Пелам Вудхаус - Укридж и Ко. Рассказы
— Вот-вот.
— Ну, так, пожалуй, я теперь же заберу собак, — сказал Укридж, угощаясь сигарой из коробки, которую только теперь обнаружил на каминной полке, и самым дружеским образом опуская в карман еще две. — Чем быстрее они вернутся ко мне, тем лучше. Они и так уже лишились целого дня занятий.
— Ну, разумеется, мистер Укридж, разумеется. Они в сарайчике в саду у забора. Я незамедлительно приведу их к вам.
Он удалился через дверь, что-то вкрадчиво лепеча.
— Поразительно, как эти индивиды любят деньги, — вздохнул Укридж. — Такая пошлость. Глаза подлюги засверкали, положительно засверкали, малышок, пока он сгребал наличность. А неплохие сигарки, — добавил он, прикарманивая еще три. Снаружи послышались спотыкающиеся шаги, и в комнате вновь появился мистер Никерсон. Его, казалось, что-то угнетало. Обрамленные бородой глаза остекленели, губы, хотя разглядеть их в густых дебрях было не так-то просто, как будто горько искривились. Он обрел сходство с малым пророком, которого съездили по уху чучелом угря.
— Мистер Укридж!
— А?
— Со… собачки!
— Ну?
— Собачки!
— Что с ними?
— Они исчезли!
— Исчезли?
— Убежали!
— Убежали? Как, черт побери, могли они убежать?
— Оказывается, в задней стене сарайчика отвалилась одна досточка, и собачки, наверное, пролезли наружу. От них и следа не осталось.
Укридж в отчаянии воздел руки к небу. Он надулся, как аэростат. Пенсне закачалось на переносице, полы макинтоша угрожающе захлопали, а воротничок сорвался с запонки. Его кулак с грохотом опустился на стол:
— Провалиться мне!
— Я крайне сожалею…
— Провалиться мне! — вскричал Укридж. — Какое испытание! Какое тяжкое испытание! Я приезжаю сюда положить начало великому предприятию, которое со временем принесло бы оживление торговли и преуспеяние здешнему краю, и не успеваю я оглядеться и заняться предварительной подготовкой, как является этот вот субъект и лямзит моих собак. А теперь он сообщает мне с беззаботным смешком…
— Мистер Укридж, уверяю вас…
— Сообщает мне с беззаботным смешком, что они исчезли. Исчезли! Куда исчезли? Так ведь, черт дери, они могут рассредоточиться по всему графству! Да у меня нет никаких шансов снова их увидеть. Шесть дорогостоящих пекинесов, уже практически подготовленных для публичных выступлений, сулившие, вне всяких сомнений, колоссальнейшую прибыль…
Мистер Никерсон, виновато шаривший в кармане, теперь извлек из него мятый ком банкнот и трепетно протянул их Укриджу, который с омерзением от них отмахнулся.
— Этот джентльмен, — прогремел Укридж, указывая на меня размашистым жестом, — между прочим, адвокат. На редкость удачно, что он приехал навестить меня именно сегодня. Вы внимательно следили за происходившим?
Я ответил, что следил за происходившим очень внимательно.
— По вашему мнению, тут есть повод для иска?
Я сказал, что это более чем вероятно, и веское суждение знатока со всей очевидностью довершило усмирение мистера Никерсона. Чуть ли не со слезами он старался вручить Укриджу смятые банкноты.
— Что это? — надменно осведомился Укридж.
— Я подумал, мистер Укридж, что, если вас это устроит, вы могли бы согласиться взять назад ваши деньги и считать инцидент исчерпанным.
Укридж обернулся ко мне, высоко подняв брови.
— Ха! — вскричал он. — Ха и ха!
— Ха-ха! — эхом подхватил я.
— Он думает, что может исчерпать инцидент, вернув мне мои деньги! Ну не смешно ли?
— Более чем, — согласился я.
— Эти собаки стоят сотни фунтов, а он думает, что может отделаться от меня паршивой двадцаткой. Вы бы поверили подобному, если бы не слышали собственными ушами, старый конь?
— Никогда!
— Я скажу вам, что я сделаю, — объявил Укридж, немного подумав. — Я возьму эти деньги… — Мистер Никерсон поблагодарил его. — Ну, и несколько пустячных счетов от местных торговцев. Вы уплатите по ним…
— Всенепременно, мистер Укридж. Всенепременно.
— А после этого… ну, мне надо это обдумать. Если я решу вчинить иск, мой адвокат снесется с вами в положенный срок.
И мы расстались с несчастным, дрожавшим мелкой дрожью за ширмой своей бороды.
Пока мы шли по тенистому проулку навстречу слепящему блеску шоссе, я размышлял о том, что Укридж в минуты катастрофы ведет себя со стойкостью, достойной всемерного восхищения. Его бесценная движимость, живая кровь его предприятия, рассеялась по всему Кенту, и, возможно, безвозвратно, а что взамен? Аннулирование просроченной арендной платы за несколько недель да уплата по счетам Гуча, бакалейщика, и ему подобных. Такая ситуация сокрушила бы дух заурядной личности, но Укридж словно бы даже не приуныл. Нет, судя по его виду, он скорее пребывал на эмпиреях. Глаза за пенсне сияли, и он насвистывал забористый мотивчик. А когда он запел, я почувствовал, что настал момент для возвращения его на землю.
— Что ты намерен делать? — спросил я.
— Кто? Ты про меня? — бодро сказал Укридж. — Ну, я возвращаюсь в Лондон ближайшим же поездом. Ты не против, если мы протопаем до следующей станции? Всего пять миль. Отбыть прямо из Шипс-Крейя, пожалуй, рискованно.
— Почему рискованно?
— Да из-за псин, а то чего же?
— Псин?
Укридж испустил ликующую фиоритуру.
— Угу. Забыл поставить тебя в известность. Они у меня.
— Что-о?
— Ну, да. Вчера поздно ночью я сходил и слямзил их из сараюшки. — Он испустил веселый смешок. — Проще простого. Ничего, кроме ясного трезвого ума. Я позаимствовал дохлую кошку, привязал к ней веревочку, когда хорошенько стемнело, смотался в сад старика Никерсона, изъял досточку из задней стенки сарая, всунул туда голову и чирикнул. Собачеи просочились наружу, и я помчался прочь с почтенным котом на буксире. Великолепная была пробежка. Гончаки сразу напали на след и ринулись вперед всей сворой со скоростью пятидесяти миль в час. Кот и я держали пятьдесят пять. Я каждую секунду ожидал, что старик Никерсон услышит и начнет палить направо и налево из своего ружьеца, но ничего не произошло. Я возглавил кросс по пересеченной местности, без единой заминки припарковал псин у себя в гостиной и на боковую. Порядком вымотался, можешь мне поверить! Я ведь уже не так молод, как прежде.
Я помолчал, весь во власти чувства, близкого к благоговению. У этого человека, бесспорно, был размах. В Укридже всегда крылось нечто, притупляющее нравственное чувство.
— Ну, — сказал я наконец, — в прозорливости тебе не откажешь!
— Что есть, то есть, — польщенно отозвался Укридж.
— А еще и в широком, глубоком и гибком взгляде на вещи.
— Как же, как же, малышок, в наши дни без него не обойтись. Краеугольный камень успешной деловой карьеры.
— Ну, и какой же следующий ход?
Мы уже приближались к Белому Коттеджу. Он стоял, плавясь в солнечных лучах, и во мне проснулась надежда, что внутри найдется что-то холодненькое для утоления жажды. Окно гостиной было открыто, и из него рвалось наружу тявканье пекинесов.
— О, я подыщу коттедж где-нибудь еще, — сказал Укридж, взирая на домик с некоторой сентиментальностью. — Затруднений это не составит. Масса коттеджей повсюду. И тогда я препояшусь для серьезной работы. Ты будешь поражен, насколько я уже продвинулся. Еще минутка, и увидишь, на что способны эти собачеи.
— Во всяком случае, лаять они умеют.
— Да. Их как будто что-то возбудило. Мне пришла в голову великолепная мысль. Когда мы встречались у тебя, я планировал специализироваться на собаках-артистах для мюзик-холлов — на, так сказать, профессиональных собачеях. Но я все хорошенько обдумал и не вижу причин, почему бы мне не заняться развитием и любительских талантов. Предположим, у тебя имеется псина — Фидо, любимец всей семьи, — и ты решаешь, что в доме станет еще уютнее, если он иногда будет проделывать какие-нибудь кунштюки. Ну, а ты занятой человек, у тебя нет времени его обучать. И потому ты просто вешаешь бирку ему на ошейник, отправляешь псину на месяц в Укриджский Собачий Колледж, и он возвращается к тебе, получив исчерпывающее образование. Ни забот, ни хлопот, цены умеренные. Провалиться мне, любительство даже доходнее профессионализма. Не вижу причин, почему бы собаковладельцам не начать посылать своих псов ко мне на, так сказать, традиционной основе, как они посылают своих сыновей в Итон и Винчестер. Ого-го-го! Эта мысль обрастает мясом. И вот что: почему бы не создать особый ошейник для всех собак, заканчивающих мой колледж? Что-нибудь оригинальное, которое все будут сразу узнавать. Усекаешь? Своего рода почетная эмблема. Типус с собачеей, имеющей привилегию носить укриджский ошейник, будет вправе смотреть сверху вниз на типчика с псиной без такового. И вскоре ни один человек, дорожащий своей репутацией, не решится показаться на людях с неукриджской собакой. И начнется обвал. Псины будут рушиться на меня из всех уголков страны. Работы столько, что одному мне не справиться. Придется открыть филиалы. Колоссальные возможности. Миллионы, мой мальчик, миллионы! — Он помолчал, держась за ручку входной двери. — Конечно, — продолжал он, — в данную минуту не следует закрывать глаза на тот факт, что я стеснен и связан по рукам и ногам отсутствием капитала и вынужден приступать к делу в самом малом масштабе. Из чего следует, малышок, что так или иначе мне необходимо раздобыть капитал.
