Джо Листик - Сексуальный переворот в Оушн-Сити
Камакин издали успел увидеть, как несчастного Эдика извлекли из груды коробок и швырнули в «Хонду». Он едва не рыдал, ощущая собственное бессилие, когда проклятая «Хонда», круто развернувшись, тут же умчалась в неизвестном направлении.
Эдик окончательно пришел в себя уже в машине амазонки. В голове что-то страшно гудело, а тело буквально разламывалось на части из-за ужасно неудобной позы, в которой он пребывал в данный момент.
Оторвав лицо от пола, Дьячкофф разглядел неподалеку от себя изящные ножки своей захватчицы.
Еще одно невероятное усилие – и Эдик, который до того лежал на полу свернувшись калачиком перед свободным передним креслом, попытался сесть.
Когда через несколько минут ему все же удалось это сделать, и Дьячкофф с плаксивой гримасой принялся было растирать затекшие конечности, амазонка ткнула ему в бок стволом «Узи».
– Замри, если хочешь жить! – голос женщины был негромким, но ее злобные интонации не сулили пленнику ничего хорошего.
Дьячкофф громко всхлипнул:
– Куда ты меня везешь?
– Оттуда не возвращаются, – мрачно улыбнулась амазонка.
Глава 27
В городском управлении полиции дежурный офицер внимательно выслушал рассказ Макса и постарался немного успокоить пострадавшую. Как выяснилось, в полицию уже поступили многочисленные звонки о стрельбе на пляже и несколько патрульных машин получили указание немедленно следовать к месту происшествия.
Сообщение взволнованной женщины, примчавшейся в управление на джипе прямо в бикини, помогло уточнить приметы неизвестной преступницы и некоторые детали самого нападения.
– У нее на груди татуировка, – несколько раз повторил Макс, пока полицейский что-то записывал в своем журнале.
– Вы запомнили марку машины?
Камакин утвердительно кивнул.
– По-моему, у нее была красная «Хонда».
Камакину стоило немалых трудов убедить копов взять его в одну из своих патрульных машин. Те долго отнекивались, ссылаясь на какие-то должностные инструкции, но, в конце концов, пошли на попятный и все же дали согласие. Решающим доводом стало утверждение Макса, что никто из городских стражей порядка в глаза не видел ни пресловутой амазонки, ни его, Камакина, похищенной «сестры».
Насчет сестры Макс, конечно, приврал, но именно этот ход оказался наиболее верным. Спустя сорок минут после того, как взволнованный Камакин сделал заявление дежурному офицеру, он (то есть Макс) уже располагался на заднем сидении патрульной машины № 93 в обществе сержанта Фергюссона и его напарника сержанта Флинта.
Фергюссону на вид было около тридцати пяти. Глядя на медвежью фигуру копа и его круглую красную физиономию с маленькими заплывшими глазками, крупным мясистым носом и еще более мясистыми щеками и подбородком, Камакин предположил, что тот весит никак не меньше ста тридцати кило и, кажется, не дурак выпить.
Сержант Флинт выглядел младше Фергюссона, но, в отличие от напарника, определенно не обладал представительной внешностью. Будучи на голову ниже и примерно в два с лишним раза тоньше Фергюссона, Флинт, скорее, походил на неприметного серого воробьишку с круглыми, немного удивленными глазками, острым любопытным носиком и ртом, действительно чем-то напоминающим птичий клюв. Растрепанные волосы пепельного цвета лихо торчали у него из-под форменной фуражки, которую полицейский почему-то не хотел снимать с головы даже в машине.
С первых же слов, произнесенных Флинтом, Максу стало ясно, кто старший в их троице. У маленького сержанта, несмотря на тщедушную внешность, оказался звучный басовитый голос, которым он бойко забивал писклявый тенорок Фергюссона.
– Для начала я должен убедиться, что эта ведьма с автоматом не выискивает очередную жертву в нашем квадрате! – твердо заявил Флинт, и Фергюссон покорно запустил двигатель «девяносто третьей».
В течение следующего часа их автомобиль со включенной сиреной носился по кварталам закрепленного за Флинтом участка в поисках зловредной девицы, а Камакин со все возрастающим удивлением наблюдал за тем, как воробей-Флинт уверенно командует безропотным медведем-Фергюссоном (Макс не удержался и сразу же мысленно дал прозвище каждому из сержантов).
Помимо этого Камакин, правда, не забывал таращиться по сторонам, пытаясь обнаружить злополучную «Хонду».
– Куда ты прешь? Там одностороннее движение! – шумел воробей, и Фергюссон в очередной раз тяжело вздыхал и обливался потом.
– Сворачивай влево! – и медведь проворно выполнял приказ бдительного начальника, который при этом как ни в чем ни бывало жевал гамбургер, запивая его обжигающе горячим кофе.
Очень скоро и Макс, и воробей-Флинт поняли, что ведьма с автоматом, похоже, ограничилась захватом одной заложницы и сейчас, вероятно, отсиживается в каком-нибудь тайном убежище, верша там свои темные делишки.
– Малый ход! – наконец по-морскому скомандовал Флинт и «девяносто третья» послушно погасила скорость и медленно заскользила вдоль бетонной кромки.
– Может, и шарманку выключим? – предложил Макс, намекая на противные завывания сирены. Полицейская сирена почему-то раздражала его гораздо больше, чем маячившая перед глазами полицейская форма сержантов.
Флинт оценил своевременность предложения полуголой дамочки с заднего сидения и важно кивнул напарнику. Тот незамедлительно выполнил указание, нажав на нужную кнопку.
С начала поисков прошло уже больше пяти часов, когда Камакин обнаружил очередную красную «Хонду». Она стояла в глубине открытого гаража и, если бы не лучи заходящего солнца, Макс вряд ли бы заметил автомобиль.
– Еще одна «Хонда»! – он легонько толкнул в плече дремлющего сержанта.
– Где?! – встрепенулся Флинт.
Они остановили машину и сдали задним ходом, чтобы получше разглядеть цвет и марку гаражного авто.
В ходе короткой разведки полицейские довольно быстро убедились, что «Хонда» еще совсем недавно побывала в какой-то передряге: у нее были сильно поцарапаны крылья и двери, а также серьезно поврежден передний бампер. Заглянув под машину, Флинт обнаружил под двигателем большую лужу масла.
Воробей тут же связался по рации с управлением полиции и доложил о находке. Управление терпеливо выслушало доклад и приказало ждать.
Через десять минут на Гардинг-стрит рядом с ничем не примечательным двухэтажным домом с балкончиком находилось не менее пятнадцати патрульных машин и сорока полицейских во главе с окружным шерифом Уильямом Шумахером.
Зрелище было что надо: тревожно мелькали полицейские мигалки, шериф Шумахер, отдавая приказания, что-то гневно кричал в свой мегафон, а десятки табельных стволов невесть откуда взявшихся копов, словно заколдованные, уставились в сторону окон и дверей подозрительного дома.
Тем временем Макс сидел в «девяносто третьей» и тихо молился за успех операции по спасению Эдика.
Операция началась через полчаса, когда Шумахер окончательно убедился, что похитительница, или же похитители, не собираются выходить к полиции с поднятыми руками.
Штурм был стремительным и неотразимым. По команде Шумахера два десятка молодцов в бронежилетах и специальных шлемах дружно вышибли двери и почти все окна первого этажа, после чего вихрем ворвались в дом.
Наварро они обнаружили в ванной комнате, где тот безмятежно при включенном на полную громкость магнитофоне нежился в пенной воде. Завидев воинственно настроенных мужчин, преступница подняла дикий крик, но ее быстро успокоили, как только разглядели орла на груди.
Эдика нашли на чердаке, подвешенным вниз головой за здоровенный металлический крюк. Когда Максу удалось, наконец, прорваться к нему, Дьячкофф лежал на носилках с отрешенным лицом и тихо стонал. Рядом с ним хлопотали два санитара.
Камакин довольно бесцеремонно отодвинул в сторону одного из медбратьев и нежно похлопал приятеля по щеке.
– Эдик, ты в порядке? – в эту минуту Макс испытывал к нему почти материнскую любовь.
Дьячкофф открыл глаза и слабо кивнул.
– Она была уверена, что все это сделал я… – всхлипнув, признался Эдик.
При захвате преступницу явно застигли врасплох, и потом, когда ее в наручниках привезли в полицейское управление и отвели на допрос в кабинет к Шумахеру, она все еще находилась в легком шоке.
В служебном кабинете полицейского начальника эта испуганная девица с мокрой головой, в малиновом банном халате и шлепанцах на босу ногу, выглядела довольно пикантно.
Шериф долго разглядывал ее лицо, наполовину скрытое прядями черных влажных волос, прежде чем потребовал показать ему татуировку.
Мексиканка было заупрямилась, но приведший ее коп крепко схватил красотку за руки, а затем бесцеремонно распахнул халат на груди у строптивой пленницы.
Воспоминания о беглом Наварро были еще весьма свежи в памяти Шумахера, и едва увидев знакомую татуировку с орлом на смуглой коже девицы, он обомлел так, будто внезапно нашел золотой самородок размером с приличный булыжник!
