а я въ это время разсуждалъ про себя:
— Сэръ Кэй, въ самомъ дѣлѣ! О, назовите меня, какъ хотите, браните меня сколько угодно. Черезъ двѣ тысячи лѣтъ, пожалуй, люди также нагло будутъ выдумывать и лгать, лишь бы только подчинить себѣ другихъ!
Всѣ взоры были обращены на сэра Кэя и въ этихъ взорахъ выражался строгій допросъ. Но онъ былъ готовъ на все. Онъ всталъ, исполняя свою роль вполнѣ удачно, и объявилъ, что разскажетъ все, какъ было, совершенно вѣрно, отмѣчая одни факты и не комментируя ихъ. — А когда, — продолжалъ онъ, — сами вы найдете эти подвиги честными и славными, то воздайте почесть тому могущественному и храброму человѣку, лучше котораго еще никто не умѣлъ въ рядахъ христіанскихъ войскъ наносить удары мечемъ и отражать непріятеля, защищаясь щитомъ! И этотъ человѣкъ сидитъ среди васъ! Тутъ онъ указалъ на сэра Лаунсело. Ахъ, онъ перехитрилъ ихъ и это былъ самый вѣрный ударъ. Затѣмъ, онъ сталъ разсказывать, какъ сэръ Лаунсело, искавшій приключеній, скоро нашелъ ихъ; онъ убилъ семь исполиновъ однимъ взмахомъ меча и освободилъ сто сорокъ двѣ плѣнныхъ женщины. Затѣмъ онъ отправился далѣе, также искать приключеній; вотъ онъ нашелъ его (сэра Кэя), сражающагося въ отчаянной битвѣ противъ девяти иностранныхъ рыцарей; тогда онъ, сэръ Лаунсело, сталъ сражаться одинъ и побѣдилъ всѣхъ девятерыхъ; на слѣдующее утро сэръ Лаунсело всталъ очень рано, надѣлъ на себя доспѣхи и вооруженіе сэра Кая, сѣлъ на его коня, отправился въ дальнія страны и побѣдилъ тамъ шестнадцать рыцарей въ одной правильной битвѣ и тридцать четыре въ другой; всѣхъ этихъ плѣнниковъ, точно такъ же, какъ и девять предъидущихъ онъ заставилъ дать клятву, что они въ Троицынъ день будутъ при дворѣ короля Артура и предадутся въ руки королевы Геневеры, какъ плѣнные сэра Кэя, сенешала, и какъ добыча его рыцарскаго мужества; вотъ тутъ полдюжина этихъ плѣнниковъ, а остальные прибудутъ тогда, когда поправятся отъ своихъ тяжкихъ ранъ.
Но какъ умилительно было смотрѣть на королеву! Она вся вспыхнула и улыбалась, а ея взоръ выражалъ и смущеніе и счастье; она бросила бѣглый взглядъ на сэра Лаунсело, за что, конечно, въ Арканзасѣ онъ былъ бы приговоренъ къ разстрѣлянію.
Всѣ восхваляли мужество и великодушіе сэра Лаунсело; чтоже касается до меня, то я былъ крайне удивленъ, какъ одинъ человѣкъ могъ побороть цѣлые батальоны опытныхъ бойцевъ. Я выразилъ свое мнѣніе Кларэнсу, но этотъ насмѣшливый мохначъ только сказалъ:
— Какой-нибудь сэръ Кэй всегда будетъ имѣть время найти запасной мѣхъ кислаго вина въ себѣ самомъ; вы видѣли, что онъ удвоилъ свой отчетъ.
