Олег Агранянц - Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди
Я и еще несколько человек ждали встречи с Полянским не одну неделю, и вдруг неожиданно нас уведомили, что через полчаса Полянский нас примет. Мы явились в Совмин. Было лето, и я пришел без галстука. Полянский спросил:
— Почему без галстука?
Я невнятно промямлил: мол, жарко. На что Полянский ответил:
— Я чувствую, вам будет жарко работать в правительственных организациях.
К счастью, за этими словами ничего не последовало, и я был утвержден сначала экспертом Бюро специальных переводов, а потом экспертом отдела химии Государственного комитета по координации научно-исследовательских работ при Совете министров РСФСР.
Так началось мое «восхождение в номенклатуру».
21. На любой невыполнимый приказ есть легковыполнимый докладОднажды я присутствовал на совещании, которое проводил председатель комитета Павел Иванович Аброскин.
Совещание Аброскин начал спокойно:
— Вчера вечером, часов в восемь, мне понадобилась справка по цветной металлургии. Звоню в отдел цветной металлургии. Никого. Ну, думаю, знаю я вас: пьете чай в отделе черной металлургии. Звоню туда. Никого. Звоню в отдел геологии. Никого. Звоню вахтеру. И что узнаю!
Голос его крепчал:
— Оказывается, все ушли еще в пять часов!
Наш рабочий день заканчивался в пять часов.
Аброскин продолжал:
— Ну, думаю, теперь все так работают. Звоню в Совмин. Все на местах. Звоню в ЦК. Все на местах.
Он сделал паузу и закончил:
— Руководители отделов, к двенадцати часам представить мне список сотрудников, без услуг которых мы могли бы обойтись. По два на отдел. Совещание окончено.
— Что вы будете делать? — в ужасе спросил я у Д. Жимерина, заведующего отделом энергетики.
Опытный хозяйственник, всю войну проработавший министром электростанций, успокоил меня:
— Ничего страшного. Напишу фамилии самых нужных работников. Он не станет их увольнять.
— Получится? — не поверил я.
— Со Сталиным получалось — и с Аброскиным получится.
Находившийся рядом заведующий отделом геологии, бывший министр геологии А. Сидоренко засмеялся:
— Учись. На любой невыполнимый приказ есть легковыполнимый доклад.
И действительно получилось.
22. Тайный полетДелегация французских нефтяников должна была лететь в Уфу. Уфа тогда была городом закрытым, иностранцев туда не пускали, но по чьему-то начальственному благословению французам разрешили посмотреть Ново-Уфимский нефтеперерабатывающий завод. Я должен был сопровождать делегацию.
Мне сказали, что самолет вылетит из Внуково, хотя по расписанию он должен был лететь из Шереметьево.
Мы прибыли во Внуково в восемь утра. Никаких объявлений. Ждем. Через час к нам подошел какой-то человек и сказал мне по секрету, что самолет сейчас в Шереметьево, там он возьмет пассажиров, прилетит сюда минут через сорок. Ждем. Прошел еще час. Снова появился тот же человек и сказал, что самолет вернули в Шереметьево, там высадят всех пассажиров, и потом он прилетит к нам.
Через час он снова подошел к нам и сказал, что самолет уже во Внуково и мы можем пройти на борт. Что мы и сделали. Кроме нас в самолете пассажиров не было. Не было даже стюардесс. Взлетели.
Примерно через час ко мне подошел приехавший с французами переводчик, мой старый знакомый граф Николай Александрович Черкезов:
— Мне кажется, что мы возвращаемся.
Я удивился:
— Почему вы так решили?
— Сначала солнце было спереди, а теперь сзади.
Ничего не поделаешь.
Еще через полчаса он снова подошел ко мне:
— Мне кажется, мы снова повернули.
Через час вышел член экипажа и сообщил:
— Через десять минут посадка в Куйбышеве.
Отмечу, что в те годы Куйбышев был еще более закрытым городом, чем Уфа.
В Куйбышеве нам разрешили выйти из самолета, и мы минут десять погуляли по летному полю. Потом нас провели в другой самолет.
Когда мы поднялись в этот самолет, то увидели, что все окна в нем заклеены.
На этом самолете мы и добрались до Уфы.
Отмечу, что назад мы летели обычным рейсовым самолетом, с пассажирами, с остановкой в Куйбышеве, где вместе со всеми вышли в зал ожидания. Очевидно, на этот раз бдительные товарищи про нас просто забыли.
23. Помнить об огурцеВ Уфе нас принимал председатель совнархоза, фамилию забыл. После короткой вступительной беседы нас отвели в зал, где был накрыт стол. И начались тосты.
На следующее утро меня разбудил переводчик французской стороны граф Черкезов:
— Олег Сергеевич, голубчик, спасайте. Там происходит нечто ужасное.
Я быстро оделся, и Черкезов повел меня в столовую. Там я увидел председателя совнархоза и моих французов, перед каждым стоял огромный фужер с водкой и более ничего.
Увидев меня, председатель встал и приказал:
— Скажи французам, чтобы пили. У нас так принято.
Я начал слабо возражать, но после его грозных слов «Ты-то сам за кого?» понял, что мне может не поздоровиться.
Всепонимающий Черкезов испугался за меня:
— Может быть, можно что-то предпринять? — спросил он.
А председатель не отступал:
— Пусть пьют.
И тут, к удивлению французов, я начал кричать на председателя:
— Это безобразие! Как вы можете! Это иностранцы. Они не могут пить утром водку без закуски!
— Не могут без закуски? — удивился председатель. — Ладно.
Он дал приказ официанту, и тот мигом принес каждому по свежему огурцу.
— Объясните, что нам надо делать, — попросили меня французы.
— Все очень просто, — ответил я. — Начинайте пить и думайте об огурце. Думайте только об огурце. Когда все выпейте, моментально съешьте огурец.
Они так и сделали.
После этого два официанта стали приносить закуски. Повеселевшие французы накинулись на еду и не отказывались от следующих тостов, правда, пили уже из рюмок.
— А ты молодец, — похвалил меня председатель. — Переходи ко мне на работу. У меня часто бывают делегации.
Я вежливо отказался. Теперь задним числом думаю: а не совершил ли я ошибку?
24. Бдительность прежде всегоПосле завтрака с обильным количеством спиртного французскую делегацию повезли на Ново-Уфимский нефтеперерабатывающий завод. Дело было летом. Жара и длительные переходы привели немолодых французов в некондиционное состояние, и они с трудом соображали, о чем им рассказывают.
Вдруг ко мне подошел тип в темном костюме и замызганном галстуке:
— Вы сопровождающий из Москвы?
Я подтвердил.
— Прекратите это безобразие.
Я поинтересовался, какое. Он показал на председателя совнархоза.
— Он им показывает сверхсекретные установки.
— Скажите ему сами.
— Я пробовал, он не понимает.
Я попытался успокоить служивого человека и сказал, что французы очень пьяны и ничего не соображают, но он не отставал:
— Скажите председателю. Вы же из Москвы.
Я подошел к председателю и рассказал ему о разговоре с бдительным человеком.
— Ладно, — отчеканил он. — Приму меры.
Через пять минут появился какой-то субъект с чемоданчиком. Он отозвал бдительного человека в сторонку. И я увидел, как из чемоданчика он вынул бутылку коньяка.
Через полчаса я встретил этого человека. Он улыбался и меня не узнал.
25. Завод-невидимкаГосударственный комитет по координации научно-исследовательских работ был заведением совершенно ненужным.
Наша работа состояла в составлении бумаг и их пересылке. Мы требовали от научно-исследовательских институтов прислать нам предложения по поводу того, какую новую технику надо бы купить за рубежом. Потом, снабдив эти предложения стандартными сопроводительными, направляли их в Госплан. Получив ободрение Госплана, где их, естественно, никто не читал, пересылали в Министерство финансов. Получив согласие Минфина, пересылали в Министерство внешней торговли. Через пару лет внешторговцы сообщали нам, что оборудование закуплено.
Дальше «работали на опережение».
Мы выбирали заводы, куда, по нашему мнению, нужно было поставить это оборудование, и обращались с предложением в Госснаб, чтобы он разослал оборудование по этим заводам, а сами следили, как заводы внедряют это оборудование. Если не внедряли, мы лишали их премий. Поэтому перед концом квартала у нас появлялись гонцы с мест и норовили водить нас по ресторанам. Делалось это для того, чтобы мы поскорее «вошли в правительство» с просьбой перенести внедрение новой техники на следующий год.
Как-то кирпичный завод в Камышине не прислал нам отчет о тех преимуществах, которые он получил, внедрив присланную нами технику. Не прислал раз, не прислал другой. Мы ему — грозное письмо: снимем премию. Не отвечает. Мы ему — письмо еще более грозное. В ответ — молчание.
