Софи Кинселла - Шопоголик спешит на помощь
– Минни, – строго говорю я, – ты даже не сказала спасибо. И нельзя выпрашивать чужие вещи. Что теперь будет делать бедная Дженис?
Очки сползают Минни на нос, и она, придерживая их одной рукой, надолго задумывается.
– Спасибо, – говорит она в конце концов. – Спасибо, Венис.
(«Дженис» она пока не выговаривает.) А потом вытаскивает из волос розовую заколку-бантик и сует в руки Дженис.
– Вот.
Я невольно хихикаю:
– Минни, взрослые не носят такие заколки.
– Ничего подобного! – возражает Дженис. – Очень красивая, спасибо, Минни.
Она прикалывает бант к седым волосам, где он, конечно же, совсем не смотрится, а я вдруг понимаю, как сильно ее люблю. Я знаю Дженис всю жизнь, она всегда была немножко странной – но только посмотрите на нее! В таком возрасте сорвалась с места и прилетела на другой конец света лишь затем, чтобы утешить маму. А еще она постоянно развлекает нас историями со своих курсов флористики и вообще следит, чтобы мы не заскучали (история с наркотиками, естественно, не в счет).
– Спасибо, что приехала, Дженис!
Я порываюсь обнять ее, хоть это и непросто, потому что у нее под рубашкой сильно выдается вперед, как беременный живот, поясная сумка. Мама тоже такую носит – это, мол, безопаснее, хотя как по мне, подобные штуки только привлекают интерес грабителей: «Внимание, вся наличка здесь!» Впрочем, эти мысли я держу при себе, потому что мама и без того переживает.
– Мама… – Ее я тоже обнимаю. – Не волнуйся. Уверена, с папой все хорошо.
– Конечно, Бекки, – натянуто отвечает она. – Просто все эти тайны и секреты… в моем возрасте уже не до них.
– Понимаю, – мягко отвечаю я.
– Папа не хотел называть тебя Ребеккой. Это я выбрала имя.
– Я помню.
Мы говорили на эту тему уже раз двадцать. Собственно, первое, что я спросила у нее при встрече, – почему меня назвали Ребеккой?
– Просто тогда я прочитала ту книгу, – продолжает мама. – Дафны дю Морье.
– Да, знаю, – терпеливо киваю я.
– А папа не хотел. Ему нравилось имя Генриетта.
Мама страдальчески морщится.
– Генриетта! – фыркаю я. Ну какая из меня Генриетта?
– Но почему он не хотел называть тебя Ребеккой?!
Голос мамы становится громче, чуть ли не срываясь на визг.
Наступает тишина, только щелкают жемчужины в мамином колье, которое она нервно теребит руками. Мне больно видеть, как дрожат ее пальцы. Колье ей подарил папа, оно старинное, тысяча восемьсот девяносто пятого года (я сама помогала его выбирать). Мама в тот день была такой счастливой… Папа каждый год получает ББ – так мы называем Большой Бонус, – и устраивает нам всякие приятные сюрпризы.
В общем, папа у меня удивительный. Ему по-прежнему выплачивают крупные гонорары, хотя он уже несколько лет не занимается страхованием. Люк говорит, что папа, судя по всему, редкий специалист в узкой сфере, раз его услуги так щедро оплачивают. Папа же обычно скромничает, никогда не хвастается и все деньги тратит на нас. Вот такой он человек. Добрый. Заботливый. И сбежать без предупреждения – это очень на него непохоже.
Я осторожно выпутываю жемчуг из маминых пальцев.
– Не надо, порвешь. Мама, пожалуйста, успокойся.
Дженис берет ее за руку.
– Пойдем, Джейн. Сядем за столик, закажем что-нибудь перекусить. Представляешь, кофе здесь у них без ограничений, чашку можно наполнять снова и снова – сколько захочется! Бесплатно! Это ж так здорово. Лучше, чем всякие там латте и грандачино…
Они уходят, а мы с Минни наконец попадаем во двор. Снаружи мне сразу становится легче, несмотря на палящее солнце. Все сейчас напряженные и злые. Мне надо бы сесть и серьезно поговорить со Сьюз, но ничего не выйдет, пока рядом крутится Алисия…
О-о-о, вот это да!
Я замираю как вкопанная, однако гляжу не на захудалый загон с животными, где под видом «контактного зоопарка» стоят три жалкие козочки, а на табличку «Ярмарка народных промыслов». Наверное, стоит сходить, взбодриться немного, купить пару сувениров… А заодно поддержать местную экономику. Да. Точно.
Впереди штук шесть открытых киосков с одеждой и поделками. Возле одного стоит тощая девица в замшевых сапожках на высоком каблуке. Она складывает в корзинку бусы, то и дело восклицая: «Ух ты, какие классные! Отличный подарок на Рождество, куплю несколько штук!»
Я подхожу ближе, как вдруг из-за одного прилавка появляется седая старая леди, и я невольно вздрагиваю. Она и сама похожа на куклу ручной работы – вся смуглая и морщинистая, точно дубовая коряга. На ней кожаная шляпа, перехваченная шнуром под подбородком, и длинная клетчатая юбка, которой лет сто, не меньше. Во рту заметно не хватает зубов.
– У вас отпуск? Отдыхаете? – интересуется дама, когда я принимаюсь перебирать кожаные сумки.
– Ну… Не совсем, – честно отвечаю я. – Путешествую. Ищу кое-кого.
– А, охотитесь, – понятливо кивает она. – Мой дед был охотником за головами.
Охотником за головами? Клево! До чего же интересная профессия. Я невольно представляю визитку с ковбойской шляпой в уголке: «Ребекка Брендон. Охотница за головами».
– Ну, я тоже вроде как этим занимаюсь, – слышу свой собственный беспечный голос.
Так ведь оно и есть. Я же ищу людей, правда? Фактически охочусь за ними…
– Может, поделитесь опытом, дадите совет? – прошу я.
– Запросто, – сипло соглашается старая леди. – Мой дедушка часто говаривал: «Не догоняй, а загоняй».
– «Не догоняй, а загоняй»? – эхом повторяю я. – Что бы это значило?
– Это значит – будь умнее. Не ищи беглеца – ищи его друзей. Семью.
Она вдруг выкладывает на прилавок темно-коричневую сумку странной формы.
– Вот прекрасная кобура для вас, мэм. Ручная работа.
Кобура?
Это которая для… для револьвера?
– О! Точно! Кобура. Здорово. Дело в том, что… – Я смущенно кашляю. – У меня нет оружия.
– Как это нет оружия?!
Теперь я чувствую себя размазней. В жизни не держала в руке пистолет, не говоря уж о том, чтобы купить свой собственный. А ведь стоило бы об этом задуматься. Мы же на Диком Западе, так? Значит, нужны сапоги, шляпа и револьвер. Наверняка здесь все девушки первым делом оценивают твое оружие, а вовсе не сумочку.
– Я хотела сказать, с собой, – тут же уточняю. – А когда возьму, то обязательно вернусь и подберу кобуру.
Отходя от прилавка, я думаю, где бы побыстрее взять уроки стрельбы, получить лицензию на огнестрельное оружие и купить «глюк». То есть «глок». Или лучше «смит-вессон»? Я ведь в них совершенно не разбираюсь! И почему только не выпускают оружейный «Вог»?..
Я подхожу к следующему столу, где та тощая девчонка набивает уже вторую корзинку.
– Привет, – весело говорит она. – Представляете, эти платки идут со скидкой пятьдесят процентов!
– На некоторые даже семьдесят пять, – вмешивается владелица (в ее седую косу вплетены цветные ленточки – выглядит супер!) – У нас распродажа-ликвидация.
– Ничего себе!
Я поднимаю один платок. Он и впрямь из очень мягкой шерсти с красивой вышивкой. Шикарная вещь за такую-то цену.
– Я беру два – себе и маме, – продолжает откровенничать девица. – А вам стоит взглянуть на ремни. – Она указывает на соседний прилавок. – Их много не бывает, согласитесь?
– Верно. Ремни – основа любого гардероба.
– Точно, – с энтузиазмом кивает девица и спрашивает продавца: – А можно еще корзинку? Вы «Американ Экспресс» принимаете?
Пока они возятся с терминалом для оплаты, я перебираю платки. Странно. То ли у меня не лежит к ним душа, то ли еще что, но я, несмотря на все великолепие шерсти, вовсе не хочу их покупать. Словно без аппетита гляжу на тележку десертов.
Поэтому я направляюсь к следующему прилавку взглянуть на ремни.
Они и правда шикарные. С тяжелыми красивыми пряжками, разных цветов… И все же с ними что-то не так. Потому что мне совершенно не хочется их покупать. Более того, от одной этой мысли начинает тошнить. Ничего не понимаю.
Девица тем временем выставляет на прилавок пять битком набитых корзинок и роется в сумочке «Майкл Корс».
– Я уверена, что с той кредиткой все в порядке, – раздраженно фыркает она. – Ладно, давайте попробуем другую… О, черт!
Она роняет сумку и наклоняется, чтобы собрать вещи. Я хочу помочь ей – но меня окликают по имени. Из дверей закусочной выглядывает Сьюз.
– Бекс! Твой заказ принесли… – Она осекается и окидывает взглядом пять полных корзинок на прилавке. – О, все как всегда. Ты ходишь по магазинам. Как будто у нас дел больше нет.
От ее осуждающего тона лицо заливается краской. Однако я молчу. Нет смысла оправдываться. Сьюз все равно найдет, в чем меня обвинить. Она исчезает, и я облегченно вздыхаю.
– Пойдем, Минни! – говорю как можно беззаботнее. – Позавтракаем. Вдруг тебе достанется молочный коктейль?
– Коктейль! – радуется Минни. – От коровы? Шоколадной коровы?
– Нет. Сегодня – от клубничной, – отвечаю я, щекоча ей подбородок.
