Юлия Вознесенская - Жила-была старушка в зеленых башмаках…
— Полно, полно, Марусенька. Господь милостив: может, тем, кто при коммунистическом режиме родился, вырос и жил, по грехам какое-то снисхождение будет… Это ж большевики делали все, чтобы уничтожить семью.
— Все на большевиков ведь не спишешь, подружка! Большевики долго семью разрушали, и все это не удавалось. — Маруся успокоилась и вытерла слезы фартуком. — Ты вспомни, Ликуня, как жили ленинградцы после войны! В коммуналках, без горячей воды, без ванн, по пять-семь человек в комнате, а для тетушки или бабушки хоть уголок за шкафом, но находился. В старческих домах действительно только сирые старики жили. А сейчас при живых детях порой живут!
— Случается.
— А ты вот жалеешь теперь, что не вышла замуж, Лика?
— Как тебе сказать, Маруся… Раньше я хотела выйти замуж, да все как-то не складывалось. За мной все поэты, художники да музыканты ухаживали, а они народ ненадежный. Ну и все казалось, что я еще молода и хороша собой, что настоящее мое счастье — впереди. А впереди-то оказалась одна только старость. И если бы не подружки мои, то одинокая старость.
— А старичка какого-нибудь подходящего не пробовала найти?
— Где ж его найдешь — подходящего.
— Так по объявлению! Ты же в Интернет выходишь, а там много всяких объявлений.
— Фу, стыд какой — жениха по объявлению искать на старости лет! Да меня подружки засмеют! Браки совершаются на небесах, а не в Интернете! А ты что, Марусь, тоже в Интернет заглядываешь?
— Да Господь с тобой! С меня телевизора и видика во как хватает: чуть голова не в порядке — кнопки путаются, и такая нервотрепка начинается! Это ты в Интернете как у себя дома.
— Это же мой хлеб, Маруся.
— Ну да, ты стишками зарабатываешь. А что бы тебе в перерыве между стишками женишка приискать по душе? Нашла бы себе друга, а там, глядишь, что-нибудь бы и сложилось…
— Есть у меня друг в Интернете, Маруся. На сайте куртуазной поэзии.
— Это что — «куртуазная» поэзия?
— Утонченная, изысканная.
— Не для всех, значит?
— Вроде того. Мы стихами обмениваемся с моим другом виртуальным.
— Это фамилия у него — Виртуальный? Несерьезная какая-то фамилия, ты смотри там, осторожней…
— Нет, Маруся, «виртуальный друг» — это такой не совсем настоящий друг, который существует только в Интернете, в виртуальном пространстве.
— Так его что, на самом деле и нет, что ли?
— Нет, он есть, конечно, но в жизни он наверняка совсем другой. Как и я.
— И какая же ты там, в пространстве этом верти?..
— Виртуальном. Ну, я-то уж точно не такая, как на самом деле. Меня там зовут Орхидея Нежная, я там вся такая таинственная, загадочная, изысканная.
— А он какой?
— Тоже достаточно изысканный и в меру загадочный. Мы с ним пишем друг другу длинные письма, иногда в стихах. Стихи у него хорошие. Особенно те, которые он мне посвящает.
— О, у вас уже и до стихов дошло! А познакомиться в жизни слабо?
— Слабо, Марусенька. Жизнь — она, знаешь ли, обязывает. Да и разочароваться друг в друге не хочется.
— Это ты зря. Познакомились бы, а вдруг… Конечно, два старика — это еще не семья, но все-таки…
— А с чего ты взяла, что он старик?
— А разве нет?
— Не знаю… Мы, правда, любим одни и те же стихи и книги.
— Видишь! Ну так и надо познакомиться, чего тянуть-то?
— Ах, Марусенька, я столько разочарований перенесла в жизни, что еще одно на склоне лет… Давай не будем об этом!
— Как скажешь, кума, тебе жить. Только кажется мне, что в семье жить все-таки лучше. Вот взять моих детей и внуков. Хоть они и не слушаются меня никто, но с ними как-то веселее… Да и надежнее!
— Конечно, дети надежнее, чем государственная пенсия. Или приработок мой — стишки писать…
Они надолго замолчали, дергая сорняки. Потом Маруся вдруг вспомнила:
— Ох, сериал-то свой я сегодня пропустила! Ну да шут с ним… Последние известия лишь бы не пропустить. Как это вы живете без телевизора?
— Ну, это только на даче… В городе у нас есть телевизоры, мы иногда что-то смотрим.
— Иногда?
— Ну не каждый же день смотреть все подряд!
— Как это — не каждый день? А новости? Новости — они ж каждый день разные!
— Да уж будто бы?
— Ну да! Вчера показывали землетрясение в Мексике, а сегодня с утра — последствия тайфуна на Филиппинах и взрыв в испанском супермаркете.
— Безумно актуальные и важные для тебя новости! Ты что, Маша, собираешься помогать жертвам тайфуна на Филиппинах?
— Да нет, конечно…
— Ты такую тяжелую жизнь прожила, Маша, столько бед перенесла — зачем тебе еще смотреть на чужие беды?
— Ну… чтобы в курсе новостей быть!
— Взрывы и землетрясения — это не новости, а происшествия. Ими должны заниматься те, кого это касается по службе — спасатели и полицейские. Зачем тебе видеть горе людей, которым ты не можешь помочь? Грех это — любопытство к чужой беде.
— Верно, грех… Да ведь делать-то мне все равно нечего! Только телевизор и остался!
— Смотри программу «Культура» или православный канал «Спас».
— Там думать надо, напрягаться. А тут сиди себе и сиди, чаек попивай, а тебе все покажут и расскажут, подскажут, что думать. И время пройдет незаметно!
— Оно не пройдет, Марусенька, а уйдет безвозвратно и даром.
— Ох, ты права, ты сто раз права, Ликуня! Ведь у меня как? Утром встану, халат накину, кой-как умоюсь — и к телевизору. Ну точно как раньше к корове вставала — ватник накинешь да бежишь — как там моя буренушка? А уж потом чай себе сделаешь, бутерброд — и так и завтракаешь, не за столом, а перед ящиком этим.
— Помолиться-то хоть успеваешь?
— Да какое там!
— Это нехорошо, Маруся!
— Да уж что тут хорошего… Но ведь как утренний сериал пропустить? Выкинуть бы ящик этот, а страшно — а ну как без него с тоски взвоешь? Вот что безработица с людьми-то делает!
— Какая безработица, Маруся?
— Да моя безработица!
Лика согласилась, что безработица — страшная вещь.
Потом они перешли к обсуждению деревенских новостей: сколько еще новых домов строят ориновцы, и по какой причине сгорели два дома — на одном конце деревни и на другом, кто купил машину и гараж построил, а кто спился окончательно.
Закончили они прополку. И что же оказалось? Все три грядки были в зеленую клетку!
Маруся постояла, оглядела их и объявила:
— Все ясно! Вдоль посеяны цветы, а поперек — овощи! Что будем оставлять?
— Все оставим.
— Так проредить-то все равно надо!
— А вот Агуня с Варежкой вернутся из города — тогда и проредим.
— Завтра?
— Если они не очень устанут и дождя не будет, то можно и завтра.
— Ладно. В таком случае мне надо бежать.
— Сериал свой смотреть?
— А, да ну его, сериал этот! У меня теперь дело поважнее сериала есть! Завтра расскажу и покажу тебе, что я задумала А ты как встанешь и позавтракаешь, загляни ко мне, ладно?
— Загляну. А ты не останешься со мной пообедать?
— Нет, уж прости! Некогда мне!
Маруся ушла, отказавшись даже и от чая, — случай небывалый, чай пить в Оринке любили все и делали это с чувством и подолгу: чаепитие в Оринке было не столько удовольствием, сколько средством общения.
«Все-таки, наверное, к телевизору своему побежала, соскучилась!» — подумала Лика Казимировна, но была она не права в своих подозрениях, что выяснилось позже.
Покормив Титаника, она пообедала сама, потом они оба прилегли отдохнуть на диванчике на веранде, а после отправились гулять в поля. Вернулись и сразу улеглись спать. Но уснуть Лике Казимировне долго не удавалось: почти до полуночи неподалеку тарахтел не то трактор, не то культиватор — спать не давал…
Агния Львовна и Варвара Симеоновна возвратились рано утром одной из самых первых электричек.
— Я бы еще поспала, — сказала Агния Львовна, — но Варежка торопила: «Вставай, лежебока! Летний день в деревне бережет здоровье на зимнюю неделю в городе, нечего его пропускать!» Пришлось вставать и ехать.
— Вот и хорошо, что приехали.
— Скучала без нас?
— Нет, не успела: мы с Марусей наши грядки пололи. Получились какие-то клетчатые грядки. Теперь их надо прореживать. Пойдемте, поглядите нашу работу!
Пошли смотреть работу.
— Вдоль — цветы, а поперек — овощи, — со знанием дела пояснила Лика.
— Что-то непонятное, — сказала Агния.
— Чушь какая-то выросла! — сказала Варвара. Она наклонилась поближе к зеленым клеткам. — Ой, Агуня, а ведь и вправду: вот так — цветы, а вот так — овощи! С ума сойти!
— Теперь, девочки, сами решайте, что оставим — цветы или овощи.
— Конечно, овощи! — сказала Агния Львовна.
— Разумеется, цветы! — возразила Варвара Симеоновна.
И обе они с ожиданием уставились на Лику Казимировну. Еще с детских лет у них установился непреложный закон: если мнения двух подруг расходились, то решающее слово принадлежало третьей, и, как правило, это была Лика, ни в каком споре не поспевавшая сказать первое или второе слово. К тому же она была самой уступчивой и умела найти примиряющее решение. Так вышло и на этот раз.
